Идентичность — что это? Это ответ на вопрос «Кто я?», который человек задает сам себе. Обычно человек отвечает на этот вопрос поверхностно: я — студент; я — врач, юрист или безработный; я — молодой или я — пенсионер; я — любитель рок-музыки или я — спортсмен, и так далее. В первом приближении мы видим примеры идентичностей, которые отталкиваются от социальных ролей: профессиональной, образовательной, возрастной, субкультурной. Человек как социальная личность (личина, маска) является пересечением того, как и кем он себя считает, и кем его видит и считает общество (роль, функция, статус).
Более вдумчивое и глубокое размышление над вопросом «Кто я?» приведет нас к более масштабным и фундаментальным идентичностям: конфессиональной (религиозной), половой (мужчина или женщина, к которой можно присовокупить и сексуальную идентичность), этнической (русский, немец, грек, тувинец и т. д.), гражданской/национальной и расовой. Это уже более сложные и более общие коллективные идентичности. Отдельно стоит обозначить онтологическую идентичность, где ответом на вопрос «Кто я?» будет «Человек, представитель людского рода/вида живых существ». С точки зрения биологической таксономии, это обобщающая всех людей, которые когда-либо жили, умирали, живут и будут жить в будущем, видовая идентичность.
Идентичность выступает основанием для кооперации, создания общин, социальных групп и страт, определения собственной принадлежности и ориентации в обществе по широкому набору социальных маркеров, знаков, функций и отношений. Человек является суммой различных идентичностей, одни из которых для него являются данностью (место рождения, этничность, пол, язык), другие же можно изменять через институты социальной мобильности (горизонтальной и вертикальной: место проживания, профессия, семья, образование, конфессия, должность или звание, гражданство, хобби, возраст и т. д.).
Идентичности выстраиваются в определенную иерархию. В основе лежат естественные идентичности, которые являются неизменной данностью для человека: этническая, территориальная (Lebensraum, Жизненное пространство или «месторазвитие» народа в органицистской школе Ф. Ратцеля), в традиционных обществах фундаментальной также является религиозная идентичность. Над ними располагаются более динамические искусственные идентичности, которые мы упоминали выше — социальные роли, функции, принадлежности к группам и субкультурам. Эти идентичности меняются с ходом времени, порой очень стремительно, либо варьируются в рамках одного общества горизонтально, к тому же общество должно совершать работу по поддержанию этих идентичностей. Так, например, в случае войны Государство активизирует патриотический дискурс и гражданская или национальная идентичность как фактор мобилизации и консолидации общества начинает доминировать и влиять на другие малые идентичности. Таков, в самом общем и кратком изложении, современный социологический подход к вопросу об идентичности.
Итак, каково место язычества как формы идентичности в этой картине?
Очевидно, что язычество, говорим мы про русское родноверие или германо-скандинавские одинизм или асатру, относится к конфессиональной идентичности, которая может меняться у людей в зависимости от желания, принуждения или ситуации. Таково устройство современного секулярного общества: человек — индивидуум — свободен конструировать, выбирать свою идентичность и менять свой выбор, делать пересборку.
Секулярность и есть условие идентичности как некоего набора самоидентификаций, распределенных по различным секторам в обществе. Иными словами, известная формула «религия — личное дело каждого» относится именно к этому. Получается ситуация, что здесь, в храме, мы верующие, в офисе на работе мы профессионалы, служащие, а в выходные — музыканты или театралы. Общество поделено на сферы с ясными границами, где заканчивается индивидуальное пространство религиозности и начинается другое пространство: профессионализма, субкультуры, пола или религии другого человека. Язычество здесь та форма, которую выбирает человек для реализации духовных потребностей, ограниченная местом, временем и социальными границами. Ситуация усложняется, если выбранная религия оказывается в числе маргинальных или демонизируемых в обществе. Тогда религиозная идентичность начинает обрастать негативными коннотациями, ассоциироваться с радикализмом, асоциальностью, неблагополучием и т. д. Сегодня язычество всеми силами пытаются загнать именно в пространство маргиналий, «болезней» общества; идентичности «язычник» и «сектант» навязываются как синонимы. Привилегированными оказываются те религии, которые признают секулярный статус-кво, ограничивают свои постулаты, оказывают минимальное влияние на другие аспекты жизни, признают верховенство прав и свобод индивидуума над собой.
Ранее мы обозначили конфессиональную идентичность как фундаментальную и коллективную. Значит язычество, как религия, должно занимать главенствующее положение в иерархии идентичностей человека (можно сказать — в его жизни, в обществе), влиять на все другие сферы и определять иерархию исходя из себя. И изменить большую идентичности невозможно либо чрезвычайно сложно — это повлечет за собой сплошную тотальную перестройку всех остальных идентичностей, языка, культуры, жизни.
Но доминирования языческой идентичности сегодня не происходит, так называемое «обрядоверие» или «язычество-по-выходным» является удовлетворительной формой конфессиональной идентичности и практики для большого количества язычников; так они пытаются подстроиться под современность.
В обществе Модерна провозглашается всеобщее равенство и свобода от диктатуры религиозных идентичностей, они низводятся до культурного фона и вариаций нормы в пределах гражданского общества. Религиозная или этническая принадлежность человека не являются определяющими, человек может совершать выбор между религиями как ему угодно, игнорируя свою этничность или этническую основу самих традиций. Наиболее радикальную форму освобождения от больших идентичностей предлагает Постмодерн, который снимает самые фундаментальные, с точки зрения Модерна, идентичности — биологическую пару пола (вместо мужчины и женщины расцветает бесконечный гендерный спектр) и онтологическую идентичность человека (вместо человека может быть трансчеловек, клон, киборг, человек-собака, фрик).
Здесь следует обратить пристальное внимание на нашу позицию во времени. Мы начали с социологического ликбеза с позиции современности, Модерна, и закончили на сегодняшнем дне, когда активно наступает этап Постмодерна. Это, можно так сказать, наша хронологическая идентичность. Мы максимально современные люди, мы живем в современном обществе, которое радикальным образом отличается от общества традиционного, где религия доминировала, — это наша данность, хронологическую идентичность изменить невозможно в принципе. Если мы трактуем язычество из Модерна или Постмодерна, то оно всегда будет одной из множества меняющихся идентичностей. Можно в понедельник быть родновером, в субботу соблюдать шаббат, а между средой и пятницей практиковать вуду или теургию. А еще лучше — придумать что-то свое, экстравагантное, шизо-психоделическое, и верить в это по вторникам. При этом сама сущность язычества (родноверия, тантры, одинизма, эллинизма и др.) останется сокрытой, человек отбросит ее как нечто «сложное», как то, что мешает ему создавать образ, что требует от него изменения поведения и мышления. Для того чтобы понять, что есть язычество как идентичность, нам надо попробовать рассмотреть язычество не с позиции современности, а из него самого, изнутри. Из той хронологической точки, которая будет предшествовать Модерну и Постмодерну, и настолько, насколько это возможно.
Первое, с чем мы столкнемся, и что являлось абсолютной и тотальной данностью мира Традиции, — это сплошная, абсолютная сакральность всего космоса. Традиция стоит в центре общества, традиция создает общество, его структуру, его культуру, его язык; традиция создает человека и его антропологию, традиция — это и есть все общество, вся Вселенная. Традиция — это всеобщая и единственная идентичность, из которой излучаются все остальные субидентичности, которые не покидают ее пределов, а выражают ее различные грани. Объяснение всех феноменов мира происходит из мифа. Каждый народ обладает своей традицией, мифологией. Общественное устройство есть миф, воплощенный в народе эмпирически, как наглядное и доступное сущее.
Рассмотрим, как в язычестве обстоят дела с такими идентичностями, как: этничность, мужской и женский пол, профессия (здесь мы будем говорить о ремесле), территориальная принадлежность.
Религиозная и этническая идентичности в язычестве связаны теснейшим образом. В древнерусском языке слово «ıảзы́цы» означало «народы» и позднее стало означать язычество как таковое. Этимология слова отражает связь «народ-и-вера». Этническая идентичность выводится и объясняется через веру в общих Богов.
Позднее в Европе латинское paganus уже семантически объединяет в себе религиозную идентичность (paganorum = языческие), территориальную (pagus = село) и сословную, так как жители села крестьяне. Нечто аналогичное происходит с исландским словом heiðr (пустошь, степь), родственном английскому hæþen, от которого происходит современное английское heathen, язычник. Даже в известной формуле «русский — значит православный» говорит языческий дух этнорелигиозной идентичности и двоеверия.
Содержательное наполнение пола в обществе также черпается из мифа. Мужчина и женщина есть отражения пары Божественных супругов, нередко — верховного Бога и его жены, либо самой архаической пары Отца-Неба и Матери-Земли, а человек и народ в целом — это их дети и потомки. Отношениями между мужчиной и женщиной правит Бог Эрос (Фрейр, Кама), соединяющий две половины в экстатическом соитии.
Профессия, или точнее — ремесло, появляются в обществе как дар Богов, которые учат человека охоте (Деметра), кузнечному делу (Гефест, Сварог), рыболовству (Ньерд), земледелию (Деметра), скотоводству (Велес). Более того, как показал Жорж Дюмезиль, вся структура общества есть отражение Божественной триады: Верховный Бог — жречество, Воинственный Бог — войны, царская и княжеская власть, Боги Земледелия и Ремесел — землепашцы, труженики.
В традиционном обществе не существует пустых пространств. Каждое место в мире занято кем-то либо посвящено какому-то Богу, либо там проживают прекрасные и пугающие существа: лешие, болотные, овинники, альвы, дверги, домовые или пенаты. В священной роще появляется Бог, который дружит с Богом реки, где живут русалки. Можно сказать, что, перемещаясь по окрестному ландшафту, человек всегда переходит из одного чьего-то дома в другой чей-то дом, то есть он всегда гость для каких-то существ, с которыми надо договариваться. Если говорить о месте, в котором проживает и развивается народ, то оно отражается в мифах, фольклоре, поэзии, искусстве и менталитете народа (Ф. Ратцель). Таким образом, территориальная идентичность тоже связана с мифом.
Можно продолжать сакральную герменевтику очень долго, затронув еще множество аспектов идентичности: возраст и мифологическая семантика детей, мужей, стариков; инициация как идентичность посвященного, приближенного к Богам и мистериям (о чем много писал М. Элиаде); представление о Должном поведении и свершении должных ролей в обществе (Дхарма, Лад, Вирд).
То, как выстраивается идентичность в эпохи традиционного, современного и постсовременного (Премодерн/Традиция-Модерн-Постмодерн) обществ, можно охарактеризовать следующими тезисами.
В древнем обществе есть одна всеобщая идентичность – это сама традиция, само сакральное. Из нее появляются и объясняются другие субидентичности (мы можем говорить о них только условно, так как это по сути не отдельные идентичности, а все та же традиция в своих различных аспектах).
В современном обществе есть иерархия идентичностей, в основе которой лежит представление об индивидууме — просто «человеке», сумма которых составляет историческое человечество или популяцию людей. У человека есть множество социальных идентичностей, влияние которых друг на друга ограничено и которые человек может менять по желанию, за исключением самых базовых, чье влияние также ограничено правами человека, свободой и равенством.
В постсовременном обществе у человека нет корневой или центральной идентичности, но есть постоянный динамический набор идентичностей, сродни калейдоскопу, мозаике, которая постоянно пересобирает саму себя в самых нелепых и радикальных сочетаниях. Ни одна идентичность не может доминировать, но все перетекают друг в друга и смешиваются.
Очевидно, что между полноценным язычеством и тем, какое место ему отводят в Модерне и как его предлагают изменять и расчленять в Постмодерне, есть пространство серьезных различий. В этом-то пространстве и пребывает современное язычество в Европе, в России и эта же разница уже затрагивает традиции в Индии, Африке, Латинской Америке и Азии в целом.
В этой разнице коренится ситуация, когда идентичность «я — язычник» наталкивается на множество преград для своего полноценного воплощения. Таким образом, современные язычники находятся в ситуации, когда им надо решать классическую проблему о том, как быть язычником в современном мире. Иными словами: что означает идентичность язычника в XXI веке для самого язычника? Как он видит свою сущность сейчас?
Есть множество предложений и методов решения этого вопроса, но мы решили войти в эту проблематику через понятие идентичности и, как частный случай и окно в тему, рассмотрим спор между универсалистами и этноцентристами в западном язычестве. Их пример позволит увидеть, как проблемы решаются на практике, а также это поможет сориентироваться в пространстве языческих организаций и идеологий современности, найти точки опоры для корректного решения иных задач. Несмотря на то, что мы будем говорить преимущественно об опыте язычников США и Европы, аналогичную ситуацию и примеры с легкостью можно обнаружить на постсоветском пространстве, в России и даже среди язычников наших малых народов. Более того, в последние годы там пытается заявить о себе третья позиция — трайбализм, которая находится на раннем этапе становления, но мы попробуем учесть и обозначить их точку зрения тоже.
В основу спора между универсалистами (universalists) и этноцентристами (folkish) лег вопрос о значении этнических корней тех людей, которые хотят стать приверженцами германо-скандинавской традиции (одинизм/асатру).
Позиция универсалистов такова: асатру — это универсальная (откуда и название позиции) религия. Любой, независимо от расы и этноса, может стать ее адептом и считать себя асатру, почитать германских Богов и считать себя язычником германской традиции.
Позиция этноцентристов (термин folkish можно перевести как «народничество», но в русском языке это вызывает ассоциации с движением народников, а буквальная калька «фолкиш» будет ошибочно отсылать к немецкому консервативному движению фелькише) иная: быть адептом германо-скандинавской традиции может только тот, кто в своей генеалогии восходит к германо-скандинавским и англосаксонским народам, имеет таких предков.
Универсалисты занимают позицию современности, они говорят Модерну твердое «да». Для них традиция легко укладывается в прокрустово ложе секулярности, и они готовы отсекать от него то, что является неудобным, неполиткорректным, иррациональным. Универсалисты говорят «да» прогрессу, они согласны и готовы адаптировать языческую традицию под нужды и требования современности. В таком случае мы получаем отчетливую полярность позиций. С точки зрения Премодерна, традиция — это все, она тотальна и совершенна, она ни в чем не нуждается и переполнена всем, что только есть. Но универсалисты, как и положено прогрессистам, говорят: «Нет, что-то ваша традиция слишком мракобесная и архаическая, мы ее модернизируем». Удивительно, но в этом они почти полностью совпадают с теологией протестантизма, которую развивали П. Рикер и Р. Бультман. Согласно их подходу, христианство следует очистить от всего мифического, иррационального и сказочного; традицию следует сознательно демифологизировать, оставить там только то, что рационально и абсолютно материально достоверно. Сухой рациональный остаток, Бультман назвал его керигмой, составляет примерно 5% всего наследия в христианстве, а мифологический балласт, названный структурой, занимает примерно 95% всего остального. Абсолютно аналогичную операцию по очищению язычества от «заблуждений» предлагают совершить универсалисты. С точки зрения идентичностей, они говорят о том, что этнический фактор не играет роли, связка «народ-плюс-вера» должна быть разрушена. Традиция не является тотальной идентичностью, можно быть язычником и одновременно кем угодно еще, и твоя языческая религиозная идентичность не должна что-либо диктовать и требовать от человека и общества. Над традицией есть что-то еще — права человека, свобода и равенство, естественнонаучное знание, права меньшинств, секулярность, в соответствии с чем, саму традицию надо адаптировать к современности. Язычество предстает для них чем-то неполноценным, что постоянно надо улучшать (остается только вопрос: зачем прогрессивному современному индивидууму вообще какая-либо религиозная идентичность?).
В политическом спектре универсалисты твердо занимают позицию либерализма и новых левых, антифашизма, культурного марксизма и мультикультурализма. Наиболее честные «язычники» из их числа активно участвуют в освободительном лево-либеральном дискурсе Постмодерна. В их среде мы можем наблюдать язычество, которое активно принимает и приветствует гей-браки, трансвеститов, гендерные девиации (трансгендеры, гендерфлюиды, агендеры, экосексуалы и т. д.), феминизм, SJW-дискурс и так далее. В традиции, из которой выброшено 95% ее составляющей, а остальные 5% оставлены как одна из множества меняющихся идентичностей, становятся возможными любые девиации.
Позиция универсалистов совпадает с политическим мейнстримом в США и Европе, а также резонирует с текущим политическим кризисом на Западе. Так, все универсалистские организации поддержали антитрамповскую кампанию, совершали ритуалы проклятий в адрес президента Америки и, в целом, вели себя максимально соответствующе своим идеалам.
Среди языческих организаций и течений наиболее известными универсалистами являются виккане (Wicca) во всем их разнообразии; организация The Troth (Трот); старейшая община Асатру в Исландии и общины Forn Seðr в Дании и Швеции затронуты универсализмом; многочисленные мелкие группы Vikings/Asatru Against Racism и многие другие. Именно эти псевдоязыческие группы и направление в целом дают яркие поводы христианским апологетам и пропаганде обвинять язычество в постмодернизме и левизне.
С другой стороны, позиция этноцентристов явно тяготеет к антимодернизму и корректному, уважительному отношению к язычеству. Этноцентристы (folkish) начали с того, что сказали «корни имеют значение» (формула Стивена МакНаллена «Asatru it`s about roots»). Позднее к этому добавился милитаризм, антилиберализм и местами прямолинейный антимодернизм. Этноцентристы говорят: «Нам не нужны трансгендеры, нам не нужны феминистки, — нам нужна традиционная семья, земля, оружие, наши Боги, природа и культура». Традиция — говорят они, — у каждого народа своя и пусть каждый этнос верит в своих Богов, мы уважаем это и пусть уважают нас.
Этноцентристы в США имплицитно подошли даже к отрицанию своей идентичности как «американцев», стремясь обосновать свою родину в Европе, укрепить связь с континентом исторически, культурно, религиозно, политически и организационно.
Важными критериями для принятия в традицию являются генеалогия, восходящая к германо-скандинавским (шире: еще и к англосаксонским) народам; знание германских языков — родных языков традиционного предания; знание истории и культуры; паломничества в исторические ареалы традиции — Германию, Скандинавию, Исландию. В русскоязычном пространстве эти тезисы закреплены в документы «Основ вероучения Одинизма».
В политическом спектре этноцентристы активно симпатизируют Новым Правым Алена де Бенуа, традиционализму Юлиуса Эволы, этнонационализму, идеям общеевропейской идентичности и самобытности, антимиграционной политике. Пожалуй, самой известной и крупнейшей организацией этноцентристов на Западе является «Народное Собрание Асатру» (Asatru Folk Assembly). Ненависть лево-либерального крыла к несгибаемой позиции AFA относительно недавно вылилась в «Декларацию 127-ми» — заявление множества организаций против «расизма и гомофобии в язычестве» и Собрания в частности; большинство подписавшихся оказались виртуальными общинами, что очень типично для Постмодерна.
Позиции этноцентрического язычества довольно сильны на постсоветском пространстве и в России, сохраняются они и в традициях Азии.
Но поскольку позиция этноцентризма идет вразрез с либеральной гегемонией глобализма, на folkish-организации оказывается постоянное медийное, политическое и полицейское давление, что вынуждает их мимикрировать и защищаться от надуманных обвинений.
Наконец, третья позиция — это трайбализм, от английского слова tribe – племя, клан. Трайбалистов можно рассматривать как малую форму позиции этноцентризма в режиме оборонительной модернизации. Иными словами, и универсалисты, и этноцентристы мыслят глобально: и те, и другие хотят установить свою парадигму для всего язычества в целом. Либо леволиберальный Постмодерн и смешение всех со всеми, либо этноконсервативный традиционализм и этническая идентичность для всех народов, защита их самобытности и культур. В последнем случае позиция этноцентризма, вместе с традиционализмом, может стать платформой для альянса разных народов в защиту своих традиций и культур от уничтожения западным гегемоном.
Трайбалисты же, наоборот, ратуют за порядок в своем отдельном клане и на своей отдельной земле или городе, где они живут; трайбализм — это локальность. Они признают, что в традицию может войти далеко не каждый, что для адепта нужно установить планку требований. В числе требований может быть этнический фактор, а может и не быть, либо отсутствие его могут компенсировать другие качества или рекомендации членов изнутри трайба. Набор требований, а также специфика культов и отношения с внешним миром варьируются от клана к клану. Кто-то старается мимикрировать и быть социально приемлемым, другие, наоборот, уходят подальше от мегаполисов, предпочитают жить на фермах и практиковать ремесло, охоту, максимально возможный традиционный образ жизни без влияния современности. Возможно, о самых радикальных трайбалистах мы вообще ничего не знаем — они молча мигрировали из цивилизации в дикие леса, в свою недоступную «Зомию». Из известных организаций, близких к трайбализму, пожалуй, можно назвать движение Национал-анархистов Троя Саусгейта и языческих почитателей философии Каарло Пенти Линколы. В России, с оговорками и ярко выраженным национализмом, к этой позиции можно отнести Доброслава.
Resume:
Языческая традиция — это радикальная идентичность в этимологическом смысле слова: от латинского radix — корень. Язычество — это корень всего, центр, из которого исходят все идентичности, как древо произрастает из семени.
Современность ставит выбор: оскопление традиции в пользу ее адаптации или радикальное «нет» современности, тотальное «да» сакральному.
Человек — не сумма идентичностей (Модерн) и не калейдоскоп идентичностей (Постмодерн), а носитель Божественной природы в себе — творение Богов, их потомок; Бог как радикальная идентичность человека.
Хронологическая идентичность язычника не должна лежать в современности, но эта идентичность также не может находиться и в прошлом, потому что современные язычники не принадлежат прошлому. Хронологическая идентичность язычника должна корениться в Вечности над временем, то есть — в бытии. Традицию необходимо мыслить не исторически, не линейно, а вертикально и бытийно.
Безусловно, все это чрезвычайно сложно для современных неоязычников. Универсалистский выбор «казаться» вместо «быть» объективно проще и привлекательнее. Но языческий традиционализм не должен никого соблазнять, привлекать, фасцинировать или быть понятным «на пальцах». Он должен открывать истину.
Список полезной литературы для чтения:
Askr Svarte (Нечкасов Е. А.) «Polemos: Языческий традиционализм» в двух томах, 2016.
Askr Svarte «Проблемы языческого традиционализма», 2013.
Askr Svarte «Полемика язычества и христианства: вопрос боговоплощения», 2017.
Askr Svarte «Очерк о важности мифа», 2017.
Бенуа Ален де «Как можно быть язычником», 2013.
Бенуа Ален де «Традиция и консервативная мысль», 2017.
Дюмезиль Жорж «Верховные боги индоевропейцев», 1986.
Эвола Юлиус «Люди и руины», 2007.
Элиаде Мирча «Священное и мирское» 1994.
Юнгер Ф. Г. «Греческие мифы», 2006.
Коллин Клири «Взывая к Богам», 2017.
Коллин Клири «Что такое руна?», 2018.
«Поколение идентичности», 2018.
«Идентичность: общество, политика, культура», под ред. И. С. Семененко, 2017.
McNallen Stephen A. «Asatru. The Native European Spirituality», 2015.
