Первой готовой пищей человека была — "каша", то есть растолченные зерна, смешанные с водой. Густую "кашу" разводили водой и хлебали. Это блюдо в дальнейшем стало называться — "хлебово".

Позже "хлебово" стали выпекать — так было удобно заготавливать пищу впрок. При выпечке наливали жидкость на " Сковороду" И получалась лепешка круглой формы.

Хлеб, в отличие от дичи или фруктов/ кореньев, был продуктом длительного приготовления и обработки. Сначала нужно было вырастить и/или собрать дикие злаки, очистить, размолоть, приготовить. Поэтому хлеб считался очень дорогим блюдом, праздничным. Его готовили на крупные мероприятия и приносили в жертву богам, поминали предков.

Хлеб

  1. Слово хлеб восходит к праславянской форме *xlěbǔ, которая, возможно, является заимствованием из германского праязыка (герм. *xlaiƀaz) либо из какого-либо раннегерманского наречия (обычно считается, что из готского языка)[1]. Согласно иной версии, «хлеб» может быть исконным словом как для германцев, так и для славян[2][3]. Слово обозначало хлеб как конечный продукт и только со временем было перенесено на зерновую культуру[4].
  1. Хлёбово Происходит от праслав. , от кот. в числе прочего произошли: др.-русск. хлебнути, русск. хлебать, укр. хлебта́ти «хлебать», хлебесну́ти «хлебнуть», белор. хлёбаць, хлёбнуць, болг. хле́бам, наряду с русск.-церк.-слав. хлепътати — то же, чешск. chleptat, словацк. сhlораť — то же, польск. сhłерtаć. По-видимому, звукоподражательное, как хлипать. Хлюпать туда же, от него испеченное с корочкой- хлеб. [5]

Семантика производства

Хлеб в широком смысле включает в себя все зерновые культуры, употребляемые человеком в пищу а в узком смысле понимается как продукт, приготовленный способом печения с использованием муки, воды, соли, закваски или без нее. Печеный хлеб в своих обрядовых употреблениях во многом тождественен зерну и каше, является по отношению к ним высшей формой.

Выпекания хлеба — сакральное и таинственное действо ( хлеб, подобно живому существу, поднимается и растет), сугубо женское дело.

Сажание хлеба в печь осмыслялось, с одной стороны, как отправление его в иной мир, с другой — как символический коитус (печь символизирует одновременно путь на «тот свет» И женское лоно), в обоих случаях ожидался эффект плодородия, преумножения блага. Пока хлеб находился в печи, соблюдалось множество предосторожностей и опасения повредить сакральному процессу рождения хлеба. Если при посадке В печь хлеб упадет с лопаты, семью ожидает несчастье. Если в печи он разломится надвое, значит, в семье кто-то умрет, если корка отстанет, кто-то от семьи отделится.

Вынутый из печи хлеб омывали водой, которую потом использовали для купания детей или ею умывались девушки, чтобы кожа была чистая (пол.).

Помеченный крестом хлеб разламывали надвое и клали на покути или на покутном окне для предков, его потом отдавали Нищим. Но не годился предкам тот хлеб, на который дули, вынув из печи, или обтирали полой, запаской, суконкой, который сажали на капустный лист (предки, пришедшие на поминки, такого хлеба есть не будут и уйдут) .[6]

Семантика формы

Форма поминального хлеба, как правило, не имеет ярких особенностей: у вост. и зан. Славян это круглая выпечка разного размера: булочки, пампушки, а также лепешки, коржи. Нередко на похороны и поминки выпекался обычный повседневный хлеб.

Болгары Выпекали большой круглый хлеб для погребения и последующих поминальных трапез (болг. блюдо, Рангелово блюдо и тп.), причем украшение в форме дуги на хлебе от поминок к поминкам в течение года делалось все более приближенным к замкнутому кругу, В соответствии с представлением об этапах перехода умершего на "Тот свет"; по истечении года со дня смерти он был украшен уже не дугой, а кольцом из теста и назывался заклопено блюдо (закрытое блюдо) или полна месечина (полный месяц).

Поминальные действия

С целью кормления душ хлеб оставляли на окне, лавке, перекрестке, несли на могилу «Покойнику обедать» (Полес. носить, снедать); раздавали Соседям, нищим, детям, людям на кладбище, всем присутствующим за трапезой (напр., по кусочку от одного болшого хлеба), несли на крышке гроба и отдавали первому встречному на пути похоронной процессии.

У вост. славян хлеб, как правило, не резали, а ломали горячим (ср, зап. — бел. Гареч(н)ик), особенно во время погребальной трапезы, стараясь, чтобы пар дошел до покойного, поскольку верили, что души умерших питаются паром (полес.). На Черниговщине на похоронах пекли маленькую булочку с выемкой, клали туда мед, горячую булочку разламывали выкладывали на окно для покойника,( репкин.). Предписывалось каждому из присутствующих съесть по кусочку хлеба, «чтоб пошла пара по хаце» ( Гомель, Махновичи), На Волыни хлеб, который лежал на покути, пока умерший находился в доме, после похорон пускали по воде (провожали на тот свет).

Если ребенок умирал некрещеным, то мать пекла на Троицу булочки — балабки, которыми угощала детей вокруг, поскольку полагала, что таким образом она кормит своего некрещеного ребенка, которому на «том свете» ничего не дают (СПА, брян.). [7]

Блины история

Древнерусское слово блин происходит от млин, связанного с глаголами мелю, молоть[8]. То есть обозначает изделие из смолотого зерна, муки[9].

В русской кухне блины появились не позднее IX века[10]. Предшественниками блинов и оладьев из дрожжевого теста (кислого, заквашенного) были блинчики, оладьи и лепёшки из пресного теста. Блины пекли из различных видов муки и их смесей: пшеничной, гречневой, ржаной, овсяной, пшённой, гороховой. Простонародье в основном использовало ржаную муку. Красными называли блины из гречневой муки, белыми — из пшеничной[11].

Несмотря на то, что блины фактически жарят, по отношению к ним может использоваться глагол печь, так как раньше блины пекли в русской печи: нижняя их сторона жарилась на сковороде, а верхняя запекалась жаром топочной камеры[12].

Поминальные действия

У русских обязательными кушаньями в день похорон бывали кутья, мед, каши, овсяный, ржаной или клюквенный ки­сель, в северных районах рыбные пироги,

часто блины.

Часто, предвидя наступление смер­ти, начинали печь блины, чтобы сразу угостить умершего паром от горячего блина (его клали

в головах покойника, на окно или на божницу, обмазав медом). В Полесье считали необхо­димым приготовить любую горячую пищу, например, сварить картошку, от которой шел пар — этим паром питалась душа умершего.

На Смоленщине П. нередко устраивались на кладбище сразу после погребения — «для чужих»: могилу поверх еловых веток застила­ли белой скатертью (ее потом использовали только как поминальную и расстилали, когда приходили на кладбище на 3-й, 9-й день и в третью субботу), раскладывали принесенные закуски («помин»: блины, кутья, пирог, мясо, яйца, квас);

На стол отливали из первой рюмки и откладывали первую ложку — для покойников. Горилку закусывали блинами.

В Белоруссии поминки на третий день после смерти назывались трешны и справлялись вечером; к ним готовили много разных блюд, но обязательно блины и кашу; по ложке каши каждый откладывал на стол для покойников; вся еда оставалась на столе на ночь; иногда с блинами и кашей ходили на могилу и там молились за умершего.

У русских по обычаю в течение сорока дней в доме умершего на кутном окне или на столе стоял «помин» (хлеб или блин и стакан с водой), предназначенный для умершего и других «родителей», которые придут его поминать. [6]

Полисимволичность знаков зернового кода в календарной обрядности русских

Русская земледельческая культура самим своим содержанием наделила смыслообразующей ролью зерно и его обработанные производные ­ хлеб, блины, кутью, кисель, кашу и др.

Все многообразие форм проявления зерновых ­ пшеницы, ржи, овса и др. можно обозначить в виде зернового кода как совокупности символов, которые аккумулируют и воспроизводят информационное поле культуры. Как совокупность знаков код функционирует в виде двух разновидностей: во-первых, в виде кулинарной ­ блюд из зерновых, включая и собственно зерно как вид пищи; во-вторых, в виде ботанической разновидности зерновых растений, которые не обработаны для потребления в пищу и предстают в виде колоса, соломы, нивы, стерни. Тем самым весь континуум знаков кода, задействованный ритуально, наполнен символами, которые использовались как природные, необработанные человеком объекты, и обработанные человеком, окультуренные.

Знаки зернового кода ритуально охватывали весь календарный цикл русских и проявляли себя во все значимые праздники календаря: Новый год, Рождество, Крещение, Масленицу, Пасху. В целом, мировоззренческие «тексты» культуры, в которых были задействованы знаки, касались антропологической (направленность на человека), социальной (направленность на коллектив), земледельческой и скотоводческой сфер, иными словами, они касались основных форм существования человека и коллектива. В отечественной этнологии разработан вопрос о полисимволичности некоторых зерновых. Среди них такие знаки кулинарной и ботанической разновидности кода, как блины, кутья, «борода».

Многообразны символические смыслы и ритуального употребления блинов: солярный знак и отражение культа предков. Причем символика, связанная с солярным культом, сегодня в исследовательской среде все в меньше фигурирует в качестве основополагающей. На основе последних разработок известно, что весенним масленичным обрядом «к теще на блины» ритуально закрепляется вступление молодоженов в новый социальный статус и одновременно приобщение к родству невесты. Тем самым блины символизируют возникновение нового социального порядка — установление отношений свойства.

Вместе с тем после смыслов у рассмотренных знаков зернового кода не ограничивается предложенными реконструкциями и может быть дополнено новыми значениями. В некоторых видах календарных праздников употребление кутьи и блинов связано с явлением синонимии, при котором одна значимая для традиционного мировоззрения тема дублируется несколькими символами в контексте одного или нескольких ритуальных действий, имеющих единую функциональную природу. В данном случае речь идет о ритуалах социальной направленности: поминовениях, в которых использование указанных знаков имеет единую символику. Несмотря на то, что в историографии уже отмечена связь блюд с семантикой поминовения, положение нуждается в конкретизации.

Наиболее активно поминальный календарный ритуал воспроизводится на Масленицу, Пасху, Радуницу, Троицу. Почти повсеместно в России суббота перед Масленицей отмечалась как Родительская. В этот день пекли блины, ходили на кладбище. В Рязанской области прежде чем встречать Масленицу, накануне в субботу поминали умерших предков. Этот день имел особое название ­ «Маслинский помин», «Поминальная распускная». На Тамбовщине первый блин, испеченный накануне масленичной недели в субботу, также посвящали умершим родителям ­ клали на слуховое окошко, на божницу или отдавали нищим с просьбой помянуть. В Сибири также поминали умерших ­ носили старушкам блины, шаньги. Во многих местностях первый блин, испеченный уже на саму Масленицу, клался на слуховое окошко, для того чтобы души родственников невидимо съели его. В Калужской обл. первый блин клали на божницу «для родителей» или относили на погост. В другой поминальный день весеннего цикла, на Радуницу, в Новгородской области делали кутью из риса или ржи. В Смоленском крае поминальная трапеза начиналась на могилах примерно в полдень, обязательной ритуальной едой были кутья, блины и т.п. Поминая, сначала застилали могилу домоткаными полотнами, скатертью, на которых раскладывали поминальную еду. В Сибири на Радуницу также ходили на могилки к умершим родителям, ели и оставляли блины, например, в Томской области «кутью каждый раз носили на кладбище».

Представляется, что синонимия указанных знаков заключалась в выражении центральной идеи поминовения ­ принесения дара. Приносимая на помин пища мыслилась как дар для умерших, который отдавался в обмен на благополучную жизнь для родственников. В.Я. Пропп высказал по этому поводу мнение о том, что строгая календарность поминок, которые производились в основном на Русальной неделе и Троице, обусловлена периодом между двумя солнцеворотами, т.е. временем пробуждения сил земли, нужных земледельцу, а покойники, в свою очередь, находясь под землей, могли воздействовать на урожай. Очевидно, функция ритуала не ограничивалась только этой сферой. Дар выполнял созидательную функцию, обеспечивая благами человека во всех жизненно важных сферах, где результат его деятельности зависел не только от него. Это касалось благополучия в семье, достатка, удачи, урожая хлеба, приплода скота и т.п. Указанным созидательным смыслом, который символически выражали блины и кутья, и объясняется присутствие предков во все значимые календарные даты ­ сакрализованные периоды, в которые «программировалась» модель будущего при помощи умерших.

Полисимволичность, присущая знакам, реализовывается исходя из конкретно-функциональной природы ритуала.

Природа таких знаков кулинарной разновидности кода, как кутья и блины, используемых в ритуалах календарных поминовений как дар, синономична.[13]

Таким образом, мы можем с полной уверенностью сказать, что блин символизирует не солнце, а первую готовую пищу человека — хлеб.

1.Подробнее: «Этимологический словарь русского языка» М. Фасмера, т. IV, стр. 241—242;

  1. Этимологический словарь русского языка А. В. Семёнова
  1. Лев Успенский. Этимологический словарь школьника
  1. Журавлёв А. Ф.. Материальная культура древних славян по данным праславянской лексики // Очерки истории культуры славян. М.: Издательство "Индрик", 1996. С. 120
  1. Словарь М. Фасмера
  1. С. М. Толстая СДЭС
  1. А. А. Плотникова СДЭС
  1. Фасмер М. Блин // Этимологический словарь русского языка Том 1 / Перевод с нем. и дополнения О.Н. Трубачева. — 2-е изд., стер. — М.: Прогресс, 1986. — С. 175.
  1. Лутовинова И. С. Блин // Слово о пище русской. — СПб.: Авалон, 2005. — С. 75—82. — 288 с.
  1. Похлёбкин В. В. Блины (Русская кухня) // Национальные кухни наших народов. — М.: Лёгкая и пищевая промышленность, 1983. — С. 42—44. — 304 с.
  1. Пища (XII—XX века) // Руccкие. — М.: Наука, 1999. — С. 354, 365—366.
  1. Величко Е. М. и др. Солнце со сковородки // Русская народная кухня. — М.: Колос, 1992. — С. 236—244. — 303 с.
  1. Корнева В. Ю. Полисимволичность знаков зернового кода в календарной обрядности русских . Вестник Томского государственного университета. История. 2013. №3 (23) УДК 394.2

Поиск

Журнал Родноверие