Примечание переводчика:
Славяно-арийский ведизм. Рано или поздно каждый, кто интересуется язычеством, особенно славянским, столкнется с ним. В нашей стране уже вышло несколько конкретных книг российских авторов, но это не историки и не язычники, а инженеры, ученые и сотрудники различных институтов. Зачастую они выдают свои произведения за некогда утраченные, а теперь найденные древние письмена, что должно придать им некую респектабельность и авторитет.
Идеологической подоплеке сконструированного таким образом современного российского неоязычества, корни которого уходят в Советский Союз, посвящена сегодняшняя статья, которую мы опубликуем в пяти частях. Ее автор — Марлен Ларюэль, которая на своем сайте называет себя профессором исследований международных отношений и политологии в Университете Джорджа Вашингтона и директором программы по изучению нелиберализма там же. Во Франции она является старшим научным сотрудником IFRI (Французского института международных отношений) и советником Observo, аналитического центра Франко-российской торговой палаты.
Вольф
Как и в других постсоветских государствах, интеллектуалы в России с 1990-х годов занимаются созданием новой национальной идентичности. В результате многие идеологические течения конкурируют друг с другом за определение новой национальной идентичности в соответствии с различными языковыми, историческими, религиозными или геополитическими критериями. Формирование этого национального воображения является частью рекомпозиции постсоветского пространства и параллельно темпам политических, экономических и социальных изменений, которые пережило население за последние двадцать лет.
Религия, естественно, является одной из идеологических матриц этой перестройки. Хотя положение православной религии в России хорошо задокументировано, мало что известно о неоязычестве и его последующем утверждении арийской идентичности русских. Однако ученые, следящие за политической и интеллектуальной жизнью современной России, стали замечать, что в публичных выступлениях некоторых политиков или интеллектуальных деятелей можно найти появляющиеся ссылки на "славянское язычество" и "арийское" происхождение России. Хотя неоязыческое движение нельзя считать массовым явлением, подобные выступления занимают значительную часть редакционного спектра. Поэтому движение является актуальным объектом исследования, тем более что оно является частью современности, которая определяет себя отчасти через "переосмысление традиции" (Hobsbawn and Ranger 1983).
Как и в других европейских странах, в России развивается множество "новых религиозных движений", вдохновленных "Новой эрой" и интересом к восточным религиям. Однако движения, претендующие на то, чтобы представлять язычество или славянский ведизм, зачастую гораздо более политизированы, чем другие движения "этнической веры". Они часто рассматриваются как националистические и открыто антисемитские, и обычно призывают к авторитарному политическому режиму. Многие элементы их доктрины заимствованы из теорий французских и немецких "новых правых", и они выступают за осознание арийской идентичности европейских народов. Распад Советского Союза и крах коммунизма рассматриваются как события, свидетельствующие о глобальном кризисе сознания человечества, заставляющие скептически относиться к европейской культуре и ее христианским основам. Это сочетание New Age и New Right, хотя и не является специфическим для России, представляется гораздо более важным явлением, чем в других странах. Эти российские движения сочетают в себе расистские концепции западных ультраправых, поиск новой гармонии между человеком и природой, вдохновленный романтической натурфилософией XIX века, и идеологические левые ориентиры, заимствованные из альтерглобализации (1).
Этот феномен не был порожден крахом режима в 1991 году, но имеет глубокие корни в советском прошлом и различных поисках идентичности в интеллектуальных кругах, независимо от того, были ли они связаны с коммунистической партией или диссидентами. Таким образом, в этой статье мы сначала попытаемся описать историческую глубину этих движений, указав на существование неоязыческих и/или арийских отсылок в советской культуре. После этого исторического обзора я сосредоточусь на том, как эти дискурсы развивались в различных сферах постсоветского российского общества. На религиозном уровне мы наблюдаем наплыв движений, выступающих за "возвращение" к древнему язычеству славян; на историографическом уровне можно отметить появление научных или псевдоученых движений, стремящихся продемонстрировать славное арийское прошлое России; на политическом уровне можно отметить, что эти неоязыческие и арийские аллюзии, которые раньше были уделом небольших ультраправых националистических групп, теперь можно встретить в парламентских институтах и более умеренных политических фракциях.
Советская эпоха или питательная среда для неоязычества и арийства?
Начиная с XIX века, русские славянофильские движения заимствовали в первую очередь немецкую идею о престижном арийском происхождении европейских народов. Отец славянофильства Алексей Хомяков (1804-60) и некоторые его ученики, такие как Александр Гильфердинг (1831-72), Дмитрий Иловайский (1832-1920) и Иван Забелин (1820-1908), без колебаний заявляли, что русские являются одной из важнейших ветвей арийской семьи, если не самыми прямыми ее представителями. Однако этот русский арийский миф не имел неоязыческой направленности, и для этих националистически настроенных интеллектуалов православие оставалось основным религиозным влиянием. Многие из них надеялись совместить свою восприимчивость к православию со стремлением к арийской идентичности. Они утверждали, что Византия получила христианское послание непосредственно из азиатской колыбели арийских народов, которая, в зависимости от автора, находилась в Центральной Азии или Иране. Сохранение библейской ссылки позволило им разделить арийство и антисемитизм. В отличие от своих немецких коллег, славянофильские претензии на арийскую идентичность не сопровождались критикой (Laruelle 2005).
Ни одно из ультраправых движений, возникших в России после революции 1905 года, не стремилось реабилитировать дохристианские верования, как это делало в то же время немецкое арианофильское движение (Mosse 1978, 1981). Скептицизм в отношении превосходства христианства появился в кругах русских националистов только в межвоенные годы в эмиграции. Эти группы искали древний текст, который мог бы дать подлинное оправдание "возвращению" к истокам. В газете "Жар-Птица", издававшейся в Сан-Франциско в 1950-х годах, несколько таких авторов заинтересовались так называемой рукописью первых веков нашей эры — "Книгой Велеса". Белогвардейский офицер Ф. А. Изенбек, как говорят, обнаружил эту книгу во время Гражданской войны, но оригинальные деревянные таблички, на которых был начертан текст, были утеряны во время Второй мировой войны, однако один из друзей Изенбека, Юрий Миролюбов, имел возможность изучить и расшифровать их. Миролюбов, как вероятный фальсификатор этой рукописи, был первым, кто использовал слово "ведизм" для описания этого русского неоязычества и обогатил его, присвоив престижное индийское происхождение Вед (Каганская 1986). Уже в 1960-е годы книгу Велеса считали подлинной рукописью не только русские националисты-эмигранты, но и некоторые украинцы в изгнании, особенно те, кто был близким последователем Сергея Лесного, другого великого пропагандиста неоязычества. Несмотря на отсутствие оригинальной рукописи этого текста, сторонники неоязычества представляют книгу Велеса как бесспорный исторический источник из славянской древности и как книгу молитв и гимнов древним богам, которую можно "применить на практике".
Похоже, что и в самом Советском Союзе возрождение русского национализма, которое Сталин поощрял со второй половины 1930-х годов, способствовало укреплению неоязыческих дискурсов. Действительно, Сталин проявлял живой интерес к исследованиям славянской древности и надеялся, что такие исследования помогут ему продемонстрировать первобытный коммунизм русских. Некоторые ученые, в том числе академик и бывший руководитель Института археологии Борис Рыбаков (1908-2001), уже тогда приводили первые научные аргументы в пользу неоязыческой доктрины. Они продвигали видение дохристианской религии, которое благоприятствовало общинной концепции неоязычества и арийского мифа в русском обществе и порицало христианство за принятие оправдания классового разделения (Moroz 1993). Административные власти признали особо важную роль Рыбакова в этой реабилитации древнего язычества, и в 1949 году он даже получил Сталинскую премию за книгу "Ремесло Древней Руси". Более того, набор арийских или индоевропейских тем никогда полностью не исчезал из советского научного дискурса. Яфетические теории Николая Марра (1864-1934) доминировали в советских лингвистических и археологических исследованиях в 1930-1940-х годах, пока Сталин не осудил их (Seriot 2005). В 1970-х годах лингвисты В. В. Иванов и Т. В. Гамкрелидзе совместно способствовали возрождению дискуссии об индоевропейской прародине, поместив ее вместе со многими своими советскими коллегами между Черным и Каспийским морями.
В 1960-е годы возрождение атеистического активизма, организованное Никитой Хрущевым, предполагало и новое отношение к некоторым дохристианским и доисламским традициям. После июньского пленума ЦК КПСС 1963 года, призвавшего усилить борьбу с верой, идеологическая комиссия партии одобрила создание новых, нерелигиозных ритуалов с использованием древних природных культов (Шнирельман 2004: 229). В этом движении участвовали многие партийные идеологи, а также различные ученые, специализирующиеся на фольклоре разнородного населения СССР. Таким образом, тюрко-иранское празднование весны Норуз, осужденное в 1930-е годы за борьбу с исламом, было реабилитировано как доисламская традиция. То же самое можно сказать и о российском праздновании летнего солнцестояния в ночь с 23 на 24 июня, наряду с рядом других анимистических или языческих обрядов. Более того, некоторые государственные и партийные органы во второй половине 1960-х годов негласно занимались попытками реабилитировать Черную Сотню и русский антисемитизм начала века. ЦК ВЛКСМ, Союз советских писателей, группа вокруг Александра Шелепина и Всероссийское общество сохранения истории и культуры (ВООПИиК) совместно участвовали в этом сплаве советской идеологии и русского национализма (Митрохин 2003).
В этом движении, зародившемся в ЦК ВЛКСМ, следует отметить важную роль В. Д. Захаренко (1915-99). Он возглавлял газету "Техника молодежи" и уже в 1978 году опубликовал одну из первых статей Валерия Скурлатова по вопросу арийской принадлежности русских. Скурлатов, физик по образованию и научный сотрудник Института научной информации по гуманитарным наукам (ИНИОН, Москва), приобрел свои знания о германских дискурсах во время докторской диссертации в межвоенные годы. Эти новые идеологические композиции 1970-х годов, по-видимому, пользовались поддержкой КГБ, который искал новые доктрины, которые позволили бы ему сохранить контроль над советским обществом в то время, когда наследие сталинского террора истончалось (Korey 1995). По мнению Виктора Шнирельмана, первым манифестом русского неоязычества стало письмо "Критические заметки русского человека о патриотическом журнале "Ветеран"", анонимно опубликованное в 1973 году Валерием Емельяновым, экспертом по Ближнему Востоку, близким к Хрущеву. В результате этого письма "Вече" перестало выходить в 1974 году, а его редактор, известный православный диссидент В. В этом тексте Емельянов открыто высказал мысль о том, что христианство — не более чем выражение еврейского господства и что оно служит только интересам сионизма, — анализ, который в то время крайне отрицательно оценивался советской пропагандой. Те же аргументы он привел в своем известном памфлете "Десионизация", впервые опубликованном в 1979 году на арабском языке в одной из сирийских газет, а затем вновь в Париже. После публикации многие экземпляры текста неофициально распространялись в СССР.
В начале 1970-х годов в Москве под руководством поэта Евгения Головина и оккультного литературоведа Юрия Мамлеева зародился тайный кружок, который грандиозно пытался представить себя как "Черный орден СС" Советского Союза. Этот диссидентский круг не разделял ни славянофильства и православно-монархической ностальгии, ни либерального опыта западных стран. Вместо этого они тесно отождествляли себя с оккультизмом начала века (Goodrick-Clarke 1992; Rosenthal 1997). Благодаря коллективному чтению они смогли заново открыть для себя теософию Елены Блаватской (1831-91) и германскую ариософию начала века, особенно Гвидо фон Листа (1848-1919) и известного востоковеда Йорга Ланца фон Либенфельса (1874-1954). "Черный орден СС" Советского Союза хотел воссоздать арийский мир, разрушенный иудаизмом и христианством во имя эгалитаризма. Именно в этой интеллектуальной атмосфере сформулировал многие свои идеи молодой Александр Дугин (р. 1962), ныне популярный теоретик романтической формы фашизма и неоевразийских постулатов (Laruelle 2006). Однако, за исключением Дугина, теоретики евразийства 1920-х годов и другие неоевразийцы не стремились соединить евразийство с неоязычеством.
Движение "Память", возникшее в самом начале 1980-х годов как объединение любителей при столичном Дворце культуры, также стало одним из мест встречи деятелей, увлеченных неоязычеством. Емельянов присоединился к движению после возвращения из психиатрической больницы. В "Паматях" он познакомился со Скурлатовым, который только что опубликовал яростную антисемитскую книгу "Сионизм и апартеид". После этой публикации Скурлатов читал курс "Критика идеологии сионизма" в российском Университете сотрудничества наций имени Патриса Лумумбы. В 1982 году Владимир Чивилихин (1928-84), автор знаменитого романа "Память", в честь которого была названа националистическая организация, открыто заявил, что "именно русские должны считаться арийцами, а не немцы" (Чивилихин 1982: 11). В 1983 году "Память" организовала дискуссию, которую вел Скурлатов, посвященную книге Велеса. Только в 1984-85 годах, с приходом нового лидера, Дмитрия Васильева, ученика художника-националиста Ильи Глазунова, объединение перешло под контроль более традиционных монархических кругов (Прибыловский 1992).
Официальные формы неоязыческих настроений можно найти и в некоторых академических кругах. В 1980-82 годах организация празднования столетия Куликовской битвы, которую лихорадочно готовили советские административные органы, позволила многим русским националистам выразить свои идеи под видом практической реализации некоторых партийных установок (Брудный 2000). Согласно господствующему историографическому дискурсу, победа Дмитрия Донского стала возможной только благодаря православной вере, которая дала народу необходимую силу, чтобы сбросить монгольское иго. Однако несколько несогласных голосов привлекли к себе внимание. Спустя несколько лет, в 1988 году, лидер неославянофильской историографии Аполлон Кузьмин (1928-2004) в своей книге "Падение Перуна" заявил, что истинной национальной верой Руси было язычество, а православие вело к политике покорности монголам. Рассуждения о реабилитации язычества можно найти и в более поздних книгах Бориса Рыбакова — в частности, в "Язычестве древних славян" (1981) и в "Язычестве древней Руси" (1988), а также в литературных произведениях ряда видных деятелей деревенской прозы (деревенщиков), таких как писатель Петр Проскурин и поэт Юрий Кузнецов.
Примечания:
1) Альтерглобализацию следует отделять от антиглобализации. Антиглобализация отвергает глобализацию как таковую, продвигает политическую модель национального государства и "традиционные" националистические ценности, стремится "избавиться" от влияния чужих культур. Альтерглобализация, напротив, отвергает глобализацию в том виде, в котором она развивается сегодня, с ее подпочвенным экономическим либерализмом. Однако она не выступает против "глобальной деревни" как таковой. Она призывает к глобализации, которая в большей степени направлена на развитие человечества, более уважительно относится к окружающей среде и автономии народов, а также более согласована по смыслу с поиском нового баланса между глобальным Севером и глобальным Югом.
