Когда я всерьёз взялся за написание своей религиоведческой диссертации, посвящённой представлениям о славянских Божествах, передо мной как учёным встал значительный вопрос, окончательного решения которого я так и не нашёл (да и возможно ли это?), и в результате его некоторым образом «обошёл». Вопрос этот напрямую определял задачи и подходы к источникам: кто такие славянские Божества? То есть, мне нужно было оПРЕДЕЛение (просто подчеркиваю корень), которое бы включало всё необходимое и исключало остальное.
Где кончается Божество и начинается дух? ..и где начинается персонификация? ..стихия? ..обрядовый персонаж? А где перед нами только имя, о котором можно гадать всё что хочешь? В итоге я определил Божество примерно как личностную силу (субъект, могущий сказать о себе «я»), имеющую универсальное значение (~где бы ни пошла гроза, это Перун). Дух, соответственно, определялся локальным значением (в этом лесу – один Леший, а в другом – другой), а обрядовый персонаж – временным (Бадняк, как и Дед Мороз, актуален зимой; летом его и не вспоминают – видимо такими всё же были Ярила, Купала и ещё кое-кто, но сейчас не хочу провоцировать споры о конкретных мифологических персоналиях). Персонификация – образ, преследующий сиюминутную задачу, позволяющий обратиться к любому объекту как к личности (как Ярославна в «Слове о полку Игореве»). Затем я написал об условности таких определений, отметив, что даже в таком виде они позволяют работать с материалом – и затем рассматривал все спорные имена, и тех духов (наверно), которые в списках (особенно поучений против язычества) всегда соседствуют с Богами. В итоге мне пришлось рассмотреть немалый ряд образов, которые Богами наверняка не были – но только так я сумел отсмотреть и всех тех, кого под это определение всё же нужно подводить.
В научной литературе о славянской религии я не встречал определения «Божества». Если отыщете – прошу, напишите мне, я буду очень признателен. А в этом посте, основанном во многом на переписке среди админов группы СНЯ(потому-то я на него и решился, что многое было написано уже походя), я хочу рассмотреть ряд вопросов, которые связаны не только с научными подходами, но и с лично-религиозными. Не мудрствуя, я просто буду ставить вопросы и пытаться на них ответить.
— СКОЛЬКО БОГОВ? – так и тянет ответить «Перун есть мног» [Гейштор А. Мифология славян. М., 2014. С. 123]. Кстати, это не просто цитата средневекового древнерусского источника. Это весьма жирная отсылка к мировой мифологии. Если мы откроем древние мифологические памятники до литературной обработки (скажем, индийскую Ригведу), то увидим, что там не всегда, скажем один Рудра (божество бури, урагана, неистовой и враждебной стихии погоды), а иногда множественное число – Рудры. Не всегда одна Ушас, богиня Зари, а иногда Зори. И такого вообще полно. Любители северной мифологии наверняка вспомнят «Видение Гюльви» в «Младшей Эдде», где Один явился к Гюльви в облике трёх сидящих на престолах панов, каждый со своим именем и текстом по сценарию.
Но вопрос немного о другом. Сколько именно Божеств должен включить годный пантеон? Конечно, я укажу на древность: сколько там, столько и сям. Однако никаких точных цифр нет. Источники доносят до нас по 10, может 15 надёжных имён в каждом из единственно хорошо известных пантеонов славян: древнерусском и полабо-балтийском. Конечно, вообще Богов было больше, но тут речь о высших, важнейших. «В Риме III века насчитывалось до 420 храмов, в которых поклонялись по меньшей мере 30 тысячам богов во главе с Юпитером. Естественно, такой сонм богов и культов вызывал критику <…> и давал богатую пищу апологетам не только для насмешек, но и для размышлений» [Бычков В.В. Эстетика поздней античности. М., 1981. С. 59]. С развитием мифологии частных «конфессий» всегда выявлялся некий ключевой набор. В Греции (и позднее в Риме) высший пантеон определялся числом 12, хотя список тех, кто мог попасть в это число в разных версиях, был несколько больше. Надо сказать, что примерно те же цифры рисуют нам многие ключевые индоевропейские мифологии. Хотя некоторые иные, например, дальневосточные культуры, оперируют бОльшими цифрами. Но я полагаю, что 10–15 Богов почитались своего рода таким же ~олимпийским собранием и у славян; были и другие, но роль их была не сопоставима. Для ориентира назову следующий факт: в Ипатьевской редакции «Повести временных лет» упоминается восемь Божеств славян: владимирово шестибожие, т.е. Перун, Хорс, Дажьбог, Стрибог, Симаргл и Мокошь, а также Волос и Сварог. Однако если подобную работу мы постараемся проделать с куда менее объёмным «Словом о полку Игореве», то тотчас же уткнёмся в поставленные в зачине поста сложности: а кто такие статусом Карна и Жля? Что за Бус, что за Троян? И не потянет ли Ветер-Ветрило или Трёсветлое Солнце (отделённое от упоминаемого здесь же Хорса) в беседе Ярославны на Божество? Что за Див там мечется с древа? А почему река Донец начинает беседу с князем Игорем, а Обида поднимается в силах?..
НО ЕСЛИ ЕСТЬ ФЕНОМЕН, ТО ЕСТЬ ЕСЛИ НЕ ДУХ, ТО ПЕРСОНИФИКАЦИЯ – эта фраза не вызывает возражений, когда мы обращаемся к лесу, или конкретному, скажем, дождю, но может показаться спорной при обращении к новому для культуры феномену. А не надо этого. Сколько раз я замечал, что вещь или объект лучше функционирует, если обращаешься к нему, просишь его, и неважно что это. При этом я рассуждал: ну хорошо, вот я обращаюсь к автомобилю, и мы примем его как нечто целое. А если затем мне понадобится обратиться к конкретной его части: двигателю, колесу, блин, да гайке даже? Что ж, противоречия не вижу. Персонификация и дух провоцируют на сиюминутный, ситуативный подход. Этим, как помним, они и отличны от Божеств. В этом отношении мне в своё время понравилось, как Элиас Лённрот, собиратель «Калевалы», финского мифологического цикла, персонифицировал явления. Он добавлял, например, финское -тар к нужному слову, что означало «дева» или «владычица»: Kuutar ‘Дева Месяца’, Päivätär ‘Дочь Солнца’, Sinetar ‘дева сини’ и т.д. Но ведь и наши духи таковы: овинник, полевик, домовой. Гаражник, магазиновик, даже туалетник, почему нет? Тут главное не увлечься чрезмерно. А к кому обратиться, к местному ли явлению или всеобщему, к Лешему и Велесу – это понимаешь по ситуации. «Всё полно богов», сказал Фалес, первый философ древней Греции. Возможно, никаких пределов и нет?..
СТАТУС ПРОТИВНИКОВ БОГОВ – если у Перуна есть враг, некий Змей (неа, не Велес), то кем он является в отношении статуса? В науке есть хороший термин, «хтонические персонажи», его и используйте, хоть он греческого происхождения. Обычно (а в индоевропейской мифологии почти всегда) это существа, возникшие раньше основных Божеств («Старые Боги/Обитатели»). Индоевропейцы выделяли две огромные категории их: Змеи и Великаны. Именно Великаны были основными противниками Богов в той реконструкции высшей славянской мифологии, которую вижу я. После длительного противостояния и даже череды провалов Боги победили их, а их предводителя заточили в плену под землёй. В то же время, и Великаны и даже Змеи отчасти – родственники Божеств. А кроме того, есть другое племя Божеств, с которым родственных связей ещё больше (сейчас, конечно, я отсылаю к ванам скандинавских мифов, первым поколениям богов Ирландии, индийским асурам в древнем смысле слова и т.д.), и они (уже) не враги, а просто живут где-то далеко. Да и сами Боги могут быть хтоническими, таковым мне представляется и Сварог, и Стрибог, и отчасти Велес. Вероятно, эти персонажи старше, чем, скажем, Перун и Мокошь.
ГДЕ ГРАНИЦА ЗОНЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ БОГОВ? – а здесь я отвечу с собственной философской точки зрения. Я полагаю, что изначально Божества как некие объективные силы вообще не привязаны к функционалу. Они – воли, а воля приложима к любым деяниям. Поэтому когда мы обращаемся к мировой мифологии, получаем и разное число Богов, и разные архетипы, хотя когда архетипы таки складываются у культурной общности, они становятся довольно устойчивы – у славян это наследие индоевропейской мифологики, использующей с пару десятков основных образов (и потому таково основное число высших Богов), привязанных к известным архетипам. К любому Божеству можно обратиться с любой просьбой, и здесь, думаю, стоит полагаться на свою практику, отношение или интуицию в большей степени, чем на мифологический стереотип. Это же причина прыжков сюжетов: набор сюжетов в ряде мифологий вполне можно подсчитать, но они порой прыгают от одного персонажа к другому.
Ведь как вообще складывалась мифология. Было два пути. 1) Скажем, если мы посмотрим на образ Индры в Ригведе.. То каких только – подчас прямо противоречащих один другому – мотивов о нём там не высказано. Однако, набор привязанных к нему мифов всё же не безграничен и вообще не велик. Ригведа в смысле текст-как-целое – это искусственный конструкт, она не предполагалась такой. Была, скажем, семья Ангирас, и у ней было её наследие. А у семьи Канва было своё наследие. И вот эти семьи, и ещё многие передавали-передавали, а потом всю эту солянку внешние люди слепили в одно целое – чтобы сохранить всё наследие. И отсюда многообразие и даже противоречивость Ригведы. Но этим она и ценна. 2) Несколько иным путём пошла, скажем, Греция. Там тоже веками мифы передавались устно, и в каждом регионе были свои традиции рапсодов-певцов. Но в итоге до нас дошла только литературно обработанная мифология, когда некий Гомер, или, лучше сказать, Гесиод, записал свою любимую версию, упомянув другие лишь чтобы сгладить противоречия и многообразие собственными воззрениями. Такой же путь прошла через более чем полторы тысячи лет исландская литература, где «Младшая Эдда» явно и неприкрыто защищает позицию поклонников Одина, хотя она явно была не единственной и вероятно, даже не доминирующей (поклонников Тора, кажется, всё же было больше, а у них была своя мифология). Отсюда, кстати, и стёбы богов друг над другом, примером чего является «Песнь о Харбарде» «Старшей Эдды», где Тор предстаёт на фоне Одина этаким дурачком, или – особенно – «Перебранка Локи», посвящённая, по сути, оскорблениям всех ключевых божеств скандинавов. В своё время у меня была научная статья о том, что поклонники разных богов-покровителей в Скандинавии приобретали даже и разную посм-тную судьбу (https://dajbojic.livejournal.com/3917.html).
Впрочем, позднейшая Индия больше похожа даже не на Грецию, а на нечто, до чего языческая Греция толком и не дошла. Победителями исторического развития в индуизме стали конфессии во главе с каким-то одним божеством; это прежде всего – Вишну (и его аватары, включая Кришну) и Шива (с его семьёй, включая Шакти-Кали-Парвати и Ганешу). Эти божества объявлены всем и вся, они Атман и Брахман, Абсолют и Совершенство, перед которыми и другие боги склоняются в уничижительном поклоне. При этом мифы, унижающие другие божества, стали только более актуальны, как например, миф о джьотир-лингаме у поклонников Шивы (вкратце: три бога поспорили, кто круче, Шива превратился в столб света – джьотир-лингам, а Вишну и Брахма рванули искать конец этого столба в разные стороны, но спустя мириад эпох вернулись и сказали – мы так до конца не дошли, о Шива, ты круче нас). Однако когда мы посмотрим в Ригведу, то увидим, что Вишну и Шиве (тогда ещё Рудре) выделено по три персональных гимна из 1028. Для сравнения, Индре – посвящено 243, а Агни – 196 гимнов. И я бы поставил вопрос, если б надо было подколоть – ладно, вайшнавы, вас больше всех, но может не надо хотя бы втирать об извечности вайшнава-дхармы? https://ru.wikipedia.org/wiki/Ригведийские_божества
Полагаю, оба эти пути открыты и славянскому новоязычеству. Первый – собрать все варианты и дать их все в солянке, не выстраивая структурного единства, которого в древности и не было. В таком виде, кстати, в новое время на базе фольклора сложилась мифология дайн у балтов. Второй вариант, однако, это как раз дать структуру. Этот Бог такой, этот сякой, иерархия, однозначная привязка сюжета к персонажам и однозначный круг персонажей. Но надо сказать, что хоть путь этот имел почитателей, до полной унификации не дошла ни одна из языческих религий. Второй путь невозможен без споров и догматизации.
НАПОСЛЕДОК. О РОЛИ ВЫСШЕЙ МИФОЛОГИИ В СРАВНЕНИИ С ЭПИЧЕСКОЙ. Важно и другое. С годами я всё больше прихожу к мысли, столь далёкой от подавляющего большинства реконструкторов, что основная мифология и у славян и у других индоевропейцев упиралась в эпос, то есть в деяния древних героев-людей (пусть иногда и потомков Божеств) – а отнюдь не Богов, которым приписывались не столь уж многочисленные образы и мифологемы, и которых не любили тревожить любым клейким сюжетом. Эпос, несомненно, занимал больше места, чем высший миф, но пан типичный неоязычник почти никогда этого даже не допускает в мысли. А надо бы.
