Над миром восходит Чёрное солнце. Его лучи, невидимые непосвящённым, пронизывают собою всё существующее. И всё преображается под его влиянием. То, что несёт в себе изначальную подлинность и первозданную силу, устремляется ввысь и обретает возможность дальнейшего развития. То, что изначально было лишь внешним, лишённым глубинных основ, стремительно гибнет, превращается в прах, и его следы на земле теряются.

Чёрное солнце режет реальность на две неравные части — мир жизни и мир смерти. Смерть претендует на большее значение, чем жизнь. Она стремится самоутверждаться за счёт жизни, питаться её соками, паразитировать на ней. Имитативного и ложного всегда больше, чем подлинного и истинного. Именно поэтому имитативное всегда цепляется за числа, сконструированные статистические данные. Оно гордиться своей численностью, постоянно ссылается на неё, но в постоянстве таких ссылок присутствует знак внутреннего поражения.

В желании демонстрации больших чисел изначально живёт неуверенность, заставляющая искать подтверждение своим внутренним устремлениям во-вне. Согласие с окружающими становится силой самоубеждения. Но любой взгляд, ищущий опоры во внешнем, — ложен, любое убеждение, ссылающееся на «так думают все», фиктивно. Фиктивное доказательство не убеждает, а обольщает. Обольщение, соблазн в основе своей — иллюзия и небытие. Небытие есть смерть. Всё внешнее смертно.

Подлинная жизнь не нуждается в доказательствах, внешних подтверждениях и демонстрациях. Её сила — в ней самой, она обладает уверенностью, в силу того, что дышит, что чувствует, что видит и что желает. Какое значение имеют внешние числа с их апофеозом массовости и «распространённости везде», в чём смысл такого доминирования, если всему внешнему предстоит умереть…

Чёрное солнце не частый гость на земном небосклоне. Оно восходит лишь в моменты истины, когда кажущийся устойчивым и неизменным вектор земной судьбы внезапно меняется и жизнь требует от человечества принятия новых, радикальных решений. Именно в такие мгновения истории вершится её суд: неподлинное умирает, подлинное продолжает жить.

Каждый живущий в «час перемен» имеет возможность понять и оценить собственное существование, все могут увидеть сияние Чёрного солнца. Главная ставка такого познания — жизнь. Обладающий подлинностью при взгляде на Чёрное солнце обретает силу, живущий по законам внешнего мира — умирает.

Образ Чёрного солнца не является исключительно поэтической метафорой. У него — древняя, хотя и смутная история. Начало этой истории связано с западноевропейской алхимической традицией, находившейся в оппозиции и к ортодоксальному христианству, и к классическому античному наследию.

С течением времени маргинальный характер данной символики лишь усилилась. Многочисленные интеллектуальные группы, оппонирующие науке и академической модели знания, активно ею пользовались, наделяя всё новыми и новыми смыслами. В первую очередь это относится к теософам и традиционалистам, искавшим древнее эзотерическое знание по ту сторону научных теорий.

К началу ХХ века Чёрное солнце становится важным элементом в символике немецкого мистического национализма, а после Первой мировой войны плавно переходит в распоряжение нацистских эзотериков (Общество Туле и др.)

Любые попытки найти в нацизме оккультные, эзотерические элементы (Мигель Серрано, Вильгельм Ландиг), неизбежно сталкиваются с Чёрным Солнцем, попадают под обаяние его лучей.

С 1991 года, когда появляется роман Рассела Макклауда «Чёрное солнце Таши Лунпо», символ становится частью западной массовой культуры, проникает в музыку и живопись. Множество западных праворадикальных групп начинают использовать его в собственной эмблематике и символике. Не избежала этой моды и постсоветская Украина. Чёрное Солнце становится символом батальона «Азов» и всего «азовского движения». Так украинский нацизм получил новое, эзотерическое обоснование.

Но насколько подобная эзотерика была действительно новой?

В вышедшей в этом месяце книге Алексея Кочеткова «Чёрное солнце Украины» подробно анализируется связь украинских праворадикалов с различными эзотерическими и неоязыческими идеями.

 

Представление, активно популяризируемое неолибералами, что радикальный интегральный национализм изначально связан с христианской традицией, является изначально неверным. Наоборот, анализ идеологии «Азовского движения» показывает, что украинский нацизм в религиозной перспективе является движением антихристианским, и сами украинские нацисты не только не скрывают этого факта, но и бравируют им.

В приведённых в книге Кочеткова фактах, связанных с идеологией «Азовского движения», читатель найдёт упоминание о Торе и Перуне, а так же о множестве жертвоприношений в их честь. Естественно, такие жертвоприношения связаны с культом крови.

Когда неоязычество начинает оказывать влияние на повседневную жизнь человека, это обстоятельство сразу же привлекает к себе внимание со стороны окружающих и вызывает серьёзные сомнения в психическом благополучии неоязычника. Но одна из особенностей жизни современной Украины связана с устойчивым желанием ряда активных политических групп сделать неоязычество официальной идеологией нации. С точки зрения классической психиатрии, ситуация выглядит «очень запущенной». Но проблема в том, что всё украинское общество пребывает в состоянии подобного психического неблагополучия. Кто-то находит в себе силы противостоять этому, а для кого-то лучи Чёрного солнца оказываются по-настоящему губительными.

Эту историю можно было бы воспринимать исключительно иронично, если бы не было сожжения людей в Доме профсоюзов в Одессе, если бы не гибли люди на Донбассе. Девиз украинских праворадикалов вполне созвучен словам из советской песни «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» В быль, судя по текущим событиям, сказку превратить не удастся, но украинские наци честно пытаются это сделать.

Возрождение неоязычества в конце прошлого века само по себе является знаком культурной деградации общества. Но если на Западе такой тип деградации затронул весьма небольшую группу людей, то на Украине она стремится охватить собою массы.

 

Обычно постсоветскую историю Украины до начала Революции достоинства описывают в достаточно светлых тонах. Действительно, страна смогла избежать тех потрясений, что сопутствовали российской истории в девяностые годы, сохранила структуры здравоохранения и образования, относительно высокий уровень жизни в городах. Но глядя на расцвет украинского неоязычества, приходится признать, что не столь уж благополучно обстояли дела с украинским образованием, да и с украинской культурой в целом. Сохраняя внешний фасад, это образование стремительно разрушалось изнутри. И, в итоге, в тот момент, когда развитые страны задумались об экспедиции на Марс, на Украине вспомнили о жертвоприношениях Тору и Одину. Используя известный нацистский слоган, можно сказать: каждому — своё.

Актуализация неомистицизма имеет очевидные социальные и экономические основания. Реальная жизнь — сложный организм, в котором всё всегда взаимосвязано.

Подъём теософского движения в последней трети XIX века, как совершенно справедливо отмечает Алексей Кочетков, был связан с переформатированием капитализма. Задачи технологической модернизации усложнили структуру капитала. Это усложнение усилило процессы акционирования предприятий и появления особой социальной группы — рантье.

Рантье имели достаточно высокий уровень жизни для того, чтобы не чувствовать необходимости в повседневной трудовой деятельности. Соответственно, у них отсутствовала потребность в профессиональном, систематическом образовании, но, в то же время, в их распоряжении было достаточно свободного времени для того, чтобы получать знания хаотическим, случайным образом, и заниматься самостоятельными интеллектуальными упражнениями.

В те же десятилетия в русском языке набирает популярность термин «образованщина», при помощи которого характеризуют людей, имеющих поверхностные, фрагментарные знания. Этот термин в полной мере может быть применим и к западноевропейским рантье как социальной группе. Теология, получившая развитие в этой среде, отражает и серьёзные лакуны в знаниях о мире, и серьёзные личностные претензии на истину, выражающиеся в противопоставлении теософии академическому знанию.

Рост популярности неоязычества и теософских доктрин в XXI веке также детерминирован социальными факторами. Но если в конце позапрошлого столетия эти факторы были скорее позитивными, т. к. отражали рост уровня жизни западноевропейского общества, то сегодня можно говорить о негативной динамике. Рост популярности неомистицизма является свидетельством кризиса институтов образования. Почему этот кризис возник? Потому, что современная экономическая элита не заинтересована в развитии этих институтов. Современное высокотехнологичное производство, требующее от работника высокого уровня знаний, выводится за пределы центров капиталистической мировой системы, а создание новых технологий превращается в элитарную социальную деятельность, предполагающую наличие относительно небольшой группы людей, ей занимающихся. Основным способом получения прибыли становятся финансовые операции («деньги делают деньги»), а социальная энергия переводится в непроизводственные сферы — в первую очередь, в сферу обслуживания, которая не требует высокой интеллектуальной подготовки от большинства тех, кто в неё вовлечён.

Политика украинского финансового капитала в «дореволюционный период» ничем не отличалось от политики капитала западного. Но в менее развитых регионах капиталистической экономики процессы деструкции и деградации идут более активно, чем в центре. И последствия такой деградации также проявляются более масштабно и ярко.

Полупериферийность стиля украинского нацизма показывает себя во множестве самых разнообразных проявлений. Даже если забыть о жертвах языческим богам и о Чёрном солнце, и посмотреть на теоретические модели этого национализма, обнаружатся многочисленные элементы вторичности и запаздывания. Современный украинский нацизм осознаёт реальность XXI века при помощи категориального аппарата, чья актуальность пришлась на первую половину ХХ столетия. За семьдесят с лишним лет, прошедших с момента появления теории интегрального национализма, в мире успело кое-что измениться, но сами адепты этой теории никаких существенных изменений, судя по всему, не замечают.

Тот же эффект запаздывания сопровождает и расовые теории, чья популярность относится к первой половине ХХ века. Заимствуя у немецких теоретиков основы расовых теорий, украинский национализм оказывается неспособным интерпретировать их в соответствии с новыми культурно-историческими обстоятельствами. Следствием этого становится не новое понимание жизни, а насилие над ней: стремление подчинить жизнь догматическим схемам, лишённым какого-либо эмпирического наполнения. 

Этот дефицит чувства реальности становится фирменным знаком украинской националистической мысли, и появление Перуна и Тора в этом контексте оказывается вполне органичным. Но если освоение идей интегрального национализма требует определённых усилий и наличие хотя бы основ исторического знания, то неоязычество от подобной необходимости своих адептов освобождает. Это — специфический культурный попс, апеллирующий к социальным группам с самыми незамысловатыми культурными потребностями, и угождающий желаниям и амбициям этих групп.

Украинский нацизм склонен к антикапиталистической риторике, хотя не очень понятно, что он готов предложить взамен. (Скорее всего, речь в этом случае идёт об итальянском корпоративном государстве второй четверти ХХ века. Не самый актуальный проект.) Но в самой этой риторике присутствует внутреннее противоречие. Украинский нацизм, проклинающий капитализм, является порождением капитализма. И в этом контексте нацизм де-факто опровергает нормы того же неоязычества, которым де-юре стремится следовать. Ведь любое язычество будет настаивать на том, что надо чтить своего прародителя.

Безусловным достоинством книги Алексея Кочеткова является большое количество конкретики. Благодаря этому события украинской политической жизни выходят за пределы информационных штампов и обретают историчность.

В полной мере это относится и к описанию событий Революции достоинства. Эти события показывают, как капитализм, породивший нацизм, использует его в качестве достижения собственных целей.

Обыденное представление об «оранжевой революции» в Киеве предполагает, что организаторы этой революции изначально образовывали единый лагерь. Действительность оказалась намного сложнее. В книге подробно описывается процесс возникновения двух «майданов» — неолиберального и националистического. Внешне конкурируя друг с другом, они оказываются связаны едиными интересами. А переходы инициативы от одного лагеря к другому, в итоге, становятся лишь фазами осуществления технологии захвата власти неолибералами. «Дети Одина и Тора» были банально использованы для того, чтобы привести к власти украинскую олигархию во главе с Порошенко, но самим «детям» не хватило разума, чтобы вовремя понять свою роль в текущих событиях.

Украинские радикалы до сих пор могут тешить себя мыслью, что они осуществили «национальную революцию», открывшую путь для Украины в светлое будущее. Но реальное будущее этой страны связано с разграблением её экономики, разворовыванием народного богатства, уничтожением культурного потенциала. «Герои нации» для этого не нужны. По мнению украинской олигархии главная задача этих «героев» в постреволюционный период — как можно быстрее умереть на Донбассе. И режим Порошенко много сделал для того, чтобы такую задачу решить. Сияние Чёрного солнца для многих участников батальона «Азов» и сходных с ним бандформирований оказалось непереносимым.

В исследовании Алексея Кочеткова ставится вопрос и о будущем украинской государственности. Выводы автора пессимистичны. Краткая история этого государства подходит к концу. В качестве государственного проекта Украина стала воплощением исторического абсурда и бессмысленности. Чёрное солнце сжигает все проявления такой бессмысленности. И в этом контексте история Украины очень похожа на арабскую сказку о глупом волшебнике, вызвавшим из небытия джина. Волшебнику казалось, что он сможет управлять потусторонней демонической силой, но всё завершилось лишь смертью этого самонадеянного человека.

Отчасти в «Чёрном солнце Украины» можно услышать реквием по этой стране. Но такие произведения пишутся лишь в честь тех, кто этого заслуживает. Реальность, наполненная абсурдом и злом, никаких патетических оценок не заслужила. Понимая, что сейчас происходит в этой стране, естественной реакцией является короткое «прощай». В нынешних условиях уже нельзя спасти украинскую государственность, но ещё можно спасти народ Украины. Но для этого иллюзия государства в этой стране должна исчезнуть максимально быстро. В ином случае агония государства станет агонией общества.

Поиск

Журнал Родноверие