Блажен, кто предков с чистым сердцем чтит.

И.Гёте

С размытого временем чёрно-белого снимка глядит седобородый мужчина в зимней шапке и утеплённом одеянии, с подобием трости в левой руке. Словно вопрошает: как вы там поживаете потомки? Без малого сто лет пожелтевшей фотокарточке, на ней наш прадед – Алексей Йовлевич Чашев, 1863 года рождения, крестьянин деревни Пылемы, основанной нашим далёким предком Иваном пять веков назад на высоком берегу реки Мезени.

Неурожайные годы косой голода опустошали дворы северян, поскольку скудны, худы приполярные земли. Потому и крепостное право здесь не прижилось — «неэффективным» оказалось. Так как «соха» прокормить не могла, занимались потомки свободолюбивых новгородцев отхожими делами, в числе коих на первом месте находился опасный морской промысел.

Кроме имени полагалось в те времена каждому крестьянину деревенское прозвище — «уставно» по-тогдашнему. За льняные волосы и пронзительные синие глаза получил в молодости Алексей Йовлевич прозвище Беля.

Шесть лет отслужил он во флоте на Балтике, вернулся на родину, женился на девушке из соседней деревни. Вассой Архиповной величали нашу прабабушку. Дети пошли у них. Шестерым удалось выжить. Наш дед – Василий Алексеевич, третий по старшинству, в 1897 году впервые огласил белый свет криком.

В 1890 году отошёл в мир иной отец Бели – наш прапрадед Иов Иванович, оставив заотнё (отцово наследство) сыновьям. В него вошли крепкий северный дом из двух этажей с хозяйственными постройками (поветью) под одной крышей, пара лошадей, инвентарь сельскохозяйственный, морской карбас. И знания коновала вместе с инструментами и бляхой цеховой старшему сыну передал. Так же как и ему когда-то его отец, наш прапрапрадед Иван Иванович.

Земля, море и коновальское умение кормили, одевали-обували наш род издавна. Согласно переписи 1897 года в небольшой деревне Пылеме коновалами числились 18 человек, из них 7 носили нашу фамилию.

В большом доме, кроме семейства Алексея проживали с семьями два его младших брата – Егор и Козьма. Хозяйство вели общее. За порядком в доме надзирала их матушка, наша прапрабабушка Марина Павловна.

Младшие братья на земле робили. Не работали тогда на Русском Севере, а именно робили, не работа была, а робление. Исказили корень древнего слова акающие россияне. Алексей летними месяцами в морях рыбу и зверя добывал, к осени домой возвращался, в бане парился, отдыхал недолго и снова в путь собирался. Коновала ноги кормят.

***

Волхвы (ведуны, кудесники) Древней Руси, выделившиеся, благодаря особым знаниям и умениям, из среды соплеменников, занимались как лечением скота, так и людей. «Огненный прострел», «лихоманку», прочие телесные и душевные болезни лечили они травами, снадобьями, заговорами, а также с «помощью» добрых и злых духов.

Со временем из волхвов вышли знахари (травники, шептуны, сведущие) и коновалы.

Знахарь (знатец, зотя) – человек, знающий своё дело, обладающий, по мнению соплеменников, сверхъестественными, магическими способностями, врачующий тело и душу. Знахарство считалось тогда мужским занятием. По мере накопления опыта в знахарской среде сложились специализации: кильных дел мастер (вправление грыж), костоправ, очных дел мастер, пчёлолекарь, рудомёт (кровопуск), травник. Разумеется, оставались и знахари – «специалисты широкого профиля». Знания копились и затем передавались из поколения в поколение лишь избранным.

С появлением домашнего скота начали люди постигать тайны обращения с животными, распознавать их болезни. Они заметили, что быки, бараны, жеребцы и поросята, лишённые «мужских признаков» становились более спокойными и лучше набирали вес. Для производства этой «операции» животное (коня, например) надо было уложить (повалить) на землю. От умения, а потом и рода занятия («коня валить») образовался термин «коновал». Первое упоминание этой «профессии» в доступных нам письменных источниках встречается в труде Ф.Поликарпова «Лексикон треязычный, сиречь речений славянских, еллиногреческих и латинских сокровище», изданном в 1704 году.

Коновальский промысел развит на Севере издавна. Вольные люди Поморья жили более зажиточно, в сравнении с населением остальной России, имели в собственности немало скота, потому и работой коновалы были обеспечены. В её поисках некоторые странствующие скотьи лекари ходили в XVI – XVIII веках в сибирские и дальневосточные земли, на западе добирались даже до Стокгольма, именуемого поморами градом Стекольным.

Но обычно коновал «обслуживал» определённую местность, где он был хорошо знаком владельцам скотины, и животные, их возраст, болезни были знакомы ему. Это позволяло умельцу заранее планировать предстоящие работы и рассчитывать примерные доходы от них. Разумеется, ходили по деревням и «специалисты» из других мест, конкуренция приводила порой к выяснениям отношений в различной форме между соперниками. Побеждал в «борьбе за клиента» более обходительный, говорливый, умеющий убедить хозяев познаниями и обилием медикаментов.

Хранились лекарства в кожаной сумке с начищенным до блеска медным знаком, изображающим всадника на коне и ведущего его за уздцы коновала, а также помощника, толкающего коня сзади.

В сумке находились крепкая верёвка («повал»), клещи, ножи, молоток и лещетки — деревянные прямые или слегка изогнутые пластинки с закруглёнными концами. Медикаменты хранились в склянках и кисетах.

В 1850 году издатель А.Евреинов опубликовал книгу с длинным названием «Новое практическое руководство к домашнему скотоводству и к лечению болезней домашней скотины, как то: лошадей, рогатого скота, овец, коз, свиней и собак, — в пользу городских, а особенно сельских хозяев с подробным наставлением, как содержать, выкармливать и разводить здоровую и прочную домашнюю скотину, как распознавать, предупреждать и лечить их болезни, почерпнутое из лучших иностранных и российских писателей Н.В.Данилевским».

Книга содержит «Коновальную аптеку», составленную на основе получивших широкое распространение на Руси в XVI-XVIII веках народных рукописных «аптек», «вертоградов» («сад здоровья») травников, лечебников и включает 122 наименования всевозможных лекарственных мазей, настоек, отваров, порошков, пойл, пилюль, смесей и других лекарственных средств, с указаниями их состава и способов применения.

И всё-таки едва ли не главным в коновальском деле были не инструменты и припасы из природной аптеки, а Слово. И само коновальство считалось в народе «наукой» сродни колдовству. Брался знахарь-коновал и за лечение человеческих болезней, в том числе вызванных воздействием «нечистой силы». Потому наряду со знаниями и умениями передавались народному лекарю тайны магических действий и заговорные слова. Кроме слов, произносимых вслух, существовали ещё «отреченные», доверявшиеся только преемнику по «науке». При этом считалось, что передавший их колдун терял власть над ними, сила слов переходила ученику, который обязательно должен был в них поверить, иначе колдуна-наставника ожидала лютая смерть в чёртовых лапах.

Причудливая смесь из языческих и христианских верований, характерная для воззрений русских людей прошлых веков, получившая в науке названия «двоеверие», «оязычивание христианства», «охристианивание язычества» находила отражение и в заговорах народных колдунов.

В них древнеславянский Велес (Волос) заменился христианскими иностранцами Власием и Василием Кесарийским; Макошь и Рожаница – Богородицей или девой Марией, её в русском народе ещё называли «вододательницей», «животодательницей», «млекопитательницей», «спорительницей хлебов» и «спасительницей утопающих». Возможно ещё и поэтому, Богородица особо почитаема в народе, равно как и её образы на иконах.

Под ликами христианских святых Русь сохранила языческий (языцы – «народы») дух. Потому и чужеземные святые наделены изначально несвойственными им функциями, нашедшими отражение в народных именах. Так, пророка Илью, заместившего славянского Перуна, стали называть в народе Ильёй Громовником. Святые Кузьма и Демьян переняли черты Сварога; святой Юрий (Егорий), он же – святой Георгий, он же – Георгий Победоносец, он же- римский император Диоклетиан, — принял функции Ярилы; место славянской богини Недели заняла святая Анастасия и потому известна в народе под именем святой Недельки; епископ из турецкого города Мира Николай Ликийский получил имена Николай Чудотворец, Николай Угодник, Николай Морской и Николай Мокрый; праведный Иов стал Иовом горошником, мученица Ирина — Ириной рассадницей, пророк Елисей — Елисеем гречкосеем, мученик Исидор — Сидором огуречником, Матрона Солунская — Матрёной полурепницей, мученица Мавра — Маврой молочницей, Сампсон Странноприимец — Самсоном сеногноем, великомученик Никита — Никитой репорезом, славянских берегинь заместили христианские ангелы.

Не исчезли народные (языческие) боги и духи, стали жить под ликами христианских святых, к ним обращались русские люди за помощью при болезнях и напастях. Как, например, в коновальском заговоре-молитве:

Господи, благослови!

Милостивый батюшка,

Конный заступник Фрол-Лавер,

Заступи, сохрани и помилуй

От жаркого водопоя,

От тяжелого перегона.

Семьдесят семь скорбей,

Семьдесят семь болестей,

Все скорби и болести отнимаю,

Бел-горюч камень на дно опускаю,

Чтобы этому белому горючему камню

Со дна не подыматься,

Ни в хрящах, ни в ноздрях,

Ни в буйной головушке.

Милостивый конный Фрол-Лавер,

Заступи, сохрани и помилуй.

В приведённом заговоре древнеславянский магический бел-горюч камень мирно соседствует с христианскими святыми Фролом и Лавром. Народная религия с присущими ей суевериями и мелкими обрядами далека от догматов богословия.

***

Отдохнул от морских и земных трудов Алексей Йолевич, в дорогу собрался. А с ним и младший брат Козьма.

Согласно переписи 1907 года в Мезенском уезде коновалами записано 270 человек. О них пишет Михаил Пришвин в книге «В краю непуганных птиц»: «Как только осенью на Мезени закончатся работы, сотни этих знахарей расходятся по Олонецкой и Архангельской губерниям. Они лечат всё: людей и животных. Они знают всевозможные заговоры. И каким уважением они пользуются в народе! Двери всякого дома перед ними открыты, везде едят, пьют, живут на одном месте иногда месяц, два и нигде никогда не платят, да и в голову никому не приходит брать с них деньги».

Не было тогда ветеринаров, а скотину-кормилицу лечить надо. Не обойтись крестьянину без коновала.

В знакомую по предыдущим визитам деревню заходил коновал. Стучался в дверь окраинного дома, перешагивал через высокий порог, крестился в красный угол, здоровался с хозяевами, получал приглашение отдохнуть, чаю выпить. За самоваром неспешно последние новости сообщал, истории любопытные складно сказывал, в том числе и о болезнях животных, подводил незаметно к «теме» посещения. Да так, что в итоге не он, а хозяева начинали убеждать его и себя в насущной необходимости «легчить» (кастрировать) жеребца по имени Воронок.

Человека острого на язык, владеющего складной, умной речью называли в Поморье языкатым. О таком говорили: «Языкатый трижды вывернется». Коновала не только ноги кормили.

И начиналось «легчение» коня. Не было оно «операцией» в современном понимании, в большей степени напоминало театральное представление. В этом народном искусстве знахари-коновалы близки другим носителям Слова – скоморохам.

Над поданным хозяйкой блюдцем с солью коновал чётко, ясно исполнял первый куплет заговора:

У божьей скотинки,

Крестьянской животинки,

Не было бы ни опуху, ни отеку,

Бело бы тело не ломило,

Да и костей не щемило,

Да и жил не волокло.

Семьдесят семь жил,

Сухих и пустых и чающих.

Не выйди ни крови, ни воды.

Господи, благослови!

После громкого вступления следовала пауза, заполняемая шепотом «солиста». Отреченные слова не для чужих ушей.

Но вот и они сказаны, просит коновал у хозяина благословения на доброе дело. Слышит в ответ: «Бог благословит». Выходят во двор, там ждёт привязанный к столбу жеребец. Коновальскими ремнями перекрестит его знахарь и молитву сотворит: «Во имя отца и сына и святого духа, аминь! Господи благослови!»

Ремнями опутывается конь, валится на землю. На это сила нужна. После удаления первого яичка заговор звучит:

У божьей скотинки,

Крестьянской животинки,

У моего крестника Воронка

Не было бы ни опуху, ни отёку,

Бело бы тело не болело,

Костей не щемило,

Жил не волокло.

Не было бы ни крови, ни воды.

Сам Егорей на коне

Приезжай ко мне.

Закуй, затяни рану свежую,

Упокой, не пускай кровь горячую.

Жеребец кричит,

За реку плывёт.

Комарик куснёт,

Коновал работает,

Яички вымает,

Егорей храбрый

Ему помогает,

Рану заживляет.

Второе яичко выброшено, тот же заговор повторяется. Ремни с жеребца снимаются, на ноги тот встаёт. Следующий заговор звучит:

Где конь катался,

Тут печаль-тоска останется.

Поздравляю господина хозяина

С конём-животом,

С облегченным мерином,

Нашим крестником.

Берёт коновал соль, в рот жеребцу бросает: «Будь здоров, Воронко, бегай легко». Щепоть соли в нос: «Складывай худерьбу, накладывай леготу».

И меж ушей соль :

От обрати не убегай,

Милых ребяток не обижай,

Хозяина слушай,

Соху-борону волочи,

За огороды не скачи».

Для останавливания крови следующий заговор:

«Две девицы дорогих,

Две иголки золотых, –

Они шелком шили-пошивали

И раны зашивали.

Зашейте и рану Воронка

Кровь стань у коня.

Во имя Отца и Сына

И Святого Духа. Аминь.

И вновь шепот отреченных слов.

Заходят в дом, молятся на образа, звучит «финальный аккорд» заговора:

Поздравляю господина хозяина

С облегченным мерином Воронком,

Нашим крестником,

Дай, господи, поить, кормить,

Работу работать да возы возить.

По городам, по монастырям

Ездить, богу молиться.

Сыновей, ясных соколов женить,

Дочерей, голубушек, взамуж выдавать.

А вздумаешь его продавать,

Триста рублей взять.

За вашу животину от баб

Коновалу шитой плат,

Как от старины повелось.

А ежели плату не припасли,

Так семь аршин полотна,

Чтобы коновалу рубаха была,

На ноги по аршину,

Пятый – на хвост,

Чтобы Воронко больше рос.

Шестой и седьмой – на гриву,

Чтобы жить вам счастливо.

Пироги на стол волоките,

Перед иконой лампадку зажгите,

Бутылку вина, ведро пива,

Чтобы жить вам всем счастливо.

Конём бы вам владеть да радоваться

Ровно сорок лет да и с гаком.

Хозяева кланяются, благодарят за помощь и добрые слова, выдают оговорённую плату. К накрытому столу приглашается коновал. И начинался пир, во время которого знахарь голову не терял, веселил хозяев сказами да прибаутками и заодно выпытывал сведения о хворях, болезнях, житейских проблемах животных и людей деревни. Знанием их подробностей он мог удивить следующих «клиентов». Память в этом помогала. Не пропивал её коновал.

Обращались к нему и с просьбами о помощи в делах людских. За эти услуги северные знахари денежную плату не брали. Исследователь Г.Цейтлин по этому поводу пишет: «Тип знахаря в Поморье – тип крайне интересный. Он глубоко верит в силу своего „заговариванья“, не лицемерит, потому что оказывает в большинстве случаев услуги совершенно безвозмездно. Здесь нет того, что называется „околпачиваньем“ – явление, с которым мы часто встречаемся в деревнях центральной России, где в большинстве случаев колдун обьявляет заранее цену, за которую он может оказать помощь. Нет здесь также и того фарисейства у знахарей, с которым мы встречаемся в других местах. Там колдуны являются паразитами деревни. А здесь простыми друзьями, искренно желающими помочь своему брату. И эта естественность и простота – характерная особенность поморского знахаря – невольно заставляют отнестись с уважением к ним людей, не верящих в их „заговоры“». (Цейтлин Г. «Знахарства и поверья в Поморье» (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1912. № № 1 и 4).

От «дурного глаза» просили уберечь хозяева дома. И слышали заговор:

На море-океане,

На острове Буяне

Сидят Клеймонт Папаринский

И Василий Лекаринский

И тугой лук, коренну стрелу натягивают.

Коль скоро летит корена стрела,

Толь же скоро прицы,

Призоры прочь выходите.

Бело пришло – бело прочь поди;

Черно пришло – черно прочь поди;

Красно пришло – красно прочь поди.

От девки, шимоволоски,

От бабы простоволоски,

От красного глаза,

От русого волоса,

От своей худой думы.

Ключ в море, замок во рту.

Во имя Отца и Сына

И Святого Духа. Аминь».

Обращалась к знахарю красна девица, просила приворожить дролю из соседней деревни. Не отказывал знахарь, памятуя о святой необходимости продолжения рода человеческого. Повторяла за ним вслух девушка:

Стану на всток хребтом,

На запад лицом

И помолюсь,

Покорюсь самому сатане.

Помогите и пособите мне врага одолеть,

Рабе божьей помогите,

Помогите, пособите

Присушить раба божьего (имя).

Налетело тридцать три тьмы

И три тысячи дьяволов

И окружили этого парня

И одолели и присушили

С великой сухотой

И великой напастью.

Будьте мои словеса крепки и емки.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Или ещё одна «присуха»:

Выйду раба божья (имя) в сени,

Потом на чисто поле

И помолюсь Пресвятой Богородице

И погляжу во все четыре стороны

И помолюсь самому Господу:

Господи, Господи и Мать Пресвята Богородица.

И попрошу: потяните, ветры буйные,

И разнесите мою тоску кручину со белого тела,

Со ретивого сердца и ясных очей.

Нанесите мою тоску-кручину на раба божьего (имя)

Во ясные очи, черные брови

И на белое лицо, на ретивое сердце.

Чтобы на денную печаль

И на ночную тоску

И чтобы не мог не есть,

Не спать и все думал бы о рабе божьей

И чтобы все ходил и клыктал,

Как белый лебедь,

И думал о рабе божьей.

Будьте мои словеса крепки и емки.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

И ещё образец северной русской народной поэзии:

Два раза проклят, проклят враг супостат,

Послужи мне на вечерней заре,

В злые часы, минуты и секунды,

Чтобы раб божий (имя)

Не мог ни есть, ни пить,

Ни спать, ни гулять без рабы божьей (имя).

Звери полевые, ходите и гуляйте по чистому полю.

По черной книжке, по седьмой строке

Я даю тебе жертву, раба божья (имя)

Из трех морей из трех океанов.

По восьмой строке по черной книжке

Даю тебе заповедь по двадцать пятой строке

Храни и береги.

Если потеряешь – сойдешь с ума

И попадешь прямо за тридевять морей

В тридесятое царство,

Которому я служу и верую,

Когда снимаю крест и пояс.

Прошу вас, помогайте моей младшей сестре (имя)

Насчет засухи и присухи,

Чтобы раб божий (имя)

Тосковал и бедовал по ней.

Будьте мои словеса крепки и емки.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Множество «привораживающих» заговоров хранил в памяти знахарь, вторым голосом звучали они из уст объятых любовным жаром девушек и парней. Не были те слова отреченными. Знал коновал и «остудные» наговоры, делиться ими не любил – против жизни они.

***

До тридцатых годов прошлого века робили коновалы-знахари. Заменили их ветеринары. Наш прадед Алексей Йолевич до последних дней жизни странствовал по северной земле. Пусть она сурова порой, есть земли теплее, удобнее для проживания, но это родина. Её воспевали в солнечных тонах насельники приполярья:

А как своя-то ближняя сторона,

Она радостью да огорожена,

Весельем да изнасеяна,

Она мёдом да исполивана,

Сахаром да изнасыпана.

Может быть, вспомнилась эта народная песня и нашему прадеду в сентябрьский день 1930 года, когда 67-летний коновал возвращался в родную деревню с верховьев Мезени. Прервали его жизненный путь освободившиеся из таёжного лагеря уголовники. Через год нашли останки Алексея Йолевича в лесу. По бляхе именной опознали последнего из коновалов. Там же, возле дороги, которую он топтал всю жизнь, захоронили. Унёс с собой знахарь отреченные слова.

Впрочем, в их разряд попали, уходят и ныне тысячи слов, звучавших десятки веков на пространствах Руси-России, выстраданных, сотворённых поколениями дедичей, наполненных глубоким смыслом, красивых, крепких и ёмких; замещаются они иностранными «лексемами» — словесными уродами и паразитами, требующими перевода и объяснения. Увы, имели, не храним и, потерявши не плачем.

Язык – душа народа. Даст Бог, сменщики земные будут мудрее нас, вернут в жизнь язык предков. И не будет отреченных слов.

***

На левом снимке – коновал Алексей Йолевич Чашев. На правом сверху – мезенские коновалы из рода Чашевых, крайний справа – Козьма Йолевич Чашев. На нижнем правом снимке – коновальская бляха.

Поиск

Журнал Родноверие