Его имя известно среди коллекционеров, охотников, рыболовов и поваров высокого класса. Проще систематизировать так: среди людей, увлеченных ножами. Причем не только в России. Его изделия есть у коллекционеров, живущих в Америке, Европе. В Израиле он ежегодно, с 2013-го года, участвует в выставках. Он был единственным в Костроме аттестованным Союзом кузнецов России как мастер-оружейник. Он – оружейник (в трудовой книжке есть запись «художник-оружейник»), солигаличанин по месту рождения, костромич по месту жительства, художник по состоянию души. Знакомьтесь: Геннадий Владимирович Добрецов.
– Геннадий, когда началось это увлечение, переросшее, можно сказать, в профессию (вас называют ножеделом, хотя в официальных списках специальностей такой, наверное, нет)?
– В детстве, как все мальчишки, выстругивал ножички из каких-то деревянных заготовок. Лет в 11 увидел, как выковывают нож. Интересно было. Потом принялся усовершенствовать ножи. Затем стал сам изготавливать.
– Как вы даете названия своим ножам?
– Они сами приходят.
– «Цветок сакуры», «горгулия», да Вы – романтик. И такие вещи рождаются, наверное, чаще поздним вечером и ночью? Кто-то присутствует при этом?
– Обычно – нет. Люблю работать один и ночью. Бывает, приходит чёрная кошка, которая живет рядом, и тихонько сидит около.
– Мистично как-то…
– Профессия кузнеца связана с легендами, поверьями издавна. Ведь и покровителем кузнецов считается Сварог, в язычестве бог первого пантеона, который дал людям молот и клещи, чтобы они могли делать себе инструменты.
– Потому и личное клеймо на ваших ножах – знак коловрат, мини-солнце? И медальон – такой же?
– Да.
– Опыт работы в ювелирной сфере помогает, наверное, в вашем тонком, остром, точном деле?
– Всё помогает, весь опыт. И история, и физика с химией. И книги. Ведь столько тонкостей в изготовлении ножей: к примеру, ковочная температура 1200оС, если при ковке её повысить до 1210, сталь будет разрушаться, станет хрупкой. Если понизить до 850оС. – не тот будет результат. Будут образовываться трещины.
– А история помогает?
– При реконструкции. К примеру, при реконструкции финки НКВД. Все детали оружия изучаются тщательным образом, и выясняется много интересного: например, ручка пистолета наган – одна из лучших (точнее сказать, эргономичная), рукоять у него – как продолжение руки.
– Химия помогла создать и свой, если можно так сказать, авторский сплав?
– Да, и книги по ножевому делу (в том числе и зарубежных авторов), и опыт.
– Что требует более тщательной работы – выставочные ножи или выполняемые на заказ?
– На выставку делается среднестатистический нож, что-то усредненное, а на заказ – учитываются все особенности будущего хозяина. Есть вещи рядовые, которые делаются для «поддержания штанов», а есть вещи для души. Некоторые долго делаются, по нескольку месяцев.
– Можете сказать, сколько примерно ножей изготовлено вами?
– Около трех тысяч.
– Какие?
– Разные. И булаты, и дамаски. Булаты – моя слабость, очень люблю с ними работать. Люблю варить дамаск, нравится сам процесс. Оружейнику, который начал варить дамаск, всё остальное становится неинтересно, это затягивает. Еще есть одна «слабость» – изобретение сплавов. Это нетривиальная задача. У меня ушло два с половиной года на разработку своего сплава. Как-то на выставке ко мне подошел кандидат наук (специалист в области металловедения). Он горячо утверждал про мой состав стали, что такого сочетания свойств теоретически быть не может. Теоретически невозможно, но у меня получилось: сталь твердая, но пластичная. Процесс этот трудоемкий и требующий много времени: сначала составляется технологическая карта, в которой указывается температура разогрева, время выдержки, когда что добавлять… Этим нужно болеть. Я могу встать среди ночи, начать рисовать, запиливать, считать…
