УДК 39 ББК 63.4 З 48
Редакционная коллегия:
С. Н. Будашкина (составитель)
Н. П. Гурьянова
В. А. Поздеев (научный редактор)
М. С. Судовиков (научный редактор)
Зеленинские чтения (I ; 2013; Киров)
З. 48 Зеленинские чтения [Текст] : материалы Всерос. науч. конф. (Киров, 12 ноября 2013 г.) / Киров. ордена Почёта гос. универс. обл. науч. б-ка им. А. И. Герцена ; редкол.: С. Н. Будашкина (сост.) [и др.] ; науч. ред.: В. А. Поздеев, М. С. Судовиков. – Киров, 2013. – 296 с.
ISBN
Сборник материалов Зеленинских чтений включает новые работы исследователей Санкт-Петербурга, Москвы, Перми, Сыктывкара, Твери, Казани, Новосибирска, Н. Новгорода, Ижевска, Йошкар-Олы, Кирова и Кировской области по вопросам духовной культуры российских регионов, этнографии, наследия Д. К. Зеленина, истории Вятского края.
УДК 39 ББК 63.4
ISBN
© КОГБУК «Кировская ордена Почёта государственная универсальная областная научная библиотека им. А. И. Герцена», 201
Этнография и фольклор в современных условиях 79
ЁЛС, ВЕРХОКАМСКАЯ ЕЛИСНА И ПРОБЛЕМА ВЕЛЕСА
П. С. Злобин
Значение работы Д. К. Зеленина «Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии» (1929–1930) трудно переоценить. Впервые в отечественной научной традиции им был собран, тщательно упорядо-чен и обобщён целый массив фактов, позволивший сделать ряд важней-ших выводов о таком свойстве «примитивных» языка и мышления, как табуизация. Когда в данной работе заходит речь о табуировании имён мифологических персонажей, вполне закономерно встаёт вопрос о пре-емственности с «языческой» древностью – о «разжаловании» теонимов «высшего порядка» в связи с христианизацией и переходе их на низший, демонологический уровень. Я сейчас хочу коснуться одного из случаев, для которых до сих пор предполагался такой дрейф. Речь пойдёт о слове ёлс – костромском диалектизме, обозначающем «чёрта, лешего».
Впервые это слово зафиксировано в «Опыте областного великорус-ского словаря»1, откуда и было взято Д. К. Зелениным, подкрепившим этот факт своим полевым материалом – словом елсо’вка «чертовка», ко-торое сообщил ему студент А. А. Невский2. Из того же источника слово было заимствовано толковым словарём В. И. Даля3. «Словарь русских народных говоров» очерчивает ареал распространения этого слова рай-онами Кинешмы, Костромы, Солигалича и Углича – т. е. территорией почти всей современной Костромской области, а также сопредельных районов Ярославской и Ивановской областей4. Из производных обычно ещё отмечается слово Елёсиха, встречающееся в загадке: Зарится – Елё-сиха на коня садится, рассветает – Елёсиха с коня слезает (=Роса)5. Наконец, весьма интересно для прояснения образа ёлса словосочетание мыши Елеси в подписи к лубку «Мыши кота погребают» (1725)6.
Кажется, ещё никем в связи с ёлсом не рассматривался такой персо-наж верхокамских быличек, как Елисна. Данный персонаж фигурирует в двух быличках, записанных в 1976 и 1986 гг. у русских Верхокамья – в дер. Ягоры и Степанёнки Кезского района Удмуртии7. Елисна – это ведьма, в первом случае живущая в деревне и превращающая молодую жену главного героя в рысь (№ 72), а во втором – живущая в лесу и под-меняющая рождающихся в семье детей «собачкой-лявгуньей, кошкой-мявгуньей и парнячком Курёночкой» (№ 73). В ещё одной аналогичной быличке (№ 74) колдунья не фигурирует: девушка не стерпела побоев мужа, ушла в лес и превратилась в рысь. Подобный сюжет (СУС 409) встречается в контаминации в сказке из собрания Д. К. Зеленина, за-писанной в Котельничском уезде Вятской губернии8. Ведьма там носит имя Егибоба. Таким образом, Елисна верхокамских быличек во всех отношениях аналогична Ягишне (Егибихе, Егибобе и т. д.) – образу лесной ведьмы, мачехи или просто злой женщины, характерному для быличек (ср. № 76) и волшебных сказок.
Интерпретируя данный материал, можно бы было, конечно, пуститься в традиционные спекуляции о Елисне как «женской ипостаси» ёлса-Велеса, о «хтонических чертах» Велеса, его мнимой связи с оборотничеством, и т. п. Воздержавшись от этого, я хотел бы обратить внимание на связанную с обозначенными фактами сторону конструирования образа Велеса в от-ечественной научной традиции. Именно Д. К. Зеленин впервые предложил возводить слово ёлск имени бога Велеса, что для представлений его време-ни было вполне естественно. Точку зрения Зеленина процитировал в сво-ём этимологическом словаре как единственную из известных М. Фасмер9. Идея Зеленина была с энтузиазмом поддержана, вслед за Р. О. Якобсоном10, мифологами-структуралистами В. Н. Топоровым и Вяч. Вс. Ивановым11, а также их эпигоном в мифологических штудиях Б. А. Успенским12.
Благодаря работам Иванова и Топорова ёлс, вместе со своей «женской ипостасью» Елёсихой, занял прочное место в «основном мифе» как плод «отрицательного переосмысления» Велеса под влиянием христианства. Нельзя не согласиться с исследователями, что табуирование этого сло-ва привело к фонетическим преобразованиям. Вопрос в том, какое сло-во было источником, и не подвёрстывают ли авторы материал под свои структуралистские построения, отрываясь при этом от реальности.
Например, Б. А. Успенский предлагает интерпретировать упоминав-шуюся загадку, в которой фигурирует Елёсиха, в свете представлений о «конском стаде Волоса»13. Нужно ли в этой связи уточнять, что метафо-ризация природных явлений через образы коня (лошади) является об-щим местом для малых фольклорных форм?14 Так что привлекать сюда Волоса с его «конским стадом», мягко говоря, излишне.
Столь же безосновательно видеть некую языческую архаику в словосо-четании мыши Елеси из подписи к лубку15. Д. К. Зеленин в своё время про-демонстрировал, что название мышей, как нечистого и вредоносного жи-вотного, само по себе часто табуировалось – поганка, гад(ина), гнус(ина)16. В свете этого не удивительно, что мышей в лубке называют «чёртовыми».
Среди буйства структуралистской фантазии гласом вопиющего в пусты-не осталось замечание Ю. Лаучюте о невозможности отнесения теонимов Перун и Велес к числу общих балто-славянских изоглосс17, что подрывает сам фундамент «основного мифа», пафос которого сводится к реконструкции текста. В качестве альтернативы исследовательница указывает на принципи-альную возможность заимствования из балтийских языков в славянские. И, если проблема Велеса-Волоса видится в связи с этим немного более сложной (мне в данном случае импонирует взгляд В. Й. Мансикки18), то в случае с ёлсом данная мысль заслуживает самого пристального рассмотрения. Дей-ствительно, обращает на себя внимание явно неславянский фонетический облик этого слова, а именно – отсутствие метатезы плавных и наличие явно балтийского окончания муж. рода -s. Учитывая типичную табуистическую замену первого согласного, источником рус. костр. ёлс ‘чёрт, леший’следует считать балтийские слова, ср. латыш. Vels, Velns ‘чёрт’, ‘бог мёртвых’. Этот балтийский материал приводил в связи с ёлсом ещё Д. К. Зеленин, хотя он, по-видимому, был склонен и балтийские факты выводить из др.-рус. Велесъ. По иронии судьбы, именно Зеленин в своём «Табу слов» продемонстриро-вал, что заимствование является одним из наиболее продуктивных способов табуирования имён мифологических персонажей.
В последнее время В. Л. Васильев предпринял попытку выявить следы культа Велеса в новгородско-псковской топонимии19. При этом в основу ис-следования им был положен некритически воспринятый образ этого боже-ства, сконструированный мифологами за последние два века. Такая посылка, естественно, искажает результаты исследования – автор начинает кодировать пространство в структуралистских категориях, обосновывая теонимичность ойконимов Велеша. Неоправданные поиски «язычества» побуждают авто-ра отнести Елесин камень к числу мнимых «камней Велеса». Между тем, вполне очевидно, что мы имеем дело с универсальной для Северо-Запада России моделью именования валунов Чёртовыми (Бесовыми) камнями (ср. эст. Pirukivi). Согласиться с автором можно лишь в том, что выявленные им топонимические факты имеют явно балтийское субстратное происхождение. Совершенно справедливо замечание и о ярославских и костромских говорах как продолжении древненовгородских – очевидно, именно таким образом ёлс оказался на территории Костромской области, а затем и в Верхокамье.
Таким образом, структуралистские методы в мифологии вкупе с навязчивым поиском «языческой архаики» в сравнительно недавних фольклорных и этнографических фактах следует признать морально устаревшими. Они не только не вносят ясность в наши представления о мифологических реалиях Нового времени и более древнем их состоя-нии, но и дополнительно кодируют эти факты в собственных категори-ях, затемняя их суть, подменяя её научным мифотворчеством.
Примечания
1 Опыт областного великорусского словаря / под ред. А. Х. Востокова. СПб., 1852. С. 54.
2 Зеленин Д. К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. II : Запреты в домашней жизни // Сб. МАЭ. Т. IX. Л., 1930. С. 99.
3 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1996. С. 518. 4 Словарь русских народных говоров. Л., 1972. Т. VIII. С. 348.
5 Загадки / подгот. изд. В. В. Митрофановой. Л., 1968. № 196.
6 Снегирев И. Лубочные картинки русского народа в московском мире. М., 1861. С. 124.
7 Сказки / сост. Т. А. Шуклина. Ижевск, 1999. С. 74–77. № 72–73.
8 ЗеленинД. К. ВеликорусскиесказкиВятской губернии. СПб., 2002. С. 98–101. № 14. 9 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. II. С. 17.
10 Jakobson R. The Slavic god Veles and his Indo-European cognates // Studi linguistici in onore di Vittore Pisani. Torino, 1969.
11 Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древ-ностей. М., 1974. С. 54, 200, 205.
12 Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древ-ностей. М., 1982. С. 47, 53, 88.
13 Там же. С. 47.
14 Березович Е. Л. Две семантические реконструкции: 1. Иван да Марья: к интерпретации образов севернорусского дожинального обряда; 2. Вороного коня в поле не видать // Этимологические исследования. Екатеринбург, 1997. Вып. 6. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/berezovich6.htm/
15 Топоров В. Н. К реконструкции одного цикла архаичных мифопоэтических представлений в свете «Latvju dainas» : (к 150-летию со дня рождения Кр. Баро-на) // Балто-славянские исследования, 1984. М., 1986. С. 51–52.
16 Зеленин. Табу слов… С. 48.
17 Лаучюте Ю. Перунъ, Велесъ и балто-славянская проблематика // Балто-славян-ские этноязыковые отношения в историческом и ареальном плане. М., 1983. С. 30.
18 Мансикка В. Й. Религия восточных славян. М., 2005. С. 287–294.
19 Васильев В. Л. К вопросу о языковых следах культа Велеса / Волоса на Русском Северо-Западе // Этнолингвистика. Ономастика. Этимология. Екате-ринбург, 2012. С. 16–17.
ПРЕДРОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПЕРИОД
В КАЛЕНДАРНОЙ ОБРЯДНОСТИ НЕМЦЕВ УРАЛА*
Д. И. Вайман
Формирование сельского немецкого населения на Урале приходится на рубеж XIX–XX вв. Именно в этот период территория Урала осваива-ется немецкими колонистами, выходцами с территорий западных Волын-ской, Киевской, Таврической, Херсонской, Екатеринославской, Одесской и других губерний Российской империи. На Урале немцами осваиваются преимущественно южные губернии – Уфимская и Оренбургская, относя-щиеся сегодня в административном плане к Пермскому краю, Республике Башкортостан, Челябинской и Оренбургской областям.
