Озар Ворон (Прозоров Л.Р.) о Богах и храмах балтийских славян (окончание)

Житие Оттона Бамбергского называет жителей острова rutheni, то есть русины [Между тем в публикациях жителей острова упорно величают датской кличкой „раны“. С тем же успехом можно сказать „в Куликовской битве татар победили урусы“, или „царь рашенов помешал Англии вступить в Гражданскую войну в США на стороне юга“. — Прим. авт.] (не путать с ruteni без „h“ — кельтским племенем).

Они берут дань со всего побережья, сами же никому не платят, они крайне недовольны тем, что жители побережья выслушивают христианских проповедников, а на попытки Отгона проповедовать им начинают рассказывать о собственной родословной. Это напоминает русов из „Тидрек-саги“, попрекавших худородностью не кого-нибудь, а Аттилу: „его отец Озид был незначительным конунгом, и род его не так знатен, какими были русские люди, наши родичи“ [Допускаю, однако, что островные русины не впали в амбицию, а всего лишь ответили любезностью на любезность, если Оттон начал читать им евангелие с длиннейшей родословной своего бога. — Прим. авт.].

Именно об этой Руси, скорее всего, говорит и Гельмольд, утверждая, что от шведской Бирки до шведского же Сконе столько же дней пути, сколько и до Руси. Естественно, здесь не может идти речь о Новгороде. <...>

В IX–X веках арабы и персы часто рассказывают об „острове русов“, где правит священный правитель каган, откуда русы уходят в торговые путешествия или воинские походы на кораблях, куда свозят дань от соседних славян, говорят о его жрецах, не подчиняющихся даже „царю русов“, напротив, именно он должен подчиняться жрецам, ибо те говорят от имени Богов и могут любого (по умолчанию — и „царя“) принести в жертву.

Ну, об отождествлении ругов с русами у немецких авторов мы с Вами уже говорили [см. в цит. изд., — прим. В.].

Гельмольд пишет о культе „русинов“ так: „Свентовит, бог земли руянской, занял первое место среди всех божеств славянских, светлейший в победах, самый убедительный в ответах. Поэтому в наше время не только вагрская земля, но и все другие славянские земли посылали сюда ежегодно приношения, почитая его богом богов. Король же находится у них в меньшем по сравнению со жрецами почёте. Ибо тот тщательно разведывает ответы [божества] и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят.

Среди различных жертв жрец имеет обыкновение приносить иногда в жертву и людей — христиан, уверяя, что такого рода кровь доставляет особое наслаждение богам“. <...>

Вот что рассказывает Саксон Грамматик о главном храме столицы острова, Арконы [Аркона была раскопана в начале XX века. Найдены были остаток стены толщиною в два метра и четыре колонны, ограждавшие, видно, святая святых... Но сейчас обрыв, на котором стоял храм, окончательно ушёл в море. Наверное, это правильно. Святыне ни к чему становиться аттракционом для бездельников и дураков. — Прим. авт.].

„Город Аркона, — пишет он, — лежит на вершине высокой скалы; с севера, востока и юга огражден природною защитою, с западной стороны защищает его высокая насыпь в 50 локтей... Посреди города лежит открытая площадь, на которой возвышается деревянный храм, прекрасной работы, но почтенный не столько по великолепию зодчества, сколько по величию бога, которому здесь воздвигнут был кумир. Вся внешняя сторона здания блистала искусно сделанными барельефами различных фигур, но безобразно и грубо раскрашенными. Только один вход был во внутренность храма, окруженного двойною оградою: внешняя ограда состояла из толстой стены с красною кровлею; внутренняя — из четырех крепких колонн, которые, не соединяясь твердою стеною, увешаны были коврами, достигавшими до земли, и примыкали к внешней ограде лишь немногими арками и кровлею. В самом храме стоял большой, превосходивший рост человеческий, кумир, с четырьмя головами, на стольких же шеях, из которых две выходили к груди и две к хребту, но так, что из обеих передних и обеих задних голов одна смотрела направо, а другая налево; волосы и борода были подстрижены коротко; и в этом, казалось, художник соображался с обыкновением руян. В правой руке кумир держал рог из различных металлов, который каждый год обыкновенно наполнялся вином из рук жреца, для гадания о плодородии следующего года; левая рука, которою кумир опирался в бок, подобилась луку. Верхняя одежда спускалась до берцов, которые составлены были из различных сортов дерев и так искусно были соединены с коленями, что только при точном рассматривании можно было различать фуги. Ноги стояли наравне с землею, их фундамент сделан был под полом. В небольшом отдалении видны были узда и седло кумира с другими принадлежностями; рассматривающего более всего поражал меч огромной величины, которого ножны и черен, кроме красивых резных форм, отличались прекрасною серебряною отделкою... Для содержания кумира каждый житель острова обоих полов вносил монету. Ему также отдавали третью часть добычи и хищения, веря, что его защита дарует успех; кроме того, в его распоряжении были триста лошадей и столько же всадников, которые все, добываемое ими насилием или хитростью, вручали верховному жрецу; отсюда приготовлялись различные украшения храма; прочее сохранялось в сундуках под замками; в них, кроме огромного количества золота, лежало много пурпурных одежд, но от ветхости гнилых и худых. Можно было видеть здесь и множество общественных и частных даров, жертвованных благочестивыми обетами требующих помощи, потому что этому кумиру давала дань вся Славянская земля. Даже соседние государи посылали ему подарки с благоговением: между прочими, король Датский Свенон [По всей видимости, Свейн Вилобородый, вернувший в свою землю почитание праотеческих Богов. — Прим. авт.], для умилостивления его, принёс в дар чашу искуснейшей отделки... Этот бог имел также храмы в очень многих других местах, управляемые жрецами меньшей важности. Кроме того, при нем был конь, совершенно белый, у которого выдернуть волос из гривы или хвоста почиталось нечестием. Только верховный жрец мог его кормить и на нем ездить, чтобы обыкновенная езда не унизила божественного животного. Верили, что на этом коне Свентовит ведет войну против врагов своего святилища; это следовало из того, что конь, ночью стоявший в стойле, часто утром был покрыт пеною и грязью, как будто он воротился из дальней дороги“. Свентовит имел свои боевые значки (Signa) или знамена. Главнейшее из них называлось Станица (Stanicia). „Оно было, — говорит Саксон, — отлично по величине и цвету и почитаемо народом руянским почти столько, сколько величие всех богов. Нося его перед собою, они считали себя вправе грабить все человеческое и божеское, и все считали себе позволенным. С ним они могли опустошать города, разрушать алтари, неправое делать правым, всех пенатов руянских разрушать и сжигать, — и власть этого небольшого куска полотна была сильнее власти княжеской“. Там же в храме не то жил посвященный Богу орел, не то хранились воинские значки-орлы.

Уж не „аквилы“ ли опрокинутых римских легионов, присланные на священный остров Радагайсом-Радегастом или иным победителем римлян?

После уборки урожая, сообщает Саксон, жители острова приносили в жертву своему кумиру скот и ели жертвенное мясо. Главный жрец входил в заповедную внутреннюю святыню храма, где стоял сам Свентовит, завешенную в обычное время красными полотнами. Только он имел право туда входить — и даже он не смел там дышать. Приходилось задерживать дыхание, а переводить дух, выскочив на вольный воздух.

По уровню налитого в рог в руке изваяния вина жрец определял урожай в будущем году — если вино было низко, жрец велел людям делать запасы. Если же вино плескалось вровень с краями рога — говорил, что все будет в порядке.

Надо сказать, что хоть я и не люблю т.н. „рациональные“ толкования — как сказал Честертон, рационалистами себя называют не те, кто умеет думать, а те, кто убежден, будто кроме них никто думать не умеет — тут как раз рискну выдвинуть одно такое. Уровень вина напрямую зависел от скорости испарения, от сухости или же влажности воздуха — а это уже напрямую связано с погодою, а стало быть, и с урожаем.

После этого рог осушался с пожеланиями жреца благ себе и всему поморью Варяжскому, затем наполнялся вновь — и водружался обратно в десницу кумира.

На другой праздник — мы можем предполагать, что речь шла о зимнем солнцевороте — в храм вносили огромный пирог. По всему, пирог изготовлялся из долей меда, муки и прочих ингредиентов, присланных от всех общин и племен. Спрятавшись за пирогом, жрец вопрошал, видно ли его. Вне зависимости от ответа, он провозглашал: „Чтоб в следующем году не видно было!“ Это означало пожелание, чтоб урожай в следующем году был хорош.

После этого начиналось жертвенное пиршество.

Кроме жрецов, при храме Свентовита неотлучно находились три сотни всадников, готовых в любой момент сражаться с любым врагом, исполняя волю четырёхликого Бога. Их добыча шла храму не долей, а целиком.

Такова была святыня Арконы. Был на Рюгене и еще один город-храм — Кореница, окруженный почти целиком непроходимыми топями и болотами (о болотах „острова Русов“ с содроганием отзывается еще Ибн Русте). Кроме храмов там были еще и дома — к изумлению вошедших туда христиан-данов, трёхэтажные. В Дании же и двухэтажный дом (именно дом, а не замок и не церковь) в тот момент были редкостью.

„Отличием этого города [Кореницы] были три здания выдающихся храмов, заметные блеском превосходного мастерства. Достоинство местных богов пользовалось почти таким же почитанием, как среди арконцев — авторитет общественного божества...

<...> Самый большой храм стоял внутри двора, но вместо стен ему служили пурпурные завесы, крыша же опиралась лишь на колонны. Служители [церкви], разломав ограду двора, взялись за внутренние завесы храма. Когда и их убрали, высеченное из дуба изваяние, именовавшееся Ругевитом, стало видно в своем уродстве со всех сторон. Ласточки, которые под его устами свили гнезда, покрыли пометом его грудь. Достойный бог, изображение которого столь уродливо измарано птицами! Кроме того, у его головы было семь человекоподобных лиц, которые все были покрыты одним черепом. Столько же мечей в ножнах, подвешенных к его боку, изобразил мастер. Восьмой, обнаженный [меч], [бог] держал в руке; вложенный в кулак, он был крепчайше прибит железным гвоздем, так что нельзя было извлечь, не разрубив, что показало его рассечение. Ширина его была больше человеческого роста, высота же такая, что [епископ] Абсалон, встав на цыпочки, едва достал до подбородка топориком <...>

Этого бога почитали, совсем как Марса, возглавляющим силы войны. Ничего забавного не было в этом изваянии, вызывавшем отвращение грубыми чертами уродливой резьбы“. <...>

Возможно, внимательный читатель уже задался вопросом — отчего я говорю про Свентовита, Триглава, Радигаста как про кумиров и идолов, а не Богов?

Своеобразие мифологии Балтийских славян подчас ставило исследователей в тупик. Боги Рюгена, Волына, Щецына, Радигоста кажутся чем-то совершенно отдельным от пантеонов иных славянских народов. Мы не знаем о почитании Свентовита, Ругевита, Поренута, Поревита, Радигоста, Триглава, Подаги и прочих за пределами южных берегов Балтики. <...>

Не так давно Л.С. Клейн выдвинул версию о том, что божества славянского Поморья были-де обожествленными „феодальными правителями“ этих народов. Оставляя за гранью обсуждения безответственное употребление термина „феодальный“, хочется отметить — вряд ли возможно, чтобы обожествленные военные вожди становились верховными божествами, как Свентовит. Еще сложнее объяснить таким образом три головы Триглава, четыре — Свентовита, пять — Поренута и Поревита, семь — Ругевита.

На мой взгляд, здесь можно объяснить все достаточно просто. Мы знаем о перечисленных богах от латинских монахов, а они вполне могли и не различать имя изображенного бога от... названия изображения!

В самом деле, в любом развитом культе — а культ балтийских славян, несомненно, был развит — существуют определенные каноны изображения того или иного божества, причем каноны различные. И часто тот или иной канон обретает особое имя — так, Аполлон мог быть Музагетом с лирой в руках, или Завроктоном, поражающим змея, Шива — пляшущим шестируким Натараджей или застывшим в позе лотоса Махайогином с двумя руками. Иногда имя давалось по месту главного храма того или иного образа Божества — Артемида Эфесская — или по наиболее заметной черте изображения — Аполлон Четырехрукий.

Гильфердинг упоминает, что балтийские славяне избегали всуе упоминать имена Богов, заменяя их атрибутами... Так, может, и тут — та же черта? Вместо имени Бога славяне произносили — особенно при чужаках-иноверцах „Триглав“ — Трехголовый, или „Радигост“ — Тот, Чей Кумир стоит в городе Радигосте. Чтоб далеко не ходить — вспомните богоматерь Владимирскую и богоматерь же Троеручицу. Аналогии достаточно близкие.

Полагаю, это наиболее близкое к истине решение вопроса. Не было никаких особенных богов балтийских славян, а были имена кумиров — и вполне могло быть так, что, скажем, Радигост и Свентовит изображали одного и того же Бога [Секира, орёл, бычья голова Радегаста — символы Перуна. С другой стороны, сильно похож на Перуна и Свентовит, его праздник — после жатвы, как и Перунов — позднее Ильин — день, ему посвящены орлы, а лингвист В.Н. Топоров упоминает о четырех головах литовского подобия нашего Перуна — Перкунаса. — Прим. авт.].

Подлинных же имен большинства из этих Божеств нам, боюсь, никогда не узнать. Просто, судя по некоторым моментам — например, название четверга „перундан“ у полабов или городки с названием Perun на картах этих земель 1240 года, или очевидное сходство Яровита с восточнославянским Ярилой, или обозначение Радигоста в некоторых источниках Сварожичем — мы можем предполагать, что почитались на варяжском Поморье те же Божества, что и в прочих славянских землях» (цит. по изд.: Прозоров Л.Р. Варяжская Русь. Наша славянская Атлантида. М.: Эксмо; Яуза, 2012. С. 113–162).