Имя страны Пруссия давно оторвалось от имени истребленного в Средние века балтского народа пруссов: об этом свидетельствуют термины «прусак» и «пруссачество», сохраняющие в русской традиции старое пейоративное отношение к «немцам». Работы В.Н. Топорова по воссозданию балтского прусского языка и культуры можно считать уникальным опытом по восстановлению исторической справедливости в отношении исчезнувшего народа (см. [1]).
В Средние века земля Пруссии оказалась в сфере интересов становящегося Польского (затем и Литовского) государства, что приводило к многочисленным конфликтам; вместе с тем стремление определить место пруссов в картине мира заставляло средневековых книжников обратиться к архетипическому античному периоду римских завоеваний, приписав начало государственных традиций в Прибалтике эпохе галльских войн Цезаря. Польские средневековые хронисты, а за ними и Петр из Дусбурга, немецкий автор «Хроники земли Прусской» (глава 7 — см. недавнее издание: [2]), писали о войнах, которые вел Цезарь с поляками (лехитами) и пруссами, о конфликте пруссов с некими шведами (под которыми современные историки, напрямую воспринимающие данные средневековой книжности, готовы видеть народ готов, в первые века н.э. проходивший на юг через бассейн Вислы) и т.д. вплоть до начала исторической войны с крестоносцами.
Эти историографические схемы были подхвачены русской средневековой историографией XVI в. не только в отношении к «эпическому» прошлому — римской и готской эпохам. В официозном средневековом «Сказании о князьях владимирских» (начало XVI в.) Рюрик, варяжский основатель русской династии правителей, сохранявшей власть до конца XVI столетия, объявлялся потомком Августа через Пруса, помещался в Пруссию, оттуда его призывает в Новгород легендарный Гостомысл (см. издание текстов: [3; 4]).
Предполагают (ср. [5; 6. С. 58 и сл.]), что возведение варяжских князей к «немцам» и Прусу относится к краткому времени сближения Московской Руси с Орденом при Василии III (договор 1517 г. с «прусским магистром» — ср. [7. Петрухин Владимир Яковлевич — д-р ист. наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН. Каменецкая Елена Викторовна — канд. ист. наук, зав. кафедрой Института гуманитарного образования. С. 25]). А.Л. Гольдберг [5. С. 208] заметил, что предметом переговоров было возвращение магистру городов, которые отошли Ягеллонам по Торуньскому миру 1466 г.: то были «Гданеск, Торунь, Марборок, Хвойница». В «Сказании о князьях владимирских» Август наделяет своего сродника Пруса городами на Висле: «Марборок, и Турн (Торунь), и Хвоини (Хвойница), и пресловы Гданеск, и ины многи грады по реку, впадшую в море» [4. С. 282].
Позднесредневековые основания подобных конструкций, равно как и «Сказания о князьях владимирских» с возведением Рюрика к Прусу и т.п., были продемонстрированы уже историками XVIII в., начиная с В.Н. Татищева, показавшего, что «в старых крониках сего, чтоб род Рюриков от прусов и от цесарей римских пошел, нет» и предположившего заимствование легенды из литовской традиции [8. С. 291]; еще Герберштейн относил эти конструкции к «бахвальству» русских властей. Тем парадоксальнее выглядит попытка современных историографов — эпигонов любителя русской истории С.А. Гедеонова, представить вслед за ним эту конструкцию в инвертированном виде: якобы варяжская легенда начальной летописи восходит к прусской легенде, а не наоборот (см. вводную статью В.В. Фомина к переизданию [9. С. 27]) — лишь бы варягов можно было объявить балтийскими славянами. Дело доходит до прямых мистификаций. Так, Ипатьевской летописи приписывается фраза, повествующая о неких сербских князьях «съ кашуб, от помория Варязскаго, от Стараго града за Кгданьском» [9. С. 142]. Ничего подобного в Ипатьевской летописи нет, да и упоминание побережья Варяжского моря не дает никаких оснований считать лужицких сербов или кашубов варягами. Реально археологические следы поморских славян в северо-западных регионах Руси появляются не ранее X века.
Показательно, что историческая роль Пруссии в начальной истории Руси вновь актуализируется в середине XVIII в., когда снова конфликтной оказывается ситуация вокруг восточнопрусских земель. Тогда М.В. Ломоносов [10. С. 57 и сл.] обращается к прусскому происхождению начальной Руси, предлагая старую кабинетную этимологию — связь названия Пруссия («Поруссия») с Русью, а пруссов с руссами или россами (хотя нигде в древних источниках нет такой формы имени русъ).
Интересно, что в публикации Ф.Д. Гуревич 1960 г. материалов археологических работ в Калининградской области в 1949-1951 гг., т.е. вскоре после присоединения этой территории к Советскому Союзу, отмечается взаимовлияние балтского и славянского этносов, но никаких тенденциозных выводов не делается, при том что идеологизация характерна именно для советского времени [11. С. 407 и сл.]. Наконец, дискуссия вновь оживляется после распада СССР. Прусское происхождение Рюрика и славянское происхождение руси призвано дать окончательный ответ на вопрос о том, «кто был первым в Прибалтике» (по формулировке А.Г. Кузьмина) во все времена. А.Н. Сахаров реконструировал и маршрут Рюрика из Пруссии в Новгород через Латвию. Сторонники исконных славянских древностей в Пруссии попытались использовать и археологический материал, заявляя о преобладании славянской керамики в раннесредневековой Пруссии (на конференции, посвященной происхождению Рюрика в Калининграде, сентябрь 2002) Появление в печати рецидивов официозного антинорманизма XVIII-XIX вв. вызывало недоумение научной общественности: см. [12].
Действительно, появление гончарного круга в прибалтийском регионе, сопровождающееся проникновением керамики славянских типов в Восточную и Северную Прибалтику, а также северо-западные регионы Руси отмечали многие исследователи (в том числе Ф.Д. Гуревич, Г.П. Смирнова, В.М. Горюнова, В.И. Кулаков, Д. Селлинг). Этот процесс связан с развитием городских центров, возросшей потребностью в продукции гончаров. На большинстве таких памятников зафиксировано присутствие скандинавов (см. [13; 14; 15]), о чем свидетельствуют археологические материалы. Территория Пруссии в этом отношении не являются исключением.
Работы по керамике калининградского археолога А.Л. Ефремова [16], не вполне корректно «заимствовавшего» часть материала из неопубликованных отчетов Е.В. Каменецкой, автора разведочных раскопок Выборгского городища, не отличаются категорическими выводами. Он предполагает, что круговая керамика появилась в X в., распространилась в XI и, возможно, что в заимствовании гончарного круга какую-то роль сыграла колония (торговая фактория) викингов в районе нынешнего Зеленоградска (ср. [17. С. 57-58]).
В связи с этой проблематикой, перспективным представляется дальнейшее исследование Выборгского городища, так как формы керамики, найденной в его культурном слое, имеют аналоги среди славянской посуды X в., как в центральной Польше, так и на ее балтийском побережье. В Пруссии нет преемственности лепной и круговой керамики, традиции явно привнесенные. Городище находится в бассейне реки Преголи, впадающей в Балтийское море. Примерно в 5 км от него к западу протекает река Дейма, соединяющая Преголю с морем, а к востоку — река Лава, впадающая в Преголю с юга. Городище расположено на мысу, образованном оврагами и ручьями. Основные исследованные скандинавские комплексы в Калининградской области известны на побережье Балтики, т.е. к востоку от Выборгского. Как представляется, в материальной культуре обитателей городища сильнее проявились связи с центральной Польшей.
Можно отметить определенную близость керамики Выборгского городища и Гнёздова, крупнейшего памятника эпохи становления Древнерусского государства в Верхнем Поднепровье. Есть аналогии и среди немногочисленных находок обоих комплексов (обломки костяного одностороннего гребня, определенные типы бус). В Гнёздове также найдена славянская керамика, аналогичная керамике центральной Польши, Белоруссии, Моравии, и только во второй половине X в. появляются немногочисленные обломки сосудов, преобладающих у славян южного побережья Балтийского моря. То есть керамика славянских типов появляется в районах активности скандинавов, но каждый регион имеет собственную специфику.
В.М. Горюнова, исследовавшая огромный комплекс керамики северо-западных регионов Руси, пришла к выводу, что западнославянские формы керамики в северных русских городах свидетельствуют о вовлечении их в общую сферу влияния западнославянского гончарного производства на весь балтийский регион, включая Скандинавию. Причем, по мнению этого автора, «раннегончарная посуда является весьма информативным материалом в плане не столько этнических, сколько социально-экономических связей…» [18. С. 121]. Польские исследователи в статье, посвященной «прусской» и «славянской» керамике раннесредневековой Галиндии, пишут о культурной унификации в Балтийском регионе в эпоху викингов и вторичности этнической атрибуции керамики по отношению к экономическим факторам [19. S. 178].
Следует отметить, что в современной археологической литературе существует тенденция наделять особой значимостью связи Приднепровья, особенно Среднего, и Пруссии [20]. Постулируется и наличие Неманского пути, связующего Пруссию и Приднепровье. Заметим, что категории находок, которые призваны продемонстрировать наличие специфических связей, отнюдь не специфичны для упомянутых регионов. Скандинавские вещи, известные в комплексах Пруссии и Среднего Поднепровья, встречаются широко в пределах Европейского континента, повсюду, где были активны выходцы из Скандинавии: так, наконечники ножен с бородатой личиной в скандинавском плетеном орнаменте (В.И. Кулаков почему-то считает маску изображением бога Одина) распространены вплоть до Балкан (где побывали воины русского князя Святослава [21. С. 12-13]). Разбираемый Кулаковым комплекс из дружинного центра в Щестовице у Чернигова имеет не меньше аналогий в Гнёздове и шведской Бирке, чем в приводимом им инвентаре прусского могильника Кауп (ср. [22. Р. 40 ff.]). Зато Гнёздово и Шестовица, пожалуй, единственные из этого круга памятников имеют аналогичную керамику так называемого среднеднепровского типа. Не менее широко были распространены в Северной и Восточной Европе предметы снаряжения коня и всадника, имеющие степное, часто без специальных оснований именуемое «венгерским», происхождение (на это обстоятельство обращал внимание еще Т. Арне в начале XX в. [23]). Существуют единичные археологические свидетельства связи Пруссии с Русью в IX-XI вв., равно как и упоминания некоего Воиста, посла Воико в договоре Игоря с греками 944 г. Даже если считать его как и следующего в списке посла Явтяга (Ятвяга?), представлявшего интересы скандинава Гунара [24. С. 23], балтами, это не дает оснований предполагать передвижение целых прусских дружин в Приднепровье или на Прусскую улицу в Новгороде (ср. [25]). Тем более недопустимо увязывать эти гипотетические дружины с позднейшими генеалогиями живших на новгородском урочище «прусских бояр» (и прочих боярских родов, выехавших, согласно генеалогическим легендам, «от немец» в княжение Александра Невского — ср. [26. С. 297 и сл.]).
Что касается «Неманского пути», то суммарное картографирование «импортов», предпринятое В.А. Булкиным и В.Н. Зоценко [27], не дает четкого представления о его функционировании, тем более о том, что этот путь являлся «более древним», чем путь из варяг в греки: существенно, что на «Неманском пути» не обнаружено византийских монет (см. [28]), равно как и ранних кладов дирхемов [29]). 11 кладов известны на западной окраине Пруссии [30. С. 119]. Но восточная монета, очевидно, поступала туда через Скандинавию (ср. [31; 32. Р. 232; 33]). Нет византийских монет и на территории соседней Литвы, находки же дирхемов (ок. 300: см. [34]) немногочисленны в сравнении с соседними регионами: этот балтский ареал — земли литовцев и пруссов — выглядит изолированным от трансконтинентальных путей IX-X вв. Естественно, Пруссия эпохи раннего Средневековья была включена в систему международных трансбалтийских связей: уже данные «Орозия короля Альфреда» свидетельствуют о формировании в IX в. пути, проходящего через главные порты Балтики: Хедебю — Рюген — Волин — Трусо — Вискаутен в Финский залив (с выходом в Ладогу и Новгород: ср. [35. С. 13-15; 36. S. 118 ff.]). Иной была ситуация на континенте: Неман стал границей между славянскими и литовскими племенами, причем она сохранялась в течение нескольких столетий; естественные связи с Приднепровьем сохраняли русские города Понеманья [11. С. 144; 37]. Представление о «янтарном» пути, якобы связующем Пруссию и Среднее Поднепровье [30. С. 119], не учитывает того обстоятельства, что на Средний Днепр мог поступать янтарь из месторождений у поселка Клесово (Ровенская область, Украина). Проводившиеся исследования показывают, что клесовский янтарь мало отличается от балтийского сунцинита. Этот янтарь использовался как в древности, так и в XX веке [38. С. 75].
Ставшие общим местом историографические конструкции, постулирующие особое значение связей Руси и Пруссии, иногда порождают вторичные гипотезы — как чисто эпигонские, основанные на средневековых «народных» этимологиях, вроде сближения варягов с балтийско-славянскими ваграми [39. С. 422 и сл.], так и модифицированные, восходящие к гипотезе о датском (фрисландском) происхождении Рюрика и т.п. [40]2.
Между тем прусские древности и прусский язык действительно представляют особый интерес в связи с проблемой роли скандинавов в Восточной Европе [11]. Значительный пласт скандинавских древностей известен из материалов раскопок в Пруссии (ср. [42; 43; 44; 13; 30]), что и естественно: побережье всей Прибалтики было колонизовано на протяжении эпохи викингов и предшествующей вендельской эпохи (см. [15; 45]). Это не могло не отразиться на лексике прусского языка. О.Н. Трубачев [46] предполагал даже германское происхождение самого имени Пруссия (ср. [47. С. 262-263]); позднее он указывал (вслед за В.Н. Топоровым) фракийские параллели этому имени [48. С. 23]. Одно из замечательных заимствований относится к обозначению высшего слоя прусского общества — витинги, которое отражает скандинавское название участников морского похода — викинг, как и древнее славянское *vitedzb, др.-рус. витязь, «герой», «дружинник» [49. Т. 1. С. 322-323; (см. также литературу о происхождении термина витинг [30. С. 155]). Очевидно, что заимствование распространилось в Польше и на Руси при посредстве балтийских славян, имевших дело с викингами (о взаимодействии скандинавской и славянской традиций на Балтике по данным археологии см. [45]), но термин «витязь» не стал распространенным обозначением дружинника на Руси. Таковыми стали термины русъ, русин: «вся русь» легенды о призвании варяжских князей, равно как и «вся русь», что была под рукой Олега согласно договору с греками 911г.- обозначение дружины.
В космографическом введении к Начальной летописи — Повести временных лет — изначальная русь помещается среди варягов на берегу Варяжского (Балтийского) моря: в Восточной Европе она появилась после призвания варяжских князей с их дружиной — всей русъю. «В Афетове же части седять русь, чюдь и вси языци: меря, мурома, весь, мордъва» — далее следует перечень «пермских» народов, и список продолжается с возвратом к прибалтийским племенам — «ямь, угра, Литва, зимегола, корсь, летьгола, любь. Ляхове же и См. об анахронизме современных романтических гипотез, усматривающих в курганах Старой Ладоги некрополь дружины Рерика Фрисландского и т.п. [41. С. 64-65]. По сути «филологические» гипотезы о славянском происхождении варягов и т.п. восходят к средневековым методам этимологизирования: соотнесению, как правило, не связанных друг с другом слов: варяги/вагры, Русь/Пруссия, и также на случайных созвучиях и совпадениях имен, как это случилось с Рюриком новгородским и Рериком Фрисландским, Гостомыслом поздней новгородской легенды и латинских свидетельств о балтийских славянах и т.п. пруси, чюдь приседять к морю Варяжьскому» [24. С. 8]. Русь и пруссы не случайно оказывается рядом с чудью: в широком смысле так назывались в древнерусской традиции все неславянские — «чужие» народы севера Восточной Европы, в узком — прибалтийско-финские племена Эстонии.
В сочинении, далеком от традиции русского летописания, содержится текст, напоминающий летописный рассказ о руси и ее соседях, «приседящих» к морю Варяжскому. Испанский еврей, писавший по-арабски, Ибрагим Ибн Иакуб посетил германские земли, Прагу и Мекленбург в 60-е годы X в. Он собрал известия о народах Европы, в том числе о крупнейшей из известных ему славянских (сакалиба) стран — стране Мешко, то есть Польше, которой правил Мешко I (ум. 992). «И граничат с Меткой на востоке рус, и на севере брус… Жилища брус у окружающего моря. Они имеют особый язык… И производят на них набеги рус на кораблях с запада» [50. С. 146]. Таким образом, народ русь, известный испанским авторам со времен набега норманнов на Севилью в 844 г., обитает одновременно к востоку от Польши и к западу от пруссов (с позиций «западного» — испанского наблюдателя): двойная локализация руси здесь сходна с летописной традицией. Летопись размещает начальную Русь одновременно «за морем» (с позиций «восточного» наблюдателя) и рядом с чудью и другими народами севера Восточной Европы (ср. [51]).
Почему термин викинг, распространенный на побережье Балтики, остался маргинальным в Восточной Европе? Очевидно, дело в способе передвижения дружин: в Восточную Европу скандинавы не могли ходить «в викинг» на морских кораблях, они должны были передвигаться по рекам на гребных судах, ходить «в русь», гребной поход (по скандинавской терминологии, см. [52. С. 27]). Недаром вещий Олег и в походе на Царьград взял откуп «на ключ» — уключину.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Топоров В.Н. Прусский язык. М., 1975-1990. Т. 5 (A-L).
Петр из Дюсбурга. Хроника земли Прусской / Издание подготовила В.И. Матузова. М., 1997.
Дмитриева Р.П. Сказание о князьях Владимирских. М.; Л., 1955.
Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 2000. Т. 9.
Гольдберг АЛ. К истории рассказа о потомках Августа // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. XXX.
Пашуто В.Т., Флоря Б.Н., Хорошкевич АЛ. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982.
Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. XIII. Никоновская летопись.
Татищев В.Н. История Российская. М., 1995. 4.1.
Гедеонов С.А. Варяги и Русь. 2-е издание комментированное. М., 2004.
Ломоносов Михаил. Записки о русской истории. М., 2003.
Гуревич ФД. Из истории юго-восточной Прибалтики в I тысячелетии н.э. (По материалам Калининградской области) // Древности северо-западных областей РСФСР в первом тысячелетии н. э. Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л., 1960. № 76.
Котляр Н.Ф. В тоске по утраченному времени: рецензия на Сборник Русского исторического общества «Антинорманизм» // Средневековая Русь. М., 2007
Contacts across the Baltic Sea/Hardh В., Wyszomirska-WerbartB. (eds.). Lund, 1992. № 7.
Jansson I. Dress Pins of East Baltic Type Made on Gotland // Archaeolory East and West of the Baltic. Stockholm, 1995.
Duzcko W. Scandinavians in the Southern Baltic between the 5th and the 10th centuries A.D. // Origins of Central Europe. Warsawa, 1997.
Ефремов Л.А. Деятельность E.B. Каменецкой в КГУ // Археологические исследования в Калининградской области. Калининград. 2006.
Ефремов Л.А. Прусская гончарная керамика // Археологические исследования в Калининградской области. Калининград. 2006.
Горюнова В.М. Раннегончарная керамика Рюрикова городища и общие тенденции развития раннегончарных комплексов городских центров Северной Руси X — начала XI в. // Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохое А.В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005.
Wroblewsky W., Nowakiewiecz Т. Ceramica «pruska» i «siowianska» we wczesnosredniowecznej Galindii // Siowianie i ich sa.siedzi we wczesnym srednioweczu. Lublin; Warszawa, 2003.
Кулаков В.И. Ирзекапинис и Шестовицы // Проблемы археологии южной Руси. Чернигов, 1990..
Йотов В. Викингите на Балканите. Варна, 2003.
Hedenstierna-Jonson Ch., Olausson L.H. The Oriental mounts from Birka’s garrison // Antikvariskt arkiv 81. Stockholm 2006.
Arne T.J. La Suede et l’Orient. Paris, 1914.
ПВЛ — Повесть временных лет. СПб., 1996.
Кулаков В.И. Пруссы и восточные славяне // Труды Пятого Международного конгресса славянской археологии. М., 1987. Т. III. Вып. 1а.
Лакиер А.Б. Русская геральдика. М., 2000.
Булкин В.А., Зоценко В.Н. Среднее Поднепровье и Неманско-Днепровский путь IX-XI вв. // Проблемы археологии южной Руси. Чернигов, 1990.
Кропоткин В.В. Клады византийских монет на территории СССР // Археология СССР. Свод археологических источников. Е4—4. М., 1962.
Кропоткин В.В. О топографии кладов куфических монет IX в. в Восточной Европе //Древняя Русь и славяне. М., 1978.
Кулаков В.И. Пруссы (V-ХШ вв.). М., 1994.
Kmietowicz F. Drogi nap-Hwu srebra arabskiego na pofudniowe wubrzeza Baftiku i przynaleznosc etnoizcna jego nosicieli // Wiadomosci numizmaticzne 12(1966) / № 2.
Noonan Th.S. The Vikings in the East: Coins and Commerce // Developments Around the Baltic and the North Sea in the Viking Age. Stockholm. 1994.
Bartczak A. Finds of Dirhams in Central Europe prior to the Beginning of the 10th Century // Origins of Central Europe. Warsawa, 1997.
Alekseijunas V. Monetary Circulation in the territory of Lithuania before Introduction of its own Coinage // Contacts across the Baltic Sea. Lund, 1992. № 7.
Матузова В.И. Английские средневековые источники. М., 1979.
Labuda G. Fragmenty dziejow Siowianszczyzny Zachodniej. Poznan, 2002.
Гуревич Ф.Д. Культурные связи древнерусских городов на территории Белоруссии с Прибалтикой // Проблемы этногенеза и этнической истории балтов. Вильнюс, 1985.
Сребродольский Б.И. Янтарь. М., 1984.
Фомин В.В. Варяги и варяжская русь: к итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М., 2005.
Шинаков ЕЛ. Датско-русские связи IX — начала XI в. // Русь на nepexpecri свтв. Чершпв, 2006.
Михайлов К.А. Скандинавский могильник в урочище Плакун (заметки по хронологии и топографии)// Ладога и ее соседи в эпоху средневековья. СПб., 2002.
Nerman В. Die Verbindungen zwischen Skandinavien und dem Ostbalticum in der jungeren Eisenzeit. Stockholm, 1929
Гуревич Ф.Д. Норманнский могильник у деревни Вишнево // Скандинавский сборник. Таллин, 1963. Вып. VI.
МиЫеп В. Die Kultur der Wikinger in Ostpreussen // Bonner Hefter zur Vorgeschichte. 1975. № 9.
Duzcko W. Obecnosc skandinawska na Pomorzu i Siowianka w Skandinawii we wczesnym Sredniowieczu // Salsa Cholbergiensis / Koiobrzeg w Sredniowieczu. Ko-Iobrzeg, 2000
Трубачев O.H. Заметки по этимологии и ономастике балто-германских отношений // Питания ономастики. Киев, 1965.
Дини П.У. Балтийские языки / Под ред. и с предисловием В.Н. Топорова. М., 2002.
Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. М., 2002.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986. Т. 1.
Вестберг Ф. Комментарий на записку Ибрагима ибн Якуба о славянах. СПб., 1903; Гуревич Ф.Д. Древности белорусского Понеманья. М.; Л., 1962
Петрухин В.Я. Варяги и «предел Симов» // Russian History. 2005. Vol. 32. № 3^1. Festschrift 2 for Thomas S. Noonan.
Мельникова E.A., Петрухин В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства // Вопросы истории. 1989. № 8.
