В первой части материала, посвященного вопросам неоязычества, с помощью представителей православия, иудаизма и ислама мы пришли к выводу, что конфликт между неоязычеством и традиционными религиями России в корне своем имеет неразрешимые противоречия.

Вместе с тем получается, что по объективным оценкам, проблема решения конфликта и налаживания диалога состоит в недостатке знания о неоязычестве, а также в отсутствии желания со стороны самих неоязычников настраивать диалог. И здесь возник вопрос, возможно ли говорить об отсутствии желания со стороны неоязычества, с учетом его разрозненности? Для того, чтобы ответить на этот и ряд других вопросов Центром профилактики религиозного и этнического экстремизма в образовательных организациях Российской Федерации были проведены дополнительные интервью. Мы обратились к исследователям неоязычества. Экспертами выступили кандидат философских наук, доцент кафедры истории религий и теологии Российского государственного педагогического университета им. Герцена Алексей Викторович Гайдуков и научный сотрудник Института гуманитарных наук ФГАОУ ВО «Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта», кандидат исторических наук, доцент Роман Витальевич Шиженский[1].

Во второй части аналитического материала мы разбираемся в сущности феномена неоязычества, в каком виде он проявляется в современной жизни, и в возможностях взаимодействия с ним.

[1] Текст подготовлен при поддержке Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта (г. Калининград)

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №2

Начать необходимо с того, что сами исследователи феномена неоязычества, изучающие его не один год, говорят о размытости и неконкретности понятия неоязычества.

«“Язычество” — это христианский термин, которым обозначают неавраамические религиозные традиции. При большом желании христиане могут называть “язычеством” любые религии кроме христианства, иудаизма и ислама. Слово это происходит от церковно-славянского “языцы” — народы, потому что потомки Адама и Евы, породив народы, ушли от истинного почитания Бога, не почитают Творца, а поклоняются твари. Это язычество в самом простом определении. Что касается неоязычества (я считаю, что корректнее говорить “новое язычество”) — это современное явление, которое предполагает прерванность традиции. Передача языческой традиции была прервана за условно тысячелетний христианский период (хотя в некоторых случаях можно говорить только о нескольких столетиях) и за советский период. Поэтому новое язычество — это традиция, которая реконструируется и создается заново, исходя из современных требований»

Алексей Гайдуков

Вместе с тем А.В. Гайдуков обращает внимание на оппозиционность нового язычества. Оно отталкивается от общего для многих новых язычников утверждения о том, что «мы не такие, как христиане», таким образом в новом язычестве всегда присутствует христианство, особенно если говорить о российских условиях, где христианство (в частности — православие) является «культурообразующим компонентом русской идентичности». Кроме того, формирование древнерусского государства во времена князя Владимира и после него все-таки также основывается на христианстве.

«Новые язычники всегда отталкиваются от того, что им что-то где-то не понравилось: или жесткий монотеизм, или нарушение их прав, дискриминация, ограничения, которые они встречают в высоко иерархизированной церковной структуре. Все это вместе у многих молодых людей (в первую очередь — молодых неоязычников) выражается в том, что они не принимают церковной иерархии, догматизма, каких-либо не понятных им стандартов, (тут уже имеет место традиционный конфликт отцов и детей, нонконформизм). Другой вопрос, есть ли в новом язычестве монотеистические, политеистические или еще какие-то тенденции — на него можно ответить: везде по-разному. Ни в коем случае нельзя говорить, что новое язычество — это нечто единообразное. В разных общинах одного и того же направления язычники мыслят по-разному. Более того, даже в одной общине религиозное мнение лидера может не разделяться всеми общинниками: те, кто пришел к нему на обряд, могут его слушать и выполнять необходимые действия, но при этом думать совершенно по-другому. Это такая своеобразная эклектика постмодерна, и это нормально»

Алексей Гайдуков

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №3

Таким образом, по словам исследователей, язычество сегодня является скорее некой тенденцией, а новое язычество, формируемое на основе современных норм или вопреки им, — некая удобная идеология, мировоззрение, вера и, конечно же обряд. Еще одна проблема, с которой пришлось столкнуться в процессе написания материала, это численность неоязычников. В первой части материала говорилось, что для взаимодействия необходимо понимание того, с кем именно нужно взаимодействовать, а зачастую невозможно определить не только принадлежность представителя неоязычества к какому-либо направлению, но и его погруженность. По словам Р.В. Шиженского, вопрос численности язычников в современной России волнует «заинтересованные стороны» наравне с радикализацией движения и поиском дефиниции.

«Финская ученая доктор Каарина Айтамурто говорит о нескольких десятках тысяч родноверов в России. Исследователь современного религиозного сектантства Александр Дворкин подразделяет язычников на активно участвующих в движении — несколько тысяч, и сочувствующих культам — сотни тысяч последователей. По мнению Вадима Казакова, лидера одной из старейших отечественных языческих организаций “Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры”, численность только последователей славянского язычества (одного из существующих течений) может колебаться от 120 тыс. до 320 тыс. человек. Евгений Нечкасов (Askr Svarte) — философ-традиционалист, последователь асатру (германо-скандинавского язычества), сославшись на проведенный опрос, привел следующие данные: в России 100 активных асатру, которые вместе с семьями и прихожанами составляют двухтысячное сообщество. Цифра возрастает до 5-7 тысяч человек с учетом всех заинтересованных, включая пассивную языческую “периферию”. Для сравнения, в марте 2020 года я задал аналогичный вопрос польским “родзимоверцам”. Наиболее частотная цифра, которую называли руководители общин, оценивая число адептов славянского язычества (т.е. только “родноверов”), — 2 тыс. человек. Много или мало язычников в России? Ответ на данный вопрос заключается не в стопроцентной фиксации численности носителей, а в определении степени влияния, распространении младоязыческого идейного комплекса»

Роман Шиженский

В свою очередь А.В. Гайдуков отметил, что сложность определения количества современных язычников и их объединений связана с информационными технологиями. Языческие организации, имеющие статус юридического лица и незарегистрированные группы, верующие язычники, совершающие обряды, и неоязычники, представленные в социальных сетях, — это совершенно разные феномены, по-разному проявляющиеся в общественной жизни.

«Кроме статистической и социологической специфики при подсчете количества язычников стоит учитывать, как минимум, четыре особенности. 1) Индивидуальная активность: сложно определить, это один человек, много пишет на разных сайтах под разными именами, создавая определенную информационную волну (или информационный повод), или же это группа, которая достаточно значима для современного языческого движения. 2) Индивидуализм: по данным социологических исследований, которые мы проводили, от трети до половины опрошенных язычников в общинах не состоят, в общинных ритуалах не участвуют, на массовые мероприятия не выходят и вообще проводят обряды индивидуально. 3) Социальная проявленность: если человек просто пошел в лес разговаривать с деревом, а вы его встретили и подумали, что это грибник, то для всех это грибник или язычник? Его действия не являются примером социально значимого факта. Он не кричит о том, что он язычник, не бегает с флагом и не требует прав для язычников, а просто идет и взаимодействует с природой (индивидуально или с семьей), для чего ему не нужно санкций ни властей, ни общества. Другие же язычники, уподобляясь социальным активистам, требуют признания и участвуют в политических акциях чаще, чем в обрядовой жизни. 4) Самоназвание и терминология: практикующий язычник может не только не называть себя “язычником”, но даже и не догадываться, что его действия могут быть так названы»

Алексей Гайдуков

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №4

Как мы можем увидеть, вопрос фактически не решаемый. То есть при работе с неоязычеством необходимо отталкиваться от того, что практически невозможно говорить о точной численности его последователей. Вместе с тем можно говорить об определенных направлениях неоязычества и оценивать возможность взаимодействия именно с этой стороны.

«Среди разнообразных последователей нового язычества есть те, кто проявляет себя резко и радикально. Напомню, что радикализм — это не преступление. Но в некоторых случаях он может переходить границы закона, и тогда такие деяния превращаются в экстремизм. Если рассматривать новое язычество как некую субкультуру или контркультуру, противостоящую доминирующей культуре, то такое противопоставление наблюдается в нём достаточно часто. В одних случаях оно проявляется в нейтральном или пренебрежительном отношении к другим религиям, в другом — это протест, попытка отстоять свои права, интересы, экологию, даже соседний сквер, в котором собираются построить храм. Так формируется конфликт, который может выйти в сферу национализма, где он приобретет яркость и экстремистский характер. Также он может выйти в правозащитную сферу, где люди просто пытаются отстоять свои права и интересы. Однако тем, кто отождествляет себя с доминирующей культурой и религией, это может не понравиться, и тогда такие действия через суд могут быть квалифицированы как экстремизм. Итак, мы наблюдаем субкультурный феномен (который неконфликтен), контркультурный (потенциально конфликтный), а также девиантное и делинквентное (противоправное) поведение, мотивированное религиозными идеями. Поэтому получается, что некоторые предпочитают язычество, в котором есть элементы национализма, а другие (и это уже совсем другая история) — националисты, радикалы — берут языческую идеологию, чтобы обосновать свое поведение. Это две совершенно разные вещи, но и там, и там есть религиозный и политический компоненты»

Алексей Гайдуков

По мнению эксперта, радикальные проявления язычества, которые и вызывают тревогу, представляют собой попытку отстоять людьми свою идентичность, которая, в свою очередь, является определенным конструктом. Если идентичность сконструирована таким образом, что противоречит общепринятым нормам, то это и приводит к конфликтам, радикализации и остальным последствиям, с которыми сегодня сталкивается современная Россия. Конструкты также зависят от направления неоязычества, о чем было уже упомянуто выше.

«Городское новое язычество — это один феномен, возрождаемая и конструируемая этническая традиция, например, в Удмуртии или в Марий Эл — это другое. Язычество может быть этническим, и тогда мы можем говорить о славянском новом язычестве, основным направлением которого является родноверие; можно говорить про условно этническое язычество, например — Асатру, которое реконструирует некую скандинавскую систему мировоззрения и обрядов, но есть нюанс — в Скандинавии все было по-разному, и если родноверы пытаются сконструировать то, что было у их предков, то Асатру конструируют религиозную систему не своих предков, поэтому его можно назвать условным, стилизованным новым язычеством. И еще есть эклектические внеэтничные формы нового язычества, такие, как викка. Викка — это современное ведьмовство, основанное на синтетической традиции, которую в свое время предложил Джеральд Гарднер. Викка сочетает магию и элементы языческих традиций разных народов, адаптированные под современные нужды и имеющие коммерческую направленность, свойственную движению Нью-Эйдж[2]»

Алексей Гайдуков

[2] Нью-эйдж, религии «нового века» — общее название совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера.

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №5

Говоря о направлениях неоязычества и проблеме определения численности последователей, появляется вопрос о развитии самого направления. Ведь любое новое религиозное движение, как и любая религия, вне зависимости от уровня фундаменталистских или модернистских настроений, не стоит на месте. Кроме того, можно встретить мнение, что конфликтные ситуации, которые мы сегодня можем наблюдать, в том числе в открытых источниках, связаны с расцветом феномена неоязычества, с его ростом и распространением. По мнению Р.В. Шиженского, существует прямая связь между разрозненностью и развитием неоязычества.

«Подавляющее большинство лидеров родноверческих общин в беседах однозначно высказывались за децентрализацию движения, недопустимость появления догматов, создания единой “языческой церкви”. Выбранный “курс” позволил провести частичный ребрендинг и сместить ряд акцентов как в мировоззрении, так и в практике новых язычников. Так, запущенный в 2010 году идеологический проект “Шуйный путь”, расцениваемый мною как языческая реформа (современный утрированный аналог реформы 980 года[3]), позволил не только привлечь в движение молодежь из околоязыческой среды — потенциальной “паствы”, смежных новых религиозных движений, но и значительно расширить географию последователей (Сибирь, Поволжье), запустить новые прочтения “традиции” (магический космополитизм, примитивное язычество). Наконец, “Шуйный путь” отчасти поспособствовал индивидуализации религиозных практик и, как следствие, массовому открытию определенного сакрального пространства (храмовых комплексов)»

Роман Шиженский

[3] Языческая реформа князя Владимира была проведена в 980 году.

В свою очередь А.В. Гайдуков обратил внимание, что на сегодняшний день нельзя говорить о росте численности неоязычников. Реальный рост происходил ориентировочно в период 2005-2008 годов.

«Был определенный период, когда сначала был всплеск, вследствие бесконтрольности и полной свободы, а потом — “закручивание гаек”, после чего количество “публичных” неоязычников несколько уменьшилось. Может ли увеличиваться количество верующих язычников на фоне неких политических событий или в связи со скандалами вокруг Русской православной церкви? Может, но это не существенный фактор. А может ли из-за этого формироваться новое языческое мировоззрение, идеология, некий дискурс? Да, и это формирование также происходит благодаря внешним влияниям. Я считаю, что обращение к магизму, мистике, определенной сказочности в массовой культуре, например, в сериалах “Зачарованные”, “H2O”, “Сабрина — маленькая ведьма” и конечно “Гарри Поттер” — это попытки добавить некой “магичности” в современность. Это тоже формирует в общественном сознании определенное магическое и в том числе языческое мировоззрение»

Алесей Гайдуков

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №6

Однако вместе с попыткой искусственного взращивания языческих воззрений, существует и противоположная ситуация, а именно желание и попытки борьбы против язычества, связанные с опасениями роста этого феномена. Так, по словам Р.В. Шиженского, опасения и страхи вызваны определенной закрытостью неязыческих сообществ (параллельно с открытым магизмом других), а также разрозненностью и неопределенностью групп, о чем уже ранее упоминалось.

«Подавляющая часть языческих групп, особенно нативистских — этноориентированных, представляет собой закрытые или полузакрытые сообщества, объединяющие адептов в рамках как родовой (семейной), так и соседской (городской) общины. Соответственно, включение в “круг избранных” абсолютно постороннего человека практически исключено. Яркий пример — так называемые “этнофестивали”, приуроченные к важнейшим праздникам языческого годового круга: Купала, Коляда и др. Несмотря на присутствие целой армии зевак и сочувствующих (до пандемии, на крупное “свято” собиралось от нескольких сотен до 2-3 тыс. участников), истинные язычники — как правило, инициативная группа организаторов (не более 20-30% от присутствующих) — имеют отдельный территориально очерченный лагерь, проводят закрытые обряды (коллективные и частные “радения” — особые формы богослужения) и тематические собрания. Провозглашённая самоизоляция, умышленное деление социума на своих и чужих не может не вызывать настороженности как со стороны государственных институтов, признанных конфессий, так и со стороны исследовательского сообщества, рядовых обывателей. Кроме того, опасения внушает бес- и внесистемность младоязычества. В современной России насчитываются сотни независимых, незарегистрированных языческих сообществ, зачастую лишь формально объединённых в рамках десятков направлений: родноверие, Асатру, викка, неошаманизм, тэнгрианство, неотрадиция (примитивное язычество), кеметизм и др. Возникающая неспособность в контроле над данным сегментом российской религиозности, невозможность в условиях “рабочего стола” определить потенциальные угрозы, составить даже элементарный прогноз в развитии априори вызывает отторжение»

Роман Шиженский

В свою очередь А.В. Гайдуков обратил внимание на то, что в целом борьба с неоязычеством является «нормальным, естественным явлением». Это связано, в первую очередь, с протестным настроем, неприятием навязываемого мировоззрения или простым противопоставлением язычниками себя церкви большинства. Сам же конфликт зачастую завязывается на фоне попытки «застолбить» свое присутствие в значимых местах (этнически или исторически).

«Исторически во многих местах церкви и часовни ставились на местах языческих молений и капищ. В советские времена они могли быть разрушены, и люди могли начать почитать какой-нибудь “священный источник”, который в древности мог вполне быть языческим, потом стать христианским, а сейчас — вообще не поймешь, каким. Поэтому, когда на месте такого “источника” или бывшего колхозного колодца начинается воздвижение христианских построек, то народ начинает возмущаться, и это возмущение “борцы за веру” публично называют “языческим”. Подобным образом в конфликтах вокруг строительства храмов на территории парков, недовольное местное население обвиняют в “сатанизме”, определяют, как язычников в широком смысле. Поэтому борьба с язычеством является нормальной (я не говорю — хорошей!) для Церкви»

Алексей Гайдуков

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №7

Эксперт отметил, что борьба может проходит в разных формах. Например, в одном случае отдельно взятый священнослужитель будет пытаться вести диалог, в другом случае — сразу будет предпринята попытка давления, которая может вызывать ответную протестную реакцию и спровоцировать, в том числе экстремистское поведение. Вместе с тем А.В. Гайдуков настаивает на том, что конфликт интересов между христианством и неоязычеством в целом является нормой.

Однако здесь необходимо отметить, что сложности во взаимодействии с неоязычниками и неоязычеством как феноменом существует не только на уровне традиционных религий. Трудности испытывают в том числе, и исследователи, и трудности эти находятся зачастую в одних и тех же плоскостях.

«Безусловно, при изучении современного язычества исследовательское сообщество сталкивается как минимум с двумя трудностями, обусловленными самим объектом изучения. Во-первых, и это моя принципиальная позиция, объективный анализ рассматриваемого явления предполагает активное прямое взаимодействие исследователя с “языческим миром”: посещение празднично-обрядовых мероприятий (фото-, видеофиксация), индивидуальные опросы идеологов, массовое анкетирование рядовых участников, культовой среды. В идеале — длительное включенное наблюдение, позволяющее представить язычника “изнутри” — в естественных условиях и привычном окружении. Формирование группы единомышленников, к сожалению, ограничено рамками студенческого актива, добровольно отправляющегося в “языческий народ” в качестве столь популярных сейчас волонтеров, выполняющих ограниченный комплекс «черновых» работ. Соответственно, в идеале необходимо создание единой, если хотите — централизованной организации исследователей современного язычества[4], введение в ряде высших учебных заведений, имеющих развитый гуманитарный профиль, спецкурсов, посвящённых особенностям развития неоязычества в России, шире — Европе и мире. Во-вторых, учитывая склонность отечественного языческого движения к постоянной мировоззренческой трансформации, крайне важен не столько сам факт фиксации неоязыческой группы в том или ином субъекте РФ, сколько сравнительный анализ идеологии и практики географически удалённых “точек кипения” — общин. Осуществление подобных исследований невозможно без государственной грантовой поддержки, подчеркну — поддержки специализированной»

Роман Шиженский

[4] Попытка создания подобной организации была предпринята в 2014 году, однако не получила государственной, инициативной поддержки. Подробнее см.: Гайдуков А.В, Шиженский Р.В. Ассоциация исследователей современного язычества (декларация о намерениях) // Лаборатория «НРД в современной России и странах Европы». URL: https://paganlab.wixsite.com/pagannrd/associaciya-issledovatelej-sovremen (дата обращения: 09.11.2020).

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №8

Здесь необходимо отметить, что о нехватке популярных исследований современного неоязычества заявляют и представители традиционных религий (об этом подробнее говорилось в первой части материала). По их мнению, именно качественные исследования могут помочь в развитии взаимодействия, в частности, между христианством и язычеством. Однако на данном этапе необходимо констатировать практическую невозможность построения конструктивного диалога и эффективного взаимодействия с неоязычеством. Для этого нужны определенные изменения.

«Как можно взаимодействовать с тенденцией? Как государство может взаимодействовать, например, с антипрививочной тенденцией? У них нет организации, есть только лидеры общественного мнения, которых можно “закрыть”, но появятся другие. Как можно “закрыть” субкультуру? Теоретически — по внешним признакам. Можно вспомнить, как “закрывали” скинхедов: у них была атрибутика, ее признаки передали правоохранителям. Что сделали скинхеды? Престали носить соответствующую атрибутику. Престали ли они быть скинхедами? Нет, они ими остались. Внешняя идентичность исчезла, но идеи остались. Тогда начали бороться с идеологами. Но это деструктивный феномен. Если же мы говорим про язычество, то противоправности в нём нет, это некая социально-мировоззренческая тенденция. Зарегистрированных языческих организаций, сейчас нет, если не считать различных шаманов и тенгрианцев. Поэтому как с ними взаимодействовать? Во-первых, надо вывести из неправового поля тех, кто не нарушает закон. Потому что с современной обыденной точки зрения, если человек — язычник, то он в лучшем случае маргинал, а в худшем — экстремист по определению. Для того, чтобы закон не нарушался — должна проводиться индивидуальная работа с языческими руководителями. Кроме того, необходима просветительская работа и среди самих язычников, чтобы они, и в первую очередь молодёжь, изучали исторические данные, а не придуманные фэйки, и чтобы хорошо представляли особенности правового поля»

Алексей Гайдуков

 

Неоязычество — угроза или спасение. Часть 2: Исследователи и исследования, изображение №9

Таким образом, подводя итоги, необходимо сказать, что сегодня неоязычество остается актуальным феноменом для сферы формирования бесконфликтного межрелигиозного диалога. В первую очередь это связано с тем, что само по себе неоязычество можно обозначить как тенденцию и протестную субкультуру. В этом контексте построение позитивного диалога между традиционными религиями и неоязычеством — невозможно. Вместе с тем при правильной работе высока вероятность минимизации рисков возникновения открытых и резонансных конфликтов.

Для изменения существующей ситуации необходима комплексная работа представителей религии, государства, исследовательского, экспертного и педагогического сообществ.

Поиск

Журнал Родноверие