Чего только не встретишь в текстах былин — тут и женщины-воительницы, и чаши из черепов поверженных врагов, и кресты, и обереги, и огнестрельное оружие… Смешались эпохи, традиции, религии. Не утихают споры на предмет того чего в былинах больше — языческого или христианского? Впрочем, важнее, наверное, было бы понять даже не это — а то, что является их первоосновой? И каким временем былины датировать? Когда появились первые изначальные варианты этих сказаний?
Андрей Ряпушкин. Алеша Попович
*Все ниженаписанное – это субъективные взгляды, мнения, версии, гипотезы, легенды. Они могут НЕ совпадать с общепризнанными концепциями. Мы никому НЕ навязываем предложенных теорий и выводов и НЕ утверждаем, что они единственно верные – просто делимся наблюдениями, возникшими у нас после сбора и обработки информации из открытого доступа. Цель – обратить внимание на различные интересные явления и таким образом способствовать возрождению интереса к русской культуре и наследию.
Некоторые исследователи (В. В. Чердынцев и Р. С. Липец) предлагают датировать былины по наиболее древним информационным слоям. Они справедливо указывают, что в былинах может со временем меняться практически все — и имена, и названия местностей, и типы оружия и даже обряды. НО! Всегда старое меняется на новое, обратный же процесс невозможен и ничем не обоснован. То есть в условной былине XII века (если она была создана в это время) НЕ может обнаружиться обрядов родоплеменной эпохи… а они есть! Что означает — тогда и был создан первоначальный текст, а все что есть в нем от более поздних веков — это как раз модифицированные в угоду времени наслоения.
«Если какое-нибудь понятие, термин проникли в былины и притом удержались прочно, то это значит, что былины сложены не позднее того времени, когда бытовали обозначенный ими предмет или явление… Для хронологизации важны наиболее древние термины и понятия»
(Р. С. Липец)
Какие архаичные обряды и явления обнаруживаются в былинах?
Речь идет о такой архаике, которая, пожалуй, восходит еще к родовому строю:
Иван Билибин. Иллюстрация к былине Михайло Потык
1. Эндогамия
Исходя из сюжетов множества былин становится понятно, что общество, в котором они складывались осуждало женитьбу на «чужих» женщинах, что характерно для древности, но совершенно не для эпохи XII века. Так, большинство былин с участием жен, сосватанных из дальних стран — заканчиваются смертью богатырей. Можно увидеть здесь некое противопоставление честного вспыльчивого богатыря его коварной жене чужестранке, по вине которой (предательство, хвастовство, другое) и приходит беда. Например, Белая Лебедь намеренно трижды пытается погубить спасшего ее Михайло Потыка, а Настасья Королевишна толкает Дуная Ивановича на глупый спор, который заканчивается смертью их обоих.
2. Практически равноправное положение женщины
В каждой второй былине есть упоминание о поляницах или богатыршах, женщинах-воительницах, которые наравне с мужчинами сражаются, охотятся, стреляют. Часто герой встречает такую поляницу в чистом поле, где раскинут ее шатер и стоит богатырский конь. Обычно они вступают в поединок и силы их настолько равны, что богатырь — не видя скрытое доспехами лицо — даже не может предположить, что перед ним женщина. Одержав победу и открыв лицо красавицы, герой женится на ней.
Интересно и то, что значительное число богатырей или холосты или женаты на поляницах, то есть женщины-воительницы представляются желанными женами, а встреча с ними — событие в порядке вещей. Кроме того, совершенно обычным представляется присутствие на княжеских пирах женщин — нередко на пирах присутствуют матери богатырей. Это опять же никак не вяжется с эпохой Владимирской Руси, где женщины связаны бесчисленным количеством ограничений, правил и часто даже не имели право покидать женскую половину терема.
С.Соломко. Настасья Королевшина
3. Постоянное ношение оружия
Из текстов былин следует, что их герои, причем не только сами богатыри, но и другие действующие лица, включая опять же женщин, постоянно находятся при оружии. Нож по сути является обязательным атрибутом костюма без которого не выходят из дома:
«Наряжалась она в платье светлое,Взяла с собой булатной нож…»
4. Чаши из голов поверженных врагов и черепа на частоколах
В летописях посвященных древнейшим вехам мировой истории нередко встречается сюжет описывающий как из головы врага после битвы делают чашу — считалось, что таким образом победитель одновременно забирает себе силу своего врага, но и оказывает ему некую честь. Также всем известен образ частокола с отрубленными головами — например, он нередко фигурирует в сказках про Бабу-ягу. Но ровно эти же два обычая можно встретить и в былинах, причем прибегают к ним положительные персонажи:
Двор у него был на семи верстах,
Около двора был булатный тын,
Верейки были позолочены,
На всякой тыцынке было по маковке,
По той ли голове богатырские…
(описание терема Чурилы Пленковича)
Андрей Клименко. Алеша Попович с головой Тугарина
Ой еси ты, Владимир Стольнокиевксий!
Буде нет у тя ныне пивна котла —
Вот тебе Тугаринова буйна голова!
(обращается к князю Алеша Попович)
Не сварить вам без меня пивна котла,
Привезу вам голову, вам татарскую!
(говорит Илья Муравленин/Муромец)
5. Ритуальные омовения
В былинах нередко упоминается имя Христа, церкви, а иногда даже и молитвы, однако содержание этих молитв далеко от привычных христианских обрядов. Герой обязательно (!) совершает омовение — чаще всего или росой, или зайдя в реку, и обязательно (!) смотрит лицом на восток, туда откуда встает солнце.
Все это больше напоминает древние верования, характерные по всей видимости для единой некогда индоевропейской цивилизации — так ритуальные омовения были обязательной составной культа у огнепоклонников-зороастрийцев и у индуистов. Существенная роль отводится им и у старообрядцев, в традициях которых также сохранились многие исконные обряды.
Встает рано-ранешенько,
Утреней зарей умываетца,
Белаю ширинкаю утираетца,
На восток Алеша Бога молитца.
(молитва Алеши Поповича перед боем с Тугарином)
6. Соумирание супругов, предпочтение смерти плену
В былинном мире распространен обряд соумирания супругов — когда оставшийся в живых по своей воле уходит из мира вместе со своей умершей или погибшей половиной. Обычно таких супругов — живого и мертвого — хоронят в деревянном срубе, достаточно просторном для того, чтобы «лежа лежать, сидя сидеть и стоя стоять», затем он засыпается землей. Детальное описание данного обряда есть в былине о Михайле Потыке и его жене Белой Лебеди.
Н. Н. Каразин. Михайло Потык (прим. — внутри сруба с умершей женой)
Распространены и сюжеты связанные с добровольной героической смертью героев, которую они выбирают вместо плена (былина о Сухмане или Сухмантие), или после совершения непоправимых ошибок (былина о Дунае Ивановиче). Из крови умерших героев Сухмана и Дуная рождаются великие реки, то есть они превращаются в окружающий ландшафт и в этом смысле сближаются с богом, из тела которого, согласно древним языческим представлениям, и возник мир.
У нас белый вольный свет
зачался от суда Божия
Солнце красное от лица Божьего,
Самого Христа, Царя Небесного;
Млад-светел месяц от грудей его,
Звезды частые от риз Божиих,
Ночи темные от дум Господних,
Зори утренни от очей Господних,
Ветры буйные от Свята Духа,
Дробен дождик от слез Христа,
Самого Христа, Царя Небесного.
У нас ум-разум самого Христа,
Наши помыслы от облац небесныих,
У нас мир-народ от Адамия,
Кости крепкие от камени,
Телеса наши от сырой земли,
Кровь-руда наша от черна моря.
(Отрывок из «Голубиной книги»)
7.Полная бездеятельность князя
Постоянное сидение князя Владимира в Киеве и полное отсутствие упоминаний о его участии хоть в каком-нибудь сражении сегодня выглядит настолько странно и как бы неподобающе — ведь мы «помним» иных князей — полководцев, предводителей — Святослав, Александр Невский, Дмитрий Донской — что дало повод, например, в современной анимации выставить его трусоватым хитрецом, который только что и способен на то чтобы загребать жар чужими руками. Однако, мог ли князь-трус стать столь почитаемой и чуть ли не сакральной фигурой в воинской среде? Красным Солнышком= аналогом солнечного бога на земле? Его расположение настолько важно, что теряя его богатыри печалятся, грустят, гневаются, а некоторые молодые и вовсе говорят, что им «свет белый стал не мил». Тема того как кого усадили на пиру, да по чести ли это было занимает существенную часть разговоров в былинах:
«Ты что идешь со честна пиру не весела,
Со честна пиру да княженецкого?
Ты повеся идешь да буйну голову,
Потупя идешь да очи ясные
И во матушку да во сыру землю?
Али место тебе было от князя не по вотчины?
Али стольники до тебя не ласковы,
Али чашники да не приятливы?
Али пивным стаканом тя обносили,
Али чары с зеленым вином да не в доход дошли?»
(обращение Хотена Блудовича к матери из одноименной былины)
Добрыня Никитич в отъезде. Автор неизвестен
«...не зовут Садка уж целый день на почестен пир…
Ай как Садку теперь соскучилось,
Ай пошел Садко да ко Ильмень ко озеру,
Ай садился он на синь горюч камень,
Ай как начал играть он во гусли во яворчаты,
А играл с утра как день теперь до вечера…»
(«Садко»)
Картина прояснится, если допустить, что князь Красно Солнышко именно так и воспринимался — как сакральный символ, олицетворяющий собой удачу и процветание народа. С его головы и волос не должен упасть. Он неприкосновенен (как египетский фараон) и бесконечно ценен уже по факту своего рождения (по праву крови, либо по указанию волхвов). Его единственное предназначение — просто «быть», причем не где-то, а в центре мира (=столицы=храма), олицетворяя его могущество и процветание.
Отсюда и описания бесконечных пиров под его предводительством — почти все былины начинаются именно с этого. Красно Солнышко же является устроителем этих пиров, где питие выступает воплощением удачи и магической благодати (на это указывал С. В. Козловский) — то есть как распределитель волшебной силы былинный князь несет функции жреца! А вот задач военного характера у него попросту нет. Да что говорить — он в принципе физически не может и не имеет права покинуть пределы своего дворца/терема — по сути он является узником и заложником своего положения.
Монументы в Пасаргады, датируемый 559-529 г. до н.э.
Сам же терем, в центре которого неизменно восседает князь, является моделью мира, в центре которого Солнце (=князь). Причем, вероятно, этот терем был выполнен в форме квадрата с совершенно равными сторонами ориентированными по четырем сторонам света. Именно поэтому в былинах нередко есть описание того, как заходя к князю, богатырь непременно кланяется на четыре стороны, а пятый раз — самим князю с княгиней.
Кстати, описание дворца Аттилы, а также идеального города согласно индийской «Артхашастре» в точности повторяют эту равностороннюю конструкцию.
…поклонился на все четыре стороны,
А князю с княгиней на особицу.
Все это, конечно, относится к глубокой архаике, а никак не ко временам Владимира, крестившего Русь. Так, эту тему детально исследует в «Золотой ветви» Фрэзер — он пишет что вокруг личности царей и верховных жрецов во многих культурах мира существовала целая система табу. Одним из главных правил было — никогда не покидать дворца. Кроме того царь не должен был показывать свое лицо солнцу, касаться земли, пищу ему передают через занавеску, а лицо не должен видеть никто из подданных.
В русских народных сказках есть относительно похожий сюжет о неприкосновенных знатных или царских детях — это могут быть и юноша и девушка — заточенных в высокой башне, в «столпе», в тереме, они растут там полностью изолированные от мира, никто не имеет права на них смотреть, еду им передают особым способом через окно. Его описывает В. В. Пропп в «Исторических корнях волшебной сказки». (Глава II. 1 Дети в темнице):
«Велел он построить высокий столб, посадил на него Иван-царевича и Елену Прекрасную и провизии им поклал туда на пять лет.»
(А. Н. Афанасьев, сказки 201, 202).
«…берег их пуще глаза своего, устроил подземные палаты и посадил их туда, словно птичек в клетку, чтобы ни буйные ветры на них не повеяли, ни красно солнышко лучом не опалило…»
(А. Н. Афанасьев., сказка 140).
Сергей Соломко. Апраксия Королевична
Очень показателен в этом смысле отрывок из былины «Дунай Иванович», описывающий сватовство богатыря Дуная к дочери литовского короля Апраксии Королевичне. Сватается богатырь не для себя самого, а для князя Владимира — так как тот по понятным причинам не может этого сделать сам, не имея возможности даже выйти из собственного терема. Ситуации Апраксии ничуть не лучше, в этом плане они абсолютная ровня:
«…сидит она в тереме у родителя за тридесятью замками, чтобы солнышко не пекло, чтобы буйные ветры не обвеяли, чтобы добрые люди не видели…»
При этом у Апраксии есть родная сестра Настасья Королевична, к которой требования совершенно иные. Не будучи предназначенной стать женой князя, она может вести настолько свободную жизнь насколько пожелает. Эта красавица — поляница (о них уже упоминалось) ездит по полям, одна ночует в шатре в чистом поле, тренируется в ратном деле и стрельбе из лука, носит мужскую одежду и оружие.
Первые собиратели былин: безвестный Кирша и забытый Михаил
О биографии первого „официально“ признанного собирателя русских былин Кирши Данилова (1703—1776 гг.) неизвестно практически ничего кроме того, что он был рабочим Демидовского завода, и собирал фольклорный материал в регионе Южного Урала примерно в 1740-е годы. Есть версия, что делал он это по указанию самого Прокопия Акинфиевича Демидова, у которого с 1768 года хранился и оригинал данной рукописи.
Портрет П. А. Демидова кисти Д. Г. Левицкого, 1773 г.
Сегодня Кирша Данилов считается основоположником собирания былин — именно с него начинают отсчет их изучения. Впрочем, при обращении к его текстам следует понимать, что мы не можем быть до конца уверены в том, что их не правили многочисленные редакторы или даже сам Демидов — сборник был впервые издан лишь в 1804 году — уже после смерти Кирши — под редакцией А. Ф. Якубовича, при этом ряд былинных стихов из него был вовсе исключен по воле редактора. Насколько трепетно и уважительно редакторы относились к трудам Кирши Данилова и ему самому можно судить из предисловия ко 2-му дополненному изданию 1818 года (куда "присоединили доселе еще неизвестных 35 стихотворений"):
"Данилов писал более для людей необразованных — потому у него много фарсов; пел не для бессмертия, а для удовольствия своих слушателей — посему-то он пренебрегал умеренностью и правилами благопристойности…."
"Права Данилова на красоты слога самые ограниченныя. Однако в некоторых местах и у него встречаются пиитические вымыслы."
"Теперь посмотрим, каковы у Данилова описания? Просты, обильны повторениями и большею частию наполнены анахронизмами."
"…оригинал древних русских стихотворений писан новым почерком, без орфографии и без разделения стихов; посему в издании нашем исправлена первая и разделены последния. Вероятно, в обоих случаях вкрались и ошибки…"
"Некоторые погрешности в языке, свойственныя времени, к коему стихотворения принадлежат, остались неприкосновенными; в другом случае, при явных ошибках писца, осмелились мы сделать небольшие поправки… вместо во Чернигов-град — во Киев-град…"
"В заключение можем уверить читателей, что сверх означенных выше поправок, ничего нами не прибавлено и не опущено, как у первого издателя, делавшего произвольныя в стихах прибавления и сокращения."
Вот так — ничего не прибавлено и не опущено, но это оказывается по сравнению с текстами первого издания, где стихи уже совершенно произвольно редактировались в сторону сокращения и увеличения! Одним словом, осталось ли в этих стихах вообще что-либо от Кирши Данилова мы уже не узнаем.
Кстати, вот — для контраста благодарности редакторов в адрес П. А. Демидова, которому оказывается принадлежат и все заслуги:
"За открытие и сохранение сих старых памятников русской словесности мы обязаны покойному действительному статскому советнику Прокофию Акинфиевичу Демидову."
Интересно, что ровно в тот же временной период был и другой собиратель, в некотором смысле более именитый, труды которого по неизвестным причинам и вовсе канули в лету — это фольклорист Михаил Дмитриевич Чулков, автор целого ряда книг по истории и фольклору России („Пересмешник, или славянские сказки“, „Краткий мифологический лексикон“, „Собрание разных песен“, „Словарь русских суеверий“, 7-томник „Историческое описание российской коммерции“). По некоторым свидетельствам фундаментальными трудами Чулкова восхищался даже А. С. Пушкин.
М. Д. Чулков
В 1778 году (то есть гораздо раньше, чем свет увидела первая публикация текстов Кирши Данилова 1804 года) он выпустил 10-томник (!) "Русские сказки содержащие древнейшие повествования о славных богатырях, сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывание в памяти народной приключения". Былины собранные М. Д. Чулковым и сейчас есть в открытом доступе, но известны единицам, исследователями былин они чаще всего игнорируются. При этом они совершенно уникальны в том смысле, что:
- часто содержат указания на географические привязки места действия былины к конкретной местности (название горы, кургана, скита…);
- сюжеты привычных историй существенно отличаются от "канонических былин", (например, "первым" богатырем считается не Илья, а Добрыня, он же сражается с Тугарином);
- многие имена былинных богатырей и героев и вовсе больше нигде не встречаются (Булат, Сидон, Звенислав, царевич Зоран, Любомир и Гремислава).
Все это, видимо, дало повод обвинить автора в том, что он свои сказания не записал, а придумал (в предисловии к современному изданию 2017-го года именно так и написано, и предложено рассматривать сказания в записи М. Д. Чулкова не как настоящие сказки и былины, а как образец сочинительства XVIII века, составленный в духе рыцарских баллад), несмотря на все его заслуги по сбору и изучению фольклора и собственное авторское предисловие, в котором он пишет о необходимости создать полное собрание русских сказаний и былин для сохранения и передачи их потомкам:
«Романы и Сказки были во все времена у всех народов, они оставили нам первейшие начертания древних каждыя страны и обыкновений и удостоились потому предания на письме, а в новейшие времена, у просвещеннейших народов, почтили оныя собранием и изданием в печать. Помещенныя в Парижской Всеобщей Библиотеке Романов повести о Рыцарях, ни что иное как сказки Богатырские и Французская Biblioteque Bleue, содержит таковыя же Сказки каковыя у нас рассказываются в простом народе. С 1778 года в Берлине также издается Библиотека Романов, содержащая между прочими два отделения: Романов древних Немецких Рыцарей и Романов народных. Россия имеет также свои, но оныя хранятся только в памяти, я заключил подражать издателям прежде меня напечатавшим подобные предания, и издаю сии сказки Русския, с намерением сохранить сего рода наши древности, и поощрить людей имеющих время, собрать все оных множество, чтобы составить Библиотеку Русских Романов».
Мы столь подробно рассказали об этих первых собирателях и судьбах собранных ими стихов, чтобы читатели ясно понимали, что большинство известных былин дошедших до нас вероятнее всего совершенно НЕ идентичны оригинальным песням древности. По ним мы можем судить лишь о некоторых крупицах, отблесках того мира, картины которого пусть и в усеченно-отредактированном виде, но пробиваются к внимательному читателю сквозь тьму столетий.
Н. К. Рерих Богатыри проснулись
Не народное творчество?
Еще одна «аксиома», запечатленная в общественном сознании — это представление о том, что былины являют собой образец подлинно народного творчества. Считается, что в этих песнях народ запечатлел и сохранил образы прославленных героев. Однако, такая «установка» утвердилась в былиноведении лишь после Октябрьской революции исключительно по идеологическим соображениям: народное достояние должно быть народным.
А, например, в конце XIX века все основные школы «былиноведения» — непримиримые противники по основным пунктам трактовки былин — сошлись в том, что образцом народного творчества назвать их никак нельзя и каждая былина, вероятно, имеет конкретного автора, причем из довольно узкого круга-либо это был непосредственно воинский круг, дружина, либо — придворные песнопевцы-гусляры, хорошо знакомые с внутренней жизнью дружины. В доказательство этой точки зрения:
- Былины содержат множество деталей касающихся воинского обмундирования, оружия и непосредственно поединков — вряд ли все это могло быть известно в таких подробностях человеку далекому от сражений.
- Если обратиться к европейским аналогам песен о героях (например, скандинавские саги), то на из примере видно, что в отличие от тех же сказок и мифов — они всегда имеют конкретного автора.
- Если предположить, что былины являются народным творчеством, то следовало бы ожидать что аналогичные народные хвалебные песни будут сложены и про героев более поздних времен — полководцев и воинов, отличившихся в битвах, однако ничего подобного не наблюдается. Единственный подлинно народный герой, прочно вошедший в фольклор — это Степан Разин, однако его память — это скорее предания, заговоры, поиски кладов, но никак не песни былинного образца с определенным стихотворным размером и стилистикой.
Илья Глазунов. Боян.
- Если сравнить былину и сказку, и поискать отличия между нами, то можно без труда обнаружить, что былины — в отличие от сказок, по своей форме всегда следуют определенному правилу, можно сказать канону: это и специфический стихотворный ритм, и определенные устоявшиеся обороты. Сказка — куда более «свободный» жанр — рассказать ее можно так и эдак без каких-либо ограничений. Куда ближе к былине «Слово о полку Игореве», автор которого судя по тексту относит себя к продолжателям дела Вещего Бояна, то есть именно классического певца-сказителя. Вероятно, и былины также создавались для пения именно под гусли на пирах, каждая прославляла подвиги кого-либо из присутствующих богатырей и за каждой стоял автор-сочинитель.
- Отдельные былинные песни посвящены описанию деяний отрицательных богатырей, негодяев, предателей (например, «Щелкан Дудентьевич»). Также есть былины относительно «малосодержательные» — где никто никого не побеждает, а, скажем, описывается лишь чье-то сватовство (например, «Соловей Будимирович»). На таких примерах особенно очевидно, что былины вовсе НЕ являются народными хвалебными песнями. Рискнем предположить, что былины без положительных героев также заказывались и писались именно для исполнения на княжеско-дружинных пирах, но уже с целью очернения тех, кто отступил от заветов воинского братства. Возможно это было связано с тем, что далеко не всегда можно было вызвать негодяя на честный поединок — он мог уехать в другие земли или вовсе погибнуть в битве, может быть не всегда неким «младшим» богатырям было позволено вызывать на бой «старших», особенно если дело не касалось лично их чести… При этом важно было вывести на свет некую важную истину, представить и доказать ее «перед всем миром и честными людьми».
Борис Ольшанский. Путники и Святогор
А вот хранителем былин, конечно, был именно народ. Скорее всего спетые впервые на княжеских пирах и придуманные для них же, эти песни в дальнейшем расходились дальше, заучивались и передавались как некие «новости», диковины, занятные и при этом имеющие вполне реальную подоплеку предания о том, что сейчас происходит в стольных городах «у князя».
При всем при этом ничего обидного для народа в признании того, что былины имеют авторов — нет. Оперы Римского-Корсакова, сказка «Аленький цветочек» или здание Большого Театра не становятся менее прекрасными от того, что за их созданием стоят конкретные люди. Все это часть нашей культуры в широком смысле, наше общее наследие, причем и сами творцы — это плод нашей культуры, люди, выражающие лучшее что в ней есть, и в то же время невозможные без нее и вне ее поля, которое их создало и воспитало.
Выводы (из 1-й и 2-й части статьи): НАШИ предки в эпоху переселения народов жили (в том числе) на Дунае, там происходили основные события зафиксированные в былинах, там стоял НАШ былинный Киев, а потом они же/или их потомки переселились севернее (Новгородская Республика), но сохранили старые предания. А одно из подтверждений этому (датировке и месту) можно — помимо самих наших былин — найти в германских сагах, где говорится ровно о том же: как русы под предводительством Вальдемара и Илиаса (то есть Владимира и Ильи) воевали против гуннов и готов.
