1. Традиция (от латинского глагола trādō — «передавать») в буквальном этимологическом понимании этого слова означает «переданное» или «передаваемое» — из поколения в поколение, от древности к современности, от предков к потомкам.
Однако в современном мире Традиция (именно так, с заглавной буквы) — это, скорее, то, что могло быть передано, но вследствие целого ряда объективных и субъективных причин оказалось либо частично утраченным, либо не воспринятым, не услышанным потомками.
В этом смысле — возникновение такого, философского по преимуществу, явления как традиционализм было следствием осознания отдельными людьми и культурами трагического разрыва между Традицией и традициями, с одной стороны, а также миром Традиции и современным миром, всё более стремительно «сжигающим мосты», соединяющие его с традиционным прошлым.
2. В современной России «классический» традиционализм, опирающийся на труды Р. Генона, Ю. Эволы, М. Элиаде, Ф. Шуона, А. Кумарасвами и некоторых других мыслителей XIX‒XX вв., стал относительно широко известен (в среде неспециалистов) лишь в 1990-е гг. благодаря трудам видного отечественного философа и общественного деятеля А.Г. Дугина, общая оценка деятельности которого, особенно на политическом поприще в последние годы, выходит за рамки этой небольшой статьи.
Дугин — это, пожалуй, первый русский философ-традиционалист, чья историческая значимость заключается, прежде всего, в том, что он парадоксальным образом вышел за рамки как философии, так и традиционализма (впрочем, для России это норма). Дугин убедительно объяснил, что опорой в современном десакрализованном мире для истинного философа является «радикальный субъект» внутри, а не клерикальные ризы снаружи. Своей философией он блестяще обосновал эту идею, а своими личными религиозными пристрастиями наглядно показал, какое печальное зрелище представляет собой философ, когда церковная фофудья* превращается в смирительную рубашку для его вольнолюбивого духа.
Вживую я познакомился с Дугиным в середине 1990-х гг., когда философ, ещё без бороды и старообрядческой рубахи, читал блестящие лекции в музее Маяковского в Москве, недалеко от Лубянки. Там же бывали писатель Ю.В. Мамлеев и философ Г.Д. Джемаль, а также различные представители правой идеологии, тогда ещё не запрещённые в России. С тех пор я отношусь к Дугину, как мыслителю-традиционалисту, с непоколебимым уважением, несмотря на то что наши идеологические и жизненные пути давно разошлись в разные стороны.
Из российских традиционалистов, помимо Дугина, мне в своё время довелось общаться с Вадимом Штепой, автором книги «Инверсия», которая в конце 1990-х гг. многим представлялась возможной альтернативой набирающему силу «православному дугинизму», но впоследствии оказалась практически позабыта приверженцами российского —инверсированного особенностями национальной религиозной демагогии — клерикального псевдотрадиционализма.
Пожалуй, здесь же следует вспомнить и рано ушедшего традиционалиста-скомороха Олега Фомина с его журналом «Бронзовый век», совмещавшего в себе страсть к маргинальной поэзии, конспирологическим трудам гениального, ближе к безумию, Владимира Карпеца и средневековой западноевропейской алхимии в интерпретации Фулканелли. Сам Фомин называл себя «православным фашистом», однако с удовольствием печатал в своём журнале мои стихи на языческую тему, считал Дугина латентным язычником, Гейдара Джемаля — сволочью, русскую культуру — двоеверием, а меня — тайным хлыстовским «пророком» и одновременно старообрядцем-беспоповцем, о чём говорил с каким-то злорадным сладострастием, мне тогда непонятным.
В 1995 г. рунолог и исследователь Северной («Нордической») традиции Антон Платов начал издавать альманах «Мифы и магия индоевропейцев», в котором публиковались статьи разных авторов, посвящённые сакральным традициям древних кельтов, германцев и славян. В девятом и десятом выпусках альманаха, увидевших свет в 2000 и 2002 гг. соответственно, были опубликованы и некоторые мои работы, посвящённые возрождающейся славянской (о названии общины «Родолюбие») и древней скандинавской традициям («Клады викингов и Удача нордов»).
Хотя сам Платов и называл себя «традиционалистом», он вкладывал в этот термин смысл, отличный от геноновского или дугинского, относясь к православным бородачам из дугинского окружения с нескрываемой иронией. Однако, в отличие от писаний Дугина, Штепы и Фомина, именно труды Антона Платова некоторым образом повлияли впоследствии на становление и развитие современного славянского родноверия.
3. В 1999 г. увидела свет одна из моих ранних книг под названием «Традиция», которая впервые в России освещала «классический» традиционализм с позиций славянского язычества. Это была звонкая пощёчина не только православным фофудьеносцам и люмпен-традиционалистам на церковных папертях, но и лукавым зачалмлённым хищникам на постсоветском пространстве, начинавшим тогда вгрызаться в ветхую плоть и кости Традиции с целью отхватить пожирнее кусок в свою пользу, вырвав его из зубастых пастей сторожевых псов агонизирующего КГБ-шного православия.
В презентующей «Традицию» программной статье «Мы — Язычники...», написанной мною ещё в 1998 г., говорилось, в частности, следующее:
«Представляя вниманию читателей сборник, посвященный Язычеству, мы должны прежде всего убедиться, что и авторы, и читатели понимают термин „Язычество“ более или менее одинаково. Для разных людей естественно иметь различные мнения о таких сложных (или таких простых?..) предметах, как, например, Религия, Духовность и т.д. (Достаточно вспомнить, сколь различны трактовки понятия „Бог“ в устах разных людей.) Но для того, чтобы восприятие какой-либо идеи было максимально адекватным ее изложению, необходимо иметь четкое представление о том, какой именно смысл вкладывается авторами в употребляемый ими термин. Не будем вдаваться в спекуляции на тему познаваемости мира как такового, способности понять другого (а не собственную интерпретацию другого) и т.д., и т.п., и сразу перейдем к делу.
Итак, Язычество. Прежде чем дать позитивное определение данного термина, рассмотрим определение негативное, то есть укажем на то, чем, по нашему мнению, Язычество не является (или, по меньшей мере, чем оно не исчерпывается).
1) Прежде всего, Язычество — это не „возврат к прошлому“, не хронологическое возвращение назад, а восстановление мистической (и мифологической) связи с сакральным Началом (исходя из циклической концепции истории), Вечное Возвращение к над-временно́му Истоку Традиции, разрывание „дурной бесконечности“ профанного времени и воссоединение человека с над-индивидуальной сакральной Мифологической реальностью (слияние с Архетипом или Принципом). Иными словами, Язычество — это не возврат к человеческому прошлому, но воссоединение с Божественным Вечным Настоящим, которое, на самом деле, изначально не оторвано от каждого из нас, но о нерасторжимой связи с которым мы как бы „забыли“ (в этом, по сути, и заключается то, что Адвайта-Веданта называет авидьей или неведением). Все мы — изначально — Язычники, люди Традиции, во всех нас — Бог, и мы изначально есть Сам Он („Атман есть Брахман“), но мы, до поры, „забыли“ об этом...
2) Также нельзя отождествлять Язычество, изначальную интегральную Традицию, проистекающую из самой природы вещей (являющуюся САМО-откровением Божественного через природу всего сущего, которая, в конечном счете, есть манифестация Самого Божественного) с теми или иными комплексами народных суеверий, порожденных невежеством и ограниченностью человеческого разума (а также онтологическим неведением — авидьей, отсутствием непосредственного знания своей истинной — Божественной — природы и природы всего сущего). Можно сказать, что Традиция проявляется в мире в соответствии с уровнем сознания ее носителей. Поэтому человек, утверждающий тождественность интегральной Традиции примитивным народным суевериям, утверждает лишь факт „закрепощенности“ своего сознания на соответствующем уровне развития. Воистину, хулящий Бога, хулит не Его (а свои ограниченные представления о Нем)...
3) Также нельзя согласиться с утверждением, будто Язычество есть продукт первобытного (в значении — примитивного) сознания. В наш Железный (Черный) Век, в эпоху максимального удаления от Золотого Века торжества Духа, когда все сакральные (Духовные) ценности подвергаются чудовищной профанации, инверсии, деградации, — все подлинно Традиционное объявляется „первобытным“ и „примитивным“, а тотальное вырождение рассматривается как эволюция. Поэтому стоит ли удивляться, что сакральная Древность представляется современными „философами“ (влюбленными в „мудрость века сего“) как состояние глубочайшего варварства и дикости, в то время как современная „цивилизованная дикость“ выдается за венец развития. Но, несмотря на все это, Традиция не может исчезнуть, деградировав окончательно, ибо приходит к нам не по горизонтали материи, а по вертикали Духа. Иными словами, Традиция — изначально — над человеческими заблуждениями, и поэтому не может быть окончательно поглощена ими. Язычником, человеком Традиции, можно быть всегда, в любую эпоху и в любых исторических (и каких-либо иных) условиях, ибо связь с традицией обуславливается не внешними факторами, а внутренними (то есть степенью САМО-осознания).
4) Язычество не разделяет ЕДИНУЮ реальность на самодовлеющие противоположности. Да, оно знает разделение на „сакральное“ и „профанное“, но это разделение не онтологическое, не сущностное, а относящееся к сфере ограниченного человеческого восприятия. Мир сам по себе не делится на „право“ и „лево“, на „добро“ и „зло“, на „верх“ и „низ“. Эти разделения — суть порождения восприятия, помраченного неведением, отделяющего себя от мира, мир от Бога, Бога от истинной природы человека и всего сущего, то есть такого восприятия, которое оценивает мир исключительно с позиции своего обусловленного „я“ („эго“). В основе мира лежат не два противоположных начала, а ЕДИНЫЙ БОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИНЦИП, проявлениями КОТОРОГО эти начала являются <...>.
5) Проявления Язычества в мире всегда национальны, хотя как таковое (как Принцип) оно не сводится к какой-либо национальной идее. Язычество, будучи естественной, изначальной, базовой религиозностью человека — никогда не может быть полностью поглощено национальной самобытностью и обособленностью какого-либо народа. Конечно, разные народы (не говоря уж о расах) по-разному воплощают принципы интегральной Традиции в своих национальных культурах, но, несмотря на это, Язычники разных национальностей легче найдут общий язык друг с другом, нежели последователи различных „мировых религий“ (основанных не столько на Изначальной Единой Традиции, сколько на частных мнениях их основателей). Поэтому не случайно, что Языческий мир не знал „религиозных войн“ в той форме, в которой они всегда велись и до сих пор ведутся приверженцами „мировых религий“...
6) Язычество не разделяет непреодолимой пропастью Творца и творение, понимая мир не как „созданный из ничего“, а как манифестацию Божественного. (Впрочем, Божественное, будучи неопределимым по Сути, может быть условно соотнесено не только с АБСОЛЮТНОЙ ПОЛНОТОЙ — ВСЕМ, ибо все берет свое начало в НЕМ, но и с АБСОЛЮТНОЙ ПУСТОТОЙ — НИЧЕМ, ибо ОНО не есть что-либо.) Иными словами, Язычество постулирует идею не креационизма (творения), а манифестационизма (проявления), не сотворения Богом мира, а проявления Бога через мир (при этом Бог не отождествляется с миром и не исчерпывается им, хотя истинная природа всего сущего, и человека в том числе, признается, безусловно, Божественной). Поэтому человек в Язычестве не есть „раб Божий“ (что было бы возможным только при полном отождествлении человека с телесной формой, которая, в отличие от бессмертного Духа, является Его инструментом, то есть занимает подчиненное положение; а человек, с точки зрения Язычества, никак не может быть сведен лишь к телесной, энергетической, чувствующей и мыслящей оболочкам — этим четырем „машинам“, управляемым Духом, то есть САМИМ человеком). Человек есть часть Самого Бога, причем тождественная Целому в потенциале („ТАМ ТВАМ АСИ“ — „ТО (БРАХМАН) ЕСТЬ ТЫ САМ (АТМАН)“)...
7) Язычество снимает всякое противоречие между монотеизмом и политеизмом, ибо постулирует идею ЕДИНОГО НАЧАЛА, проявленного через множественность. Таким образом, все Боги Язычества — суть олицетворенные персонификации различных аспектов ЕДИНОГО НАЧАЛА, КОТОРОЕ удерживает мир от возвращения в состояние изначального Хаоса, которое было бы необратимым, если бы миром управляло множество разделенных друг с другом личных Богов.
Можно поистине бесконечно писать о различных аспектах интегральной Традиции (охватывающей все без исключения сферы бытия), ошибочно отождествляемых некоторыми мыслителями (утерявшими связь с Традицией) с Целым во всей его полноте, то есть абсолютизирующих какой-либо отдельный аспект Традиции. Так, все перечисленное выше является не чуждым Традиции, а лишь неполным „перечнем“ составных частей Того, Что качественно сложнее всех вышеприведенных частных мнений, упрощающих (а тем самым, как это ни парадоксально, и усложняющих) действительное — Божественно простое — положение вещей. В этом, кстати, и коренится глубокая терпимость Язычества к своим критикам, ибо их мнения не противоречат Традиции, но являются отдельными ее частями, увиденными с позиции того или иного наблюдателя. Любая позиция, как известно, ограничена по определению, ибо отражает не столько Само Целое, сколько частный взгляд на Него из положения смотрящего. Подлинная же Традиция — объемлет собой все...
Итак, пришло время дать, наконец, позитивное определение Язычества.
Язычество есть базовая надконфессиональная форма всякого религиозного опыта, берущая свое начало не в ограниченном сознании какого-либо одного человека, а проистекающая из самой природы реальности, из естественной способности БОГО-переживания, характерной для всего сущего. Поэтому любая религиозная и мистическая традиция представляет собой не нечто обособленное и самосущее, а одну из форм проявления Единой Извечной Традиции (санскр. „Сатья Санатана Дхармы“ — Истинной Вечной Религии-Закона).
Будучи проявлением естественной изначальной религиозности, Язычество не может иметь одинаковые для всех догматы и принимать одинаковые для всех формы, которым были бы вынуждены следовать все Язычники без исключения, несмотря на очевидную разницу в уровнях сознания.
Язычество, будучи Единой Извечной Традицией, в разных исторических, расовых, этнических, географических и т.д., и т.п. условиях проявляется в различных формах, оставаясь единой и неизменной по Сути, ибо, хотя и распространяется по „горизонтали“ обусловленного человеческого сознания, начало свое берет в „вертикали“ САМО-откровения Духа» (цитируется, с сохранением авторской орфографии и стиля изложения, по изд.: Традиция: Сборник статей / Ред. И. Черкасов. М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 1999. С. 11‒18)
Конечно, сейчас многое я выразил бы по-другому, однако общий посыл статьи представляется мне верным и значимым и по сей день.
4. Из современных российских языческих философов-традиционалистов, в геноновском смысле этого термина, следует особо выделить Евгения Нечкасова (Askr Svarte), чьи труды совмещают в себе философию Хайдеггера и очищенный от фофудьи традиционализм Дугина с высокой языческой теологией. Показательно, что одна из ключевых книг Нечкасова носит название «Языческий традиционализм» и представляет собой фундаментальное исследование проблем возрождения языческих традиций в современном мире, не имеющее аналогов по широте охвата и глубине проработки представленного в ней религиозно-философского и исторического материала.
Сам Нечкасов является последователем германо-скандинавской традиции, поэтому его влияние на современное славянское родноверие является, в известном смысле, опосредованным. С другой стороны, тесные дружеские (либо жёсткие полемические) и творческие связи Нечкасова со многими представителями славянского родноверия не могут не способствовать проникновению идей «классического» традиционализма в родноверческую среду, в которой вопросы славянской истории, родной культуры и актуальных аспектов этнографии, кажется, занимают в настоящее время более приоритетное место, нежели отвлечённый философский дискурс, связанный с ключевыми вопросами традиционализма.
Отдельно следует упомянуть об издававшемся Нечкасовым с 2015 по 2020 г. традиционалистском альманахе «Warha» (всего вышло семь номеров на русском языке и два номера на английском), а также пришедшим ему на смену альманахе «Alföðr», издающемся с 2021 г., которые задают высокую планку для философского дискурса как среди последователей германо-скандинавской традиции, так и среди представителей славянского родноверия, чьи труды (включая мои) широко представлены в обоих альманахах.
5. В целом, подытоживая сказанное, можно сделать вывод, что современное славянское родноверие, рассматриваемое во всём его многообразии, столь же не сводится к «классическому» традиционализму, как и последний — к славянскому родноверию. Достоинство это или недостаток современного родноверия, который будет со временем устранён или, возможно, станет причиной развития новых форм славянской традиции, — думаю, покажет время.
Как бы то ни было, славянское родноверие, каким мы его знаем в наши дни, трудно представить и до конца понять, если мы будем рассматривать его вне традиционалистского дискурса.
© Велеслав Черкасов, 30 апреля 2023 г.
Впервые данный текст был опубликован в 3-м выпуске альманаха «Alföðr» (2023).
* Термин «фофудья» применительно к наиболее одиозным проявлениям православия означает примерно то же, что и «долбославие» применительно к маргинальным формам или нью-эйджевским симулякрам славянского родноверия.
