В прокат выходит получивший на Венецианском фестивале приз за операторскую работу фильм "Овсянки" Алексея Федорченко — поэтическая фантазия о сгинувшем народе и языческих традициях, которые уважают даже милиционеры.
Мирон Алексеевич (Игорь Цурило) — директор провинциального комбината — едет хоронить жену Танюшу (Юлия Ауг). Для подмоги он берет с собой молчаливого сотрудника Аиста (Игорь Сергеев), пишущего на досуге этнографический очерк и делящего свою холостяцкую каморку с парой птичек овсянок. Никаких гробов, крематориев и поминок церемония не предполагает: Мирон отправляется к озеру, где пара проводила медовый месяц, сооружает погребальный костер и, следуя обычаю народа меря, сжигает тело усопшей.
Путь "Овсянок" на экраны начался бурно: организаторы Венецианского фестиваля, взявшиеся рьяно следить за тем, чтобы конкурсные показы были абсолютными мировыми премьерами, в ультимативной форме потребовали снять картину с "Кинотавра".
А режиссер Федорченко во всех интервью называл свой фильм эротической драмой: поползли даже слухи, что "Овсянки" лишились госфинансирования из-за чересчур откровенных сцен.
Впоследствии выяснилось, что эротика в картине исключительно интеллигентная, а в Венеции, несмотря на скандал с "Кинотавром", фильм получил три, пусть и не главных, приза: "Озеллу" за операторскую работу, награды ФИПРЕССИ и экуменического жюри.
Успех картины Федорченко в Венеции вполне объясним. "Овсянки" — кино о подлинности и идентичности, гимн старинным традициям, которые растворяются с наступлением цивилизации и задыхаются под гнетом больших городов, оно хорошо рифмуется с европейским антиглобализмом. При этом с "Овсянками" произошла отчасти та же история, что и с "Первыми на Луне" — фильмом Федорченко, который получил Гран-при программы "Горизонты" в 2005 году. Тогда псевдодокументальная фантазия о секретном советском полете к спутнику Земли была отмечена как лучший документальный фильм.
"Овсянки", может, и не мокьюментари, но в определенном смысле тоже мистификация.
Фильм снят по повести, опубликованной под именем Аист Сергеев — так зовут героя романа и в то же время это один из псевдонимов писателя и фольклориста из Казани Дениса Осокина. Описываемый в книге финно-угорский народ меряне действительно существовал, но полностью ассимилировался еще в XVI веке, оставив после себя лишь археологические артефакты и некоторые названия (по одной из версий, топоним "Москва" имеет мерянские корни). "Овсянки" выдают за реальность полуфантастический мир, в котором умерших сжигают на ритуальном костре, любимых обмывают спиртом, а хранители древних верований встречаются на каждом шагу: даже милиционер на дороге легко пропускает машину с мертвой женщиной, удовольствовавшись лаконичным объяснением — мол, веретеница это, возлюбленная.
Живое, осязаемое язычество, отзвуки которого еще можно найти в дремучих деревнях и заброшенных уголках страны, у Федорченко не зверство, а предмет любования.
Этим "Овсянки" кардинально отличаются от пессимизма нашей новой волны. Здесь нет ни чернухи в духе "Счастье мое", ни даже иронии "Свободного плавания", русская дикость возведена Федорченко в поэзию, и никогда еще работавший со Звягинцевым оператор Михаил Кричман не снимал русские холодные пейзажи с такой нежностью. "Овсянки" рифмуют традиции с мудростью, природу со свободой и свободу с любовью точно так же, как это почти двадцать лет назад делал другой призер Венецианского фестиваля. Тот самый, вслед за которым "Овсянки" следовало бы снабдить слоганом "территория любви".
