Интервью с фольклористом Андреем Морозом о былинах, мифологических персонажах и языковых особенностях традиционной культуры.
Материал подготовлен на основе радиопередачи «ПостНаука» на радио Говорит Москва. Ведущий — главный редактор проекта «ПостНаука» Ивар Максутов, гость эфира — доктор филологических наук Андрей Мороз.
— Язык фольклора, который, кажется, так далек от нас, на самом деле продолжает существовать и функционировать. В чем его особенности и сильно ли он отличается от обычного русского языка?
— Нужно иметь в виду, что язык фольклора — это не что-то целое и оформленное, а совокупность разных языков, которые существуют и в границах одного жанра, и в речи носителя конкретного локального варианта фольклора. Каждый из нас является носителем какого-нибудь одного фольклора или даже нескольких. Еще в XIX веке стали замечать, что язык, на котором сложены былины, — классический эпический жанр русского фольклора — довольно сильно отличается не только от литературного языка, но и от повседневной речи тех людей, которые эти былины исполняли. Настолько, что многие вещи для исполнителей былин, какие-то языковые обороты, например, не были вполне очевидными, и они в них путались. Язык былин весьма архаичен. Там встречаются и обороты речи, и лексика, и даже какие-то грамматические конструкции, которых в живой речи носителей нет вообще. В XIX веке считалось, что былины создавались дружинными певцами, сказителями наподобие скандинавских скальдов. Отсюда вывод, что в былинах имеет смысл искать подоплеку каких-то исторических событий.
— Все-таки не очень понятно бытование этого фольклорного жанра. Когда существовали былины? Кто их пел, читал, рассказывал?
— В нашу эпоху былины можно вполне считать умершим жанром. Полноценные тексты перестали фиксироваться в середине ХХ века. Есть свидетельства второй половины XIX века и даже начала ХХ, по которым можно реконструировать картину бытования. Во-первых, это один из тех фольклорных жанров, которые всегда были профессиональными. Есть такое различие: профессиональные и общеизвестные жанры. Например, лечебные заговоры, которые знают все, — заговоры от порезов, ушибов, бородавок. Такими заговорами пользуется каждый человек, который вырос в деревне и является частью этой традиции. Какие-то более серьезные заговоры, предположим, заговоры для снятия порчи или на лечение грыжи, уже требуют участия профессионала, как правило, человека, который считается в деревне знахарем. Так же приблизительно было и с былинами. Былинное сказительство требовало специального обучения, старшие сказители брали в обучение младших и занимались с ними в течение многих лет.
Былины были распространены далеко не повсеместно. Известно всего несколько очагов, где они бытовали и фиксировались. В частности, среди поморов — русского населения побережья Белого моря, которые в основном занимались рыбалкой и охотой. Они отправлялись на промысел в море на довольно длительный срок, могли отсутствовать неделями. Среди артели часто бывал сказитель, в задачу которого входило исполнение былин, он мог не участвовать в промысле, но получал свою часть добычи наравне с другими.
— Для большинства людей былина имеет не совсем понятную форму. Какими особенностями обладает этот жанр?
— Само по себе слово «былина» к былине никакого отношения не имеет. В народной номенклатуре жанров былина не выделяется в отдельный жанр, а объединяется в группу как минимум с одним, а иногда и с большим количеством других похожих жанров. И назывались эти песни старинами. Все они имеют эпическое содержание и направлены на изображение некоего прошлого, которое сейчас уже повторить невозможно. Это совершенно другая эпоха с другими законами. Сюжеты былин и других старин воспринимались как абсолютно реальные события. Но поскольку это была другая эпоха, то вполне допустимо, чтобы один богатырь мог драться с целым войском. Когда у него тупилось или ломалось оружие, он вырывал дерево и бил вражье войско этим деревом. А когда и дерево изламывалось в щепки, он брал одного неприятеля за ноги и им продолжал бить всех остальных. Тогда это были вполне сопоставимые силы.
Термин же «былина» придумал фольклорист-любитель середины XIX века Иван Петрович Сахаров, который в 1836 году опубликовал книгу «Сказания русского народа», ставшую бестселлером. Она за XIX–XX века переиздавалась пару десятков раз. Сахаров что-то записывал сам, что-то брал у других авторов, а что-то придумывал. Он позаимствовал это слово из «Слова о полку Игореве», где в самом начале автор говорит, что будет повествовать о событиях Игорева похода по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна. Курьез заключается в том, что у автора «Слова о полку Игореве» былина — это быль, правда, факт, в противоположность замыслу Бояна, каковой описан им как раз как эпический сказитель. Сами же тексты былин больше напоминают замышления этого Бояна, чем исторический документ.
— А как же тогда появились сами былины?
— Что касается генезиса былин, то о нем, как и о генезисе любого другого фольклорного текста, говорить чрезвычайно сложно, почти невозможно. Все, что мы имеем, — это записи начиная с конца XVIII века, которые не сильно отличаются от записей первой половины ХХ века. До этого фактически никаких особых упоминаний о былинах мы не имеем. Можно анализировать лишь характер этого эпоса сопоставительно с эпосами других народов. Здесь можно увидеть много параллелей с другими эпическими традициями. Существует довольно заметный арсенал отдельных мотивов, эпизодов, формул, которые характерны не только для русского или славянского эпоса. Например, вспомним знаменитый текст о том, как Добрыня Никитич после долгого странствия оказался на свадьбе собственной жены. Согласно сюжету былины, уезжая на очередные подвиги, он наказывал своей жене, что она может выйти замуж, если он не вернется через шесть лет. Пока его не было, ее стал осаждать Алеша Попович, но весь назначенный срок жена была абсолютно верна мужниному наказу. Когда же срок подошел к концу, она собралась выйти замуж за Алешу Поповича. Добрыня же возвратился из странствий как раз в этот момент и пришел неузнанный на свадьбу. А потом постепенно подал ряд знаков, по которым его узнали. Очевидно и с историей Одиссея, который вернулся к Пенелопе после долгих странствий, а также с довольно большим количеством других эпических текстов. Мы имеем дело с некоторым набором универсальных приемов, которые используются у значительного количества народов.
— Давайте вернемся к теме языка и его функционирования. Как в нашей традиционной культуре язык связан с картиной мира и сверхчеловеческими силами?
— Язык всегда, для всех и во всех обстоятельствах является некоторым инструментом самоидентификации. Понятно, что по языку мы всегда определяем границу «свой — не свой». Свой — носитель того же языка и той же культуры, что и мы. В этой связи довольно характерно происхождение названий «славяне» и «немцы». «Немец» происходит от прилагательного «немой». Еще в первой половине XVIII века этим словом не назывались только носители немецкого языка. Немцем называли любого иностранца, как правило, с Запада, но не потому, что азиатов больше любили, а потому, что азиатов в то время знали немного лучше. Почему они немцы? Те же голландцы или французы в начале XVIII века вполне считались немцами, потому что они не говорили на нашем языке, а их собственные языки, непонятные для большинства, напоминали звуки, которые произносит немой. С другой стороны, слово «славянин» имеет отношение не к «славе», а к «слову». То есть немцы — немые, а славяне, или по древнерусскому произношению «словене», — те, кто обладает словом, то есть умеет говорить.
В этом смысле умение говорить — это способ различения не только своего и чужого, но и человека и нечеловека. В традиционной крестьянской культуре огромное значение имеет коммуникация с нелюдьми, как и в любой мифологической культуре, основанной на мифологических воззрениях и существовании мифологических персонажей. Соответственно, поскольку коммуникация эта происходит с домовыми, лешими, водяными и какими-то менее определенными силами, лишить их права говорить вообще невозможно. Но среди множества признаков, по которым проходит эта разграничительная черта, по которым можно опознать мифологического чужого, — это способ, которым они разговаривают. Если человек способен говорить внятно, четко, линейно, нормальным спокойным тембром и обычно так и делает, то все, что говорится с нарушением этих характеристик, может оказаться отличительным признаком потусторонних персонажей, нечистой силы. Эта самая нечисть говорит либо слишком тихо, бормочет, либо ухает, либо завывает, либо воет, либо громко кричит, либо говорит циклически, то есть повторяет время от времени одну и ту же фразу. Это, кстати, отсылает к еще одной особенности — хождению по кругу, одной из специфических черт нечистой силы.
— Если вернуться к языковым примерам, тому, как язык формирует мировоззрение, что здесь еще может быть связано с фольклором?
— Существует мощнейший механизм внутри традиционной культуры — механизм языковой интерпретации, герменевтики. На самом деле определенный набор языковых фактов может и не вызывать никакого интереса, но как только внимание обращается на какую-то знаковую сферу, то интерпретации оказывается подвержено абсолютно все. Например, интересно, что происходит с топонимией в областях, колонизованных славянами, то есть исконно не славянских, а, к примеру, финно-угорских. Как правило, названия водоемов остаются старыми и не очень меняются в силу того, что люди пришли позже и усвоили названия рек и озер, которые были. А названия населенных пунктов, если они даны не по гидрониму, обычно новые, потому что были основаны славянами. Эти сложные для понимания финно-угорские названия нуждаются в какой-то интерпретации. На основе подбора более понятной лексики могут выстраиваться целые истории. На этом же принципе основана такая важная вещь, как интерпретация и толкование снов. Сны толкуются разными способами, особенно если они сюжетные, но один из важнейших способов интерпретации — это этимологизация или просто сближение слов по фонетическому признаку. Например, увидеть корову — к реву (к слезам), лошадь во сне означает ложь и т. д.
— Не могли бы вы очертить основные границы фольклора как жанра?
— Термин «фольклор» происходит из английского словосочетания folk lore, где folk обозначает «народный», а lore — «мудрость» или «знание». Он был придуман в эпоху романтизма в середине 40-х годов XIX века Уильямом Томсоном, английским археологом. Интересно, что первыми фольклористами были археологи, потому что вначале в фольклоре пытались увидеть глубокую древность. В то время было примерно понятно, что такое folk — социальные низы, которые, как выяснилось, тоже что-то знают, умеют и являются, возможно, сами того не понимая, носителями этой самой мудрости веков. Долгое время понималось, что есть народные низы, преимущественно крестьяне, живущие в деревнях, и что они и есть этот самый народ, который, будучи неграмотным и непросвещенным, механически транслирует древнюю мудрость до наших времен.
На самом деле эта точка зрения не выдерживает критики, потому что, если говорить не о содержании фольклора, а о сути явления и о формах его существования, то фольклор бывает не только крестьянским. Можно сказать, что это некий особый тип культуры, который основывается на устной передаче информации даже при наличии разнообразных форм письменности, от рукописной до сетевой. Тем не менее устная форма принципиально отличается именно тем, что здесь нет материального способа фиксирования любого рода информации и, следовательно, нет индивидуального, авторского словотворчества. Грубо говоря, любой создатель, исполнитель, носитель какого-нибудь вида фольклора не может быть один, в отличие от любого автора любого письменного текста. И, следовательно, этот второй, третий, пятый, седьмой носитель того же фольклорного текста будет соучастником и его исполнения, и существования, то есть трансляции.
Таким образом, вторая важная черта — это коллективность. Коллективность не в том смысле, что один придумал, а другой воспроизвел, а в том, что право интеллектуальной собственности и наличие какого-либо авторства вызывает серьезные сомнения. Разумеется, есть конкретные авторские тексты, которые попадают в фольклорную среду, начинают там функционировать и постепенно утрачивают свое авторство, становятся фактом коллективного сознания. Как обычно объясняют в школе, что такое народная сказка? Кто-то сказку сочинил, другому рассказал, другой — третьему, третий — пятому, пятый — десятому, что-то забылось, что-то они от себя добавили, и, соответственно, эта сказка стала народной. А про того, кто был первым, все забыли. Это совсем примитивное объяснение, которое работает именно в отдельных случаях попадания авторских текстов в фольклор. А в случае, например, с эпосом или сказками, одни и те же мотивы которых повторяются у целого ряда народов, едва ли такое объяснение может работать.
Таким образом, здесь нельзя говорить об авторстве. Каков механизм возникновения фольклорного текста? Непонятно. Каков механизм возникновения языка? Трудно представить себе человека, который придумал язык, не имея его вовсе до того. Для фольклора важен коллектив как особая форма существования. И в этом случае коллектив может ограничиться двумя людьми. Между ними складывается некоторый модус общения, при котором они употребляют устойчивые мемы (пользуясь современным языком), вызывающие у этих двух людей одинаковые ассоциации. Например, какое-нибудь прозвище детей в семье. Истории, которые рассказываются постоянно за столом, тоже можно назвать фольклором. И если смотреть шире: армейский, школьный, студенческий, профессиональный, преподавательский фольклор. И характерно то, что такого типа культура направлена на бесконечную повторяемость. Собирается круг знакомых людей, и они между собой обсуждают вещи, которые им уже известны. И все это может вполне существовать параллельно с другими типами культур, носителями которых те же самые люди будут в каких-то других сферах.
