В российском прокате идет фэнтези-боевик Рустама Мосафира «Скиф».
В российском прокате идет «Скиф» Рустама Мосафира — оставшийся почти незамеченным из-за скандалов с «Приключениями Паддингтона» и «Смертью Сталина», но крайне примечательный языческий фэнтези-боевик про жизнь Тмутараканского княжества.
Воевода Лютобор (Алексей Фаддеев) верой и правдой служит тмутараканскому князю (Юрий Цурило). Он предан настолько, что даже просит князя стать названным отцом своего новорожденного сына. Начальник соглашается, но по хитрому прищуру ясно, что у древнерусского политика свои планы на будущее подчиненного. Так и выходит.
Когда жену и ребенка Лютобора похищает банда наемников-скифов, князь притворяется отравленным и высылает воеводу не только вызволить родных, но и найти заказчика покушения. Напарником воина становится скиф Куница (Александр Кузнецов), брошенный собратьями на княжеской земле во время похищения.
«Скифу» чудовищно не повезло по очень многим параметрам. Прежде всего, он попал в затухание тренда на древнерусское кино, начатого «Викингом».
Эффектная идея «русской «Игры престолов» исчерпала себя даже слишком быстро, и после «Легенды о Коловрате» продюсеры всерьез подумают о том, насколько целесообразно затевать подобные проекты.
С другой стороны, выход картины в прокат совпал со скандалом с переносом сиквела «Приключений Паддингтона». Зрители на фильм пошли, но в медийном пространстве он так и остался еще одним русским фильмом, которому, вероятно, не светит окупить свой 150-миллионный бюджет. И все это особенно обидно, учитывая, что картина очевидно заслуживает внимание и обращается к стремительно изъезженной теме с новой стороны.
Прежде всего, надо понимать, что «Скиф» с самого начала снимает все претензии к историзму. Местом действия выбрано Тмутараканское княжество, действительно существовавшее в Восточном Крыму в X-XII веках, однако скифы к тому моменту уже лет шестьсот как перестали существовать. Понятно, что имеется в виду скорее сказочная Тмутаракань — фантазийное, мифическое пространство, безвозвратно канувшее в лету, как Атлантида — в воду.
Такая мера условности позволяет авторам известную свободу, и в «Скифе» действительно удивительный визуальный ряд: причудливые маски, позолоченные шрамы на лицах, странный лесной народ, который возглавляет карлик, поклоняющийся одному из петроглифов из Стоунхенджа.
Среди этих декораций (плюс низкое пламенеющее крымское небо, за съемки которого создателям фильма уже запретили въезд на Украину) разворачивается история, каких в российском кино тоже давно не было.
Время действия не обозначено, но по многочисленным деталям ясно, что речь идет о первых веках после Крещения Руси, переходном периоде, когда старые и новые верования существовали в очевидном симбиозе. Так Лютобор вроде бы поклоняется «распятому Богу», но в то же время требует у Куницы (верующего в Ареса) клятвы перед идолом Перуна.
Надо также отметить, что единственного персонажа, признающего себя христианином, здесь режут на крупном плане. С одной стороны, в этом есть как раз историческая точность, но с другой — про этот период слишком мало источников, о чем говорили чуть больше года назад создатели «Викинга».
С картиной о князе Владимире «Скифа» роднит, пожалуй, и то, что оба фильма так или иначе пытаются ответить на вопрос о том, кто мы такие и откуда идем. Однако если авторы «Викинга» пошли по пути реконструкции, то «Скиф» предлагает скорее чисто художественный эксперимент, это не визуализация архивной работы, а попытка представить, вообразить наше прошлое. Это роднит картину с опытами Петра Луцика и Алексея Саморядова («Окраина», «Гонгофер»), которые тоже называли себя язычниками и строили свои сценарии на смутных, но интуитивно понятных всякому россиянину архетипах.
Именно из этих соображений, кажется, в «Скифе» даже разговаривают на почти современном языке (примерно на пятой минуте, например, звучит слово «хлебало»), хотя диалоги, пожалуй, самая слабая сторона фильма — благо, ближе к середине человеческая речь почти пропадает, сменяясь рыком и филигранно подобранным закадровым скрежетом.
Говоря проще, «Скиф» это по-настоящему лютое кино, в котором пар, идущий от вытекающей из теплого тела крови ощущается почти физически. Некоторым минусом выглядит то, что авторы все-таки пытаются обуздать бешеную энергию героев, загнав их в рамки довольно банального сюжета.
Эпизоды, необходимые для продвижения истории, здесь смотрятся искусственно, но их можно простить и использовать, чтобы перевести дух между сценами, в которых бурлит будто дремавшая долгие века языческая мощь, в которых (и здесь никак не обойтись без понятной цитаты) «в последний раз — на светлый братский пир сзывает варварская лира».
