О культовом камне «Кум-да-кума» в первый раз мне довелось услышать во время записи фольклора в деревне Маланьино Боровского р-на Калужской области в августе 2000 года от Желобинской Александры Александровны (1926 г.р.). Баба Шура как-то сама ни с того, ни с сего, припомнила, что ее тетка рассказывала про то, что есть за селом Тимашово, при д. Бавыкино «овраг, где «Кум-да-кума»» — два камня лежат, и с ними рядом маленький третий камушек1. Дескать, кум с кумою шли ребенка крестить и «соблазнились», а дитя рядом положили. Вот, Бог и обратил их в камень.

Сообщение порадовало и удивило одновременно. Оказывается, совсем недалеко от Обнинска есть культовый камень, — а это без сомнения был он, — совершенно не известный местной краеведческой литературе. И это при том, что культовых камней в области раз, два и обчелся. Название «кум-да-кума» не является чем-то специфическим, оно известно и для других камней, хотя не является таким уж распространенным: «Происхождение крупных каменных глыб, валунов, скал и т. п. часто объясняется окаменением людей (иногда животных), проклятых или наказанных за грехи, работу в праздники, блуд…»; «кума и кум, возвращаясь с крестин, впали в блуд и превратились в камень, на котором можно увидеть подобие двух человеческих лиц (з.-укр.)»; «Известны многочисленные предания о возникновении «кумовых» озер на месте, где согрешили кумы (укр.), о превращении кумов в камни (пол.)»2. Такой редкостный памятник во что бы то ни стало следовало найти, и я взял след.

Уже на следующий день, во время записи фольклора в д. Белкино (фактически включенной в черту г. Обнинска) у Чаюн Веры Васильевны (1926 г.р.)3, мне повезло еще раз. Баба Вера не просто слышала от камне, но и сама видела его, ибо родилась в д. Ивановское (ныне почти вымершей) – ближайшей к камню. Именно в Ивановскую церковь, согласно преданию, направлялись кум с кумою крестить ребенка. «Говорили, что когдай-то кум с кумой согрешили и превратились в камень. Вот так их и назвали: «Кум-да-кума». И овраг так назвали: «Кум-да-кума»».

Всё. Ориентиры получены хоть и примерные, но лучше уж такие, чем абстрактное указание «при д. Бавыкино». На следующее утро я со товарищем уже сидел в «пазике» Обнинск-Боровск, проезжавшем через село Тимашово. Оттуда пешком полторы версты до д. Бавыкино. Поискав в малолюдной деревне хоть кого-нибудь, кто бы нам мог помочь словом или делом, мы набрели на дом Блиновых, хозяйка которого, Зинаида Васильевна (1941 г.р.), помимо рассказа о камне, напела с десяток частушек, припомнила к случаю  (накормив нас мясом) поверье о том, что есть подгоревшее нужно, чтобы не бояться грома, а также магический обряд закидывания поводка, купленного вместе с коровой, на притолоку, дабы скотина не ушла к прежним хозяевам. Здесь уместнее привести ее более полный рассказ, сделанный аж в апреле 2002 года: «Ну вот пришли с Алёшково4, с деревни. Там сечу пропереть надо, километров пять, до этой деревни. Ну, видать куму захотелось. Окрестили младенца и шли. Вот. Хотели еще на кладбище этакие камни отвезти. Священник пришел и говорит: «Не надо. Они грех совершили. Они сами уйдут в землю». Вот. И не дал. <То есть они после крещения шли? – соб.> Да. После крещения. И дитенок окрещенный. Невиновная душа попала». Ее муж, дед Костя, бывалый охотник, не раз бывал в тех местах, где лежит камень, посему, тоже внес свою лепту, рассказав о месторасположении камня подробнее, и даже нарисовав схемку местности.

Просекой мы прошли еще полторы версты, выбравшись на Ивановские лужки, а потом к той самой церкви. Через овраг лежала деревня. Деревней, на самом деле, называть было уже почти нечего. Два жилых дома, хозяева которых появляются только на лето, и три заброшенных. По схеме мы пошли прямо по руслу ручейка, ибо кум с кумою шли в Ивановское как раз этим путем, и камень следовало искать именно там. Заросли орешника и буреломы по мере сил мешали нашему продвижению, но остановить все же не могли. Прочесав весь овраг от деревни до того места, где он разветвился и начал сходить на нет, мы поняли бесплодность своей попытки. Дело в том, что хотя почти все информаторы говорили о том, что камень лежит почти в ручье, внизу оврага, кто-то, теперь уже и не вспомнить кто, высказал предположение, что он может лежать и на склоне, а может даже и на верху. Прочесать еще и склон вместе с верхом оврага было выше наших сил. Так вот, ничем кончилась наша первая попытка…

Следующая возможность отправиться на поиски выпала только в 2002 году (см. вышеприведенную запись), в апреле. Пока лед на ручье еще не сошел, мы думали совершить рейд и добиться результата. Для окончательного успеха предприятия не хватало только проводника. Им-то и суждено было стать деду Косте, которого мы собирались уговорить за некоторую сумму. Дед Костя ничего этого знать не мог, и поэтому совершенно преспокойно за день до нашего прихода отметил свой день рожденья. Можно себе представить его удивление, когда мы как снег на его больную голову свалились со своим предложением. Дед Костя дал себя уговорить за 100 рублей на опохмеление, но оплата была перехвачена его женой. Проводник сильно затруднил наше передвижение, ибо шел медленно, а в наиболее труднопреодолимых местах вообще нуждался в поддержке. Мы повторили весь наш маршрут сызнова, дойдя до развилки оврага. Как оказалось, надо было идти искать в правом рукаве его. По пути дед Костя охотно потчевал нас перечислением местных микротопонимов, которыми, как оказалось, здешний лес нашпигован сверх всякой меры. Это городской житель просто блукает в незнакомом лесу в поисках грибов, деревенский же спокойно ходит от «Углища» (где вырабатывали древесный уголь) до «Ивановких озерков», от «Заблудяевки» до «Всёлка», «Поповки», «Рыкова оврага», «Провалища» (место, где ушла под землю деревня Старково), «оврага Акулины Егоровны» (что, будто бы, повесилась там), от «Широкого луга» до «Ивановских десятин», «Вебера», «Александрова леса», «Старого кладбища» (заверяю вас, там нет ни малейшего признака кладбища), «Барского сада».

Пока дед Костя перекуривал, мы исследовали всю прямую, где овраг полностью сходил на нет. Были мы уже здесь, были… Под слоем льда и снега, сохранившегося в тени густого ельника, камень найти было невозможно. Наш уставший проводник, так и не сумевший уточнить, где более-менее конкретно, должен быть камень, хотел домой. Второй заход тоже не удался…

В третий раз мы выдвинулись в начале мая, выждав, когда сойдет лед и хоть немного подсохнет. Надежа была лишь на то, что число три не даром считается священным, и главным героям сказок с третьей попытки обязательно удается задуманное. Весь маршрут снова был пройден от и до. Едва ли не переворачивая прошлогоднюю листву, мы искали, но не находили. Камень, если он был, спрятался от людских глаз надежнее некуда.

Потеряв несколько часов зря, мы поворотили до дома, уставшие и разочарованные. Я шел по самой кромке ручья, уже особо ни на что не надеясь, и просто бесцельно глядел в воду. Камень открылся случайно, когда его уже и не искали. На очередном повороте ручья в темной воде среди жухлых листьев проглянула глянцевая плешка. «Кажется, нашел!» — позвал я приятеля. Раздвинули листья в стороны и стало видно, что это действительно камень, скрытый водой. О размерах его было трудно судить, ибо валун сильно ушел в землю. Забыв об усталости мы принялись за дело. Соорудили запруду из обломков сучьев и глины, отчерпали воду и землю, и камень открылся во всей своей красе. Сказывали мне правду, да не совсем. Не два камня оказалось, а один, но расколотый напополам. Видать наказал Бог кума с кумой как раз тогда, когда они того, «соблазнились»…

Цвет валуна темно-серый. Лежал он явно повыше, но ручей подмыл и утянул валун вглубь. Увы, размеров его не сняли, а так, навскидку, в нем около метра или чуть больше. Можно задаться резонным вопросом, а тот ли это камень? Что ж, помимо того, что он на деле расколот на два камня, тем самым по сути соответствуя преданию, и того факта, что это единственный крупный камень в ближайших окрестностях, тем более лежащий в том самом овраге, есть еще одно подтверждение, что обследованный валун является культовым. На соседней ели мы обнаружили стеклянное горлышко от бутылки, надетое на сучек. Сучек давно разросся, и снять горлышко теперь невозможно. Сомнительно, что кто-то просто так принес с собой в лес выпивку и осушил ее, по странному совпадению, именно около камня. Скорее всего, к камню приходили на поклон, оставляя подле него свои нехитрые жертвоприношения, следов которых уже не сыскать. Подле него ели обрядовую страву и пили, свидетельство чего дошло до нас благодаря балагурству кого-то из тех, кто приходил сюда прежде.

Предание о совершивших «грех» куме с кумой кажется несколько искусственным. Поздний, христианский аспект строгого запрета на сексуальные отношения между кумами5 лишь наложился на старое предание, похожее по смыслу. Для наших языческих предков все это должно было бы выглядеть по-другому. Попробуем сообразить. Дело было близ деревни Ивановское, которое прежде, вероятно, числилось селом, ибо имело свою церковь и там жил помещик (микротопонимы «Барский сад», «Барский пруд»). Престольным праздником деревни называют день Иоанна Крестителя, а попросту – праздник Ивана Купалы, купальское торжество. Наряду с довольно ханжескими представлениями о нем церковников, как о торжестве разврата (сюда как раз и вписывается «грех» кума с кумой), в народе к нему, как к празднику любви, на котором составляются молодые пары, приурочивались предания о нарушении общественных норм, о преступлении сексуальных табу. Это, в первую очередь, исполнявшиеся на Купалу сказы и баллады о полюбивших друг друга брата с сестрою, которые были разлучены в детстве и поступивших так по незнанию (иногда по принуждению брата). Когда же они узнают о своем родстве, то превращаются в цветок «Иван-да-Марья» («брат-сестра», «сестра-да-брат»):

Пойдзем, сестра, у поля,
Разсеимся обоя:
С мяне будзиць жовты цвет,
С цябе буздиць сини цвет.
Будуць дзевки краски рваць,
И брата с сястрою поминаць:
«Гэта тая травица,
Што брацейка з сястрицей»

(Славянские древности, 2 – 419).

Другая песня уже не именует их родными и по иному описывает трагический исход, но при этом сохраняет имена:

Иван да Марья
На горе купалыся;
Гдзе Иван купався –
Берег колыхався,
Гдзе Марья купалась –
Трава расцилалась.6

Параллели с камнем «кум-да-кума», вполне очевидны: нарушение табу, превращение, даже сходные именования объектов, в которые они превратились. Тот же растительный код в известен и в случае связи кумов: в украинских песнях кум превращается в рожь, а кума в калину. Недопустимость такой связи подчеркивается через сравнение кумов с братом и сестрой: укр. «кум з кумою повиннi жити, як брат з рiдною сестрою».

Данное предание оставило след и в частушках. Прошу обратить внимание на почти полное соответствие.

Шли с кумой на богомолье,
Но прошли лишь три версты,
Захотелось покумиться –
Я повел ее в кусты.

У нас нынешней зимою
Кум ребеночка крестил,
А что делал он с кумою –
За то Бог его простил7.

Народ, как кажется, на всякий случай, сделал послабление, учитывая перенесение мифа в плоскость реальную («у нас нынешней зимою», «я повел ее») – «За то Бог его простил». Не наказал, надо же…

Несомненно, что все эти предания, записанные в новейшее время, значительно отличаются от тех, которые бытовали тысячу лет назад, но при этом, они должны в целом выдерживать некую общую направленность. Случившееся с этой парой (а с учетом того, что камни с таким именем известны и в других местах, ее следует считать мифической) если и служило напоминанием о недопустимости нарушения сексуальных норм, тем не менее не вызывало отвращения, ибо цветок в народе считался оберегом8, а к камням ходили на поклон. Этот момент, пожалуй, до сих пор не разъяснен. Как такое возможно, что к таким камням, символизирующим грех, ходили на моления? Ответ, как мне кажется, кроется в нескольких осколках древних мифов. Согласно сохраненным болгарами сказаниям, «солнце хочет жениться на своей сестре Луне или Зарнице (Венере), а месяц – на своей сестре Вечернице (Венере)»; согласно другим сказам, «утренняя и вечерняя ипостаси Венеры, являются братом и сестрой по имени Янкул и Янка, Стана и Милье, которые женятся, не подозревая о родстве между ними»; третья группа преданий, братом и сестрой считает небо и землю, «от сакрального инцеста которых родился месяц»9.

Родство светил известно и другим славянским народам10, но только в болгарских преданиях четко отображена тема сакрального инцеста между ними. Из трех разных легенд, теме Купалы, как праздника летнего солнцестояния, соответствовать может только первая, о свадьбе Солнца и Луны/Зарницы. По косвенным данным, этот миф восстанавливается для всей балто-славянской языковой общности11 (и шире для индоевропейской семьи языков12). Вот один из характерных примеров такого рода: «В Иванов день солнце, по мнению людей, выезжает из своего чертога на трех конях: серебряном, золотом и бриллиантовом к своему супругу месяцу; в проезд свой пляшет солнце и рассыпается по небу огненные искры, которые могут видеть только при его восходе»13. Более того, у тех же болгар на Иванов день (Еньовден) проводится обряд «еньова буля», являющийся по сути инсценировкой свадьбы Солнца (Еню) и его невесты14. Излюбленный сюжет болгарских же баллад – похищение Солнцем девушки («В Марию15 солнце влюбилось»16) с помощью лучей-качелей17. Соответствующим образом сюда совершенно логично укладывается вся любовно-брачная тематика Купальского празднества, от близости «некоторых купальских обрядов и песен со свадебными обрядами и символикой»18, очевидной эротичности многих игр, до гаданий на венках с целю узнать, как скоро предстоит выйти замуж, и видения в скатывании горящего колеса в реку – символа брака огня и воды.

Полученные данные можно просуммировать следующим образом. Согласно представлениям наших предков в день летнего солнцеворота, когда «солнце играет»19, в небе творилось великое священнодейство – свадьба Солнца (Дажьбога) и его избранницы; сие таинство разыгрывали в театральном действе, о нем пели баллады, загадывали в загадках; оно же, в уже ослабленной, а позже и вовсе измененной форме, отобразилось в представлениях о происхождении божьей коровки, ряда растений, камней – создав т. о. легендарное окружение данного мифа. С изменением обстановки изменились и действующие лица, вместо Божественных светил – появились некие брат с сестрою, абстрактные кум и кума; в процессе разрушения мифа, персонажи получили наиболее расхожие в славянском мире имена – Иван и Мария. Вместо священного союза воздовлела идея «греха».

Камни именуемые «кум-да-кума», скорее всего, пользовались поклонением как знаки того изначального великого события, как его проявления, без акцента на инцест. Сам же инцест, будучи явленным в мире Богов, был исключением из правил20, тем более не относясь к соответствующему кодексу мира людей. Его сакральное значение вне норм морали общества, как вне этих норм создание земли двумя гоголями, как явление в небе радуги или выпадение дождя. О том вообще могли не задумываться как об инцесте, ибо недаром существует одновременно столько противоречащих друг другу версий, где солнце выступает женою, а месяц – мужем, а не наоборот, где они – отец с сыном, где они противники в споре за руку Зарницы. А в целом же – в игре солнца на небе видели, прежде всего, Божественную свадьбу. Великое событие праздновалось всем миром, инцест (пусть так) Божьей пары благословлял молодых на любовь и освящал создание новых пар…

Много позже от древних преданий остались только отголоски, увязывающие древний праздник с неким «грехом». А ныне уже и деревни, откуда шли сюда, к затерянному в лесах камню на моления, обезлюдели, иные же вовсе исчезли с лица земли и из человеческой памяти. И сам камень совсем было сокрылся от глаз людских, если бы не несколько случайно оброненных слов…


1. На деле оказалось, что это один камень. Однако, для того, чтобы это выяснить, камень еще предстояло найти…

2. Славянские древности. Этнолингвистический словарь под общей редакцией Н. И. Толстого. Т. 2 (Д-К), М.: «Международные отношения», 1999. – С. 449, 663.

3. Из местных жителей только от бабы Шуры и ее сестры Барышевской Надежды Васильевны (1924 г.р.) мне удалось сделать записи. Увы, Белкино поглотил город…

4. Деревня, на современных картах уже не отмеченная.

5. Славянские древности, 2 – 663.

6. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1-3. Репринт. М.: Индрик, 1994. Т. 3, С. 722).

7. Заветные частушки. Из собрания А. Д. Волкова. В двух томах. Т. 1. Эротические частушки. – М.: Ладомир, 1999, №№ 1312, 1314.

8. Сорванные на Купалу цветки клали по углам дома для защиты от покражи, полагая, что «брат с сестрою будет говорить, вору будет казаться, что разговаривают хозяин с хозяйкой» (Славянские древности, 2 – 420).

9. Славянские древности, 2 – 418.

10. Луна и солнце – это отец и сын (укр., пол.); родные братья (рус., укр., пол.. серб.) (Славянские древности, М, 2004, Т. 3, С. 144).

11. См. об этом в работах В. Н. Топорова и Вяч. Вс. Иванова.

12. У Гомера «Ηλιος и Σελήνη – брат и сестра; итальянская сказка выводит Солнце и Луну (Sole и Luna) детьми одной матери. В Эдде Sonne и Mond… — сестра и брат»; «По литовскому преданию Saule (солнце) – «божья дочка» представляется женою Месяца (Menu)» (Афанасьев, 1 – 75).

13. Терещенко А. В. Быт русского народа. Ч. IV и V. М.: Русская книга, 1999. С. 260.

14. Славянские древности, М., 1995, Т. 1, С. 221.

15. Отметим в данном случае сохранение имени девушки – Марья[15] (цветок Иван-да-Марья, Иван и Марья в купальских песнях), при том, что в обряде «еньова буля» и представлениях о божьей коровке (именуемой в частности царева невеста, невестица (макед.)), «Мифический жених обозначается наименованиями типа «солнышко» (луж., чеш., пол., бел., укр.) и «Иван»» (Славянские древности, 1 – 221)). Не будем развивать мысль о созвучии имен Мария и Мара, дающем, через посредство купальского дерева, именуемого Мораной (Мареной, Марой), возможность реконструкции о свадьбе Бога Солнца Дажьбога и Богини Смерти, низведшей его в могилу (со дня летнего солнцеворота день идет на убыль; сюда же – миф о воскресении умершего Божества).

16. Песни южных славян. М.: Художественная литература, 1976. С. 26.

17. В латышских легендах Месяц утягивает девицу к себе с помощью пояса (Лауринкене Н. Представления о месяце и интерпретация видимых на нем пятен в балтийской мифологии // Балто-славянские исследования XV. Сборник научных трудов. – М.: Индрик, 2002. С. 372). Хотя речь здесь идет о наказании. 

18. Соколова В. К. Весеннее-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. М.: Наука, 1979, С. 249.

19. Ср. при этом двойное значение глагола «играть», свойственное народной культуре: «играть в игры», и в смысле соития («играть в сваечку»). Но, см. выше описание выезда повозки солнца, когда оно пляшет.

20. Пусть даже по принципу: «что возможно Юпитеру, то не положено быку». Из той же античной мифологии (а на самом деле – любой вообще) нам известно множество примеров таких деяний Богов, которые при применении к ним норм человеческого общества, кажутся порой чудовищными.

Поиск

Журнал Родноверие