Кирмесбаум (Древо кирмеса) в Билькхейме (Bilkheim, Германия)
При обращении к обычаям праздника, венчающего годовой сельскохозяйственный цикл, следует учесть, что общей даты осеннего сбора урожая для всех германцев (равно как для всех кельтов или всех славян) не было и быть не могло: вывоз результатов крестьянского труда с поля, сада и виноградника происходит не по абстрактному календарю, а в зависимости от погоды, районов страны, многовекового опыта, сконцентрированного в приметах и т. д.
По большей части завершение сбора даров Матери-Земли приходилось на конец августа, сентябрь и октябрь, в некоторых местах практически сразу переходя в общеконтинентальный праздник поминовения предков, тот, который известен был у кельтов как Самайн, а у славян как Осенние Деды. Так, в Исландии, жившей не столько возделыванием земли, сколько скотоводством и рыболовством, оба праздника слились в пиры Зимних Ночей: и предзимняя отбраковка и забой скота, и истончение грани с миром мёртвых сошлись в последней декаде октября[1]. Правда, в сагах наряду с Зимними Ночами-Vetrarnætur упоминается и Осенний праздник-Haustboð, точное время которого неизвестно и который тоже отмечался богатыми пирами. Исследователи чаще всего отождествляют его с Зимними Ночами, современные язычники-асатруа так обычно называют праздник, соотносимый по времени с Осенним Равноденствием.
На континенте же в историческое время череда праздников урожая широко отмечалась в сентябре-октябре, и были они самыми радостными в году моментами. Разумеется, воцарившееся в Европе христианство не могло обойти это вниманием, и ныне все торжества завершения полевых работ так или иначе оказались приурочены к дням памяти христианских святых. Одним из основных заместителей древних богов в осеннее время оказался архангел Михаил, чей день отмечается 29 сентября, т.е. достаточно близко к одной из четырёх основных точек солнечного цикла — Осеннему Равноденствию, что знаменует собой поворот на «тёмную» половину года. Долгое время праздник этого архангела был одним из самых популярных в Германии, потом его значение стало снижаться, вероятно, как раз в связи с тем, что все торжества и ярмарки стали переносить на первое воскресенье после 29 сентября или даже позднее.
Первоначально же в Германии считалось, что к Михайлову дню должны быть закончены уборка, посев озимых, сбор винограда и плодов, вырезка сот. В некоторых районах скот в это время уже ставили в стойла. Там, где скот ещё продолжали пасти на пастбищах, с Михайлова дня пускали его и на поля, так как урожай был снят.
В этот день в Германии было принято расплачиваться за аренду, давать расчет работникам. С Михайлова дня начинали топить в доме, либо для тепла, либо с целью уберечь строение от сырости и вредителей-насекомых. Говорили, что «летнее время» кончилось. С наступлением же «зимнего времени» рабочий день сокращался на час. Фактически, здесь можно проследить отголоски былого деления года у германцев на два полугодия — летнее и зимнее. В Исландии полугодия именовались misseri, и именно начало холодной половины года отмечали исландцы в Зимние Ночи. Следы такого деления заметны и на континенте, например, в некоторых районах Австрии 29 сентября считалось началом осени, а в других — её концом (смотря куда в данной местности относили «дополнительный» сезон, к зиме или к лету).
В любом случае, связь этого времени с уменьшением светового дня была очевидна и отражена в австрийской поговорке: «Михаил зажигает огни» (вместо солнечного света)
В Германии сходная поговорка звучала так: «Михаил зажигает свет, Иосиф гасит[2]» (Michaeli zündet das Licht an, und Joseph löscht es aus)
При этом в некоторых местах Швабии и Эйфеля на праздник вплоть до конца XIX в., а в отдельных районах (например, в Прюме, Эйфель) и до середины XX в. жгли костры, как это было в обычае на Масленицу, Пасху (Остару/Весеннее Равноденствие), Иванов день (Летнее Солнцестояние). Также и в Мусдорфе (Швабия) мясники в этот день зажигали костры и затем вокруг них плясали. В Швейцарии 29 сентября существовал обычай пускать в реку горящие свечи, установленные на дощечках, это тоже связывали с сокращением дня и началом работы при искусственном свете.
Праздники сопровождались пирушками и ярмарками. Во многих местах главным блюдом был жареный гусь (как и 11 ноября на Мартинов день). Ярмарки на Михайлов день прослеживаются до XIV в. Когда-то по всей Швейцарии именно этот день был днём городских и сельских сходов, открытия ярмарок. Сходным образом и на юге Баварии, в Альгеу, Праздник Урожая (Erntefest) справляли в Михайлов день.
И в континентальной Скандинавии 29 сентября — день Микеля (Mickelmassan, Mikkjelsmesse, Michalesdagen) — тоже было праздником окончания всех летне-осенних работ, днём ярмарок и торговли. Во многих областях Скандинавии в этот день пекли специальный пирог — миккьелскаке (mikkjelskake) и ели специальную кашу из зерна свежего урожая, так называемую жатвенную кашу (skurdgrauten). В некоторых местностях только в этот день пригоняли скот с горных пастбищ-сетеров. Перегоняемых в долины животных украшали цветами, рядом везли подводы, полные бочек с маслом и ящиков с сыром и брынзой (летние надои работники обрабатывали прямо на пастбище, и только теперь деревня видела результат). Затем начинался всеобщий праздник. Накануне дня Микеля обязательно пригоняли с летних пастбищ лошадей, чтобы у них была красивая шерсть на зиму. Все домашние животные в эту ночь должны быть под крышей, считалось, что «иначе на скот нападут болезни».
Любые народные праздники (а отнюдь не только предноябрьские) так или иначе связаны с почитанием предков, с приглашением их разделить радость, с просьбой помогать потомкам и дальше. У древних германцев одним из дошедших до нас обычаев почитания высших сил было пить в память богов или умерших. Со сменой веры эта практика тоже была перенесена на дни христианских святых. Ритуал Minnetrinken (немецкое «пить в память», полный аналог исландского minni, означавшего и «тост», и «память») был распространен в своё время и на Михайлов день, хотя в XIX в. исчез среди прочих обычаев, не переживших секуляризации общества.
В Швейцарии Михаил представлялся нередко водителем душ умерших подобно древнему Водану, и сам день его считался опасным.
Тем, кто был неосторожен в горах, говорили:
«Ты хочешь пасти (или сторожить) курицу св. Михаила » (т.е. умереть)
Во многих местностях, в основном в южной и средней Германии, где тёплая осень держится дольше, праздник Урожая слился не с сентябрьским церковным праздником, а с октябрьским, тем самым приближаясь к северным Зимним Ночам. Немецкий кирмес (Kirchmesse, Kirmes, Kirta) — престольный праздник в честь освящения той или иной церкви (Kirchweihfest) или в честь патрона, по которому церковь названа. Как считают некоторые исследователи, первоначально в селениях имел место общинный древнегерманский праздник в честь духа-покровителя, позднее ассимилированный церковью для своих нужд. Со временем такой праздник в отдельных регионах слился с торжествами по случаю окончания сбора урожая и стал отмечаться осенью (не везде, впрочем, где-то эта роль была у Михайлова дня, а кирмес вообще приходился на лето). В итоге, светские и духовные власти страны установили его празднование на третье воскресенье октября, чтобы сократить число нерабочих дней в году. Однако во многих местах наряду с этим всеобщим кирмесом каждая деревня по-прежнему продолжала праздновать и свой собственный в привычное время. При этом церковь продолжала считать, что в кирмесе слишком много языческого, и всячески пыталась выкорчевать старые обычаи, заменив их своими, но, в целом, тщетно: общинные пиры, светское веселье, воздвижение деревьев наподобие Майских, почитание родных могил, действа и процессии с чучелом и черепом продолжали процветать среди людей. В некоторых районах празднование кирмеса принимало такой размах и приобретало такую известность, что туда отовсюду съезжался народ, а торжества длились по неделе (ещё в первой трети XX в. кирмес было принято отмечать три дня).
Как уже было сказано, кирмес сохранил некоторые черты древних общинных пиров: его центральным событием был праздничный обед, куда собирались ближайшие родичи, друзья и знакомые, при этом число гостей в доме было показателем авторитета хозяина. Родственникам, которые по каким-либо причинам не смогли прибыть на праздник, посылали кусок праздничного пирога, приобщая тем к совместной трапезе. В прежние времена главным блюдом на торжественном обеде был крепкий мясной бульон, сладкая белая каша с яичными желтками (раньше, видимо, пшеничная, позднее рисовая), в Баварии — непременно гусь и испеченная в жиру лапша из пшеничной муки. Любимыми напитками на кирмес были можжевеловая водка и вино из терновника, яблочный сидр и сладкая анисовая водка для женщин, обычная водка и, в более поздние времена, кофе. На севере, в протестантских районах, где после Реформации поклонение святым прекратилось, ежегодные ярмарки устраивали именно на кирмес, а не в день Михаила.
Во время кирмеса во многих районах Германии устанавливались Деревья, подобные Майскому, их украшали лентами, гирляндами из яичной скорлупы (тут можно припомнить «яичное дерево» Остары), и т.д., и именовали Kirmesbaum (Древо кирмеса).
В некоторых селениях в низовьях Рейна вместо дерева устанавливали шест, также украшенный цветами и лентами, а на его верхушке укрепляли череп лошади. В этих местностях праздник начинался с древнего обычая — «выкапывания кирмеса». Накануне вечером, пока девушки украшали шест, парни отправлялись за околицу и выкапывали зарытый там в прошлый праздник (или за две недели до, а то и накануне) «кирмес», т.е. соломенное чучело, бутылку шнапса и/или лошадиный череп и кости домашних животных. Такой «кирмес» несли через всю деревню под музыку к месту празднования, где помещали на крышу шатра или укрепляли на верхушке дерева или шеста. Как правило, чучело или его аналог оставались там до второй половины вторника. Иногда сразу после водружения «кирмеса» на место, ещё накануне праздника, парни устраивали пирушку.
В день праздника после торжественного обеда начинались танцы и всеобщее веселье. Местами сохранился игровой характер танцев. Так, например, в Пфальце на вилах торжественно приносили крендель. Пары во время танца передавали друг другу букет, та пара, у которой букет оказывался в момент выстрела ведущего, называлась Brezelpaar и этот крендель (Brezel) получала. В других землях аналогичным же способом выигрывали ягненка, петуха и т. п. Танцы продолжались до глубокой ночи.
Следующий день был посвящён заботе об умерших родственниках, которых живые навещали, приходя на могилы. В этот же день в некоторых местах парни обходили деревню и собирали съестное для совместной пирушки.
Во вторник, на третий день, происходили похороны «кирмеса»-символа. Шуточная траурная процессия ряженых парней с набеленными мелом лицами и с факелами в руках направлялась за околицу на пустырь. Среди них находилась и «женщина в белом», воплощение самой Смерти. На пустыре вырывали яму и закапывали в неё соломенное чучело (Zachaus) вместе с его «лошадью» (черепом на палке), бутылку шнапса и осколки стакана, голову петуха или кости от окорока, куски пирога т. п. Это может быть символической «смертью праздника», может быть смутным отголоском древних жертвоприношений.
Подобные «похороны» карались законом, и еще в 20-х годах XX столетия велись судебные разбирательства из-за действий, в которых видели насмешку над церковью.
В некоторых местах кирмес приходился на день св. Галлуса (16 октября), считавшийся кое-где началом зимы. В этих регионах уборка в садах и огородах, сплавные работы, свободный выпас скота заканчивались именно к этому времени, а не к Михайлову дню. В Альпах 16 октября стада возвращались с горных пастбищ. В Берхтесгадене, как и в других местах южной Баварии и соседней Австрии, возвращение скота с высокогорья превращалось в большой праздник. Животных украшали еловыми венками, на голову быка, идущего во главе стада, водружали довольно сложное сооружение, туловище обвивали гирляндами. На 16 октября приходилась одна из двух дат возвращения скота с пастбищ и в Швейцарии (вторая на 11 ноября, её приурочивали ко дню Мартина).
Совершенно аналогично части районов Германии, в Австрии праздник конца уборки урожая в итоге слился с киртой (Kirta), праздником, ничем не отличающимся от кирмеса. Каждый район, даже деревня имели свою кирту, которая сопровождалась открытием местного рынка и развлечениям. И совершенно аналогично немецкой склонности к порядку, при правлении Иосифа II в 1767г. государственным указом был установлен единый для всей Австрии день кирты — тоже третье воскресенье октября, в народе день стал известен под названием «императорского». По обрядности кирта, опять-таки, подобна кирмесу и впитала в себя различные элементы древних гуляний. В этот день устраивали сельские сходы, в некоторых местах тоже «оживляли» кирту, похороненную год назад, о чём торжественно объявлялось на площади. Молодежь ходила по улицам и с громкими криками носила чучело «воскресшей» кирты, заканчивался же день её новыми похоронами. Все это сопровождалось шумным весельем и танцами.
Также в Австрии в районах, специализировавшихся на виноградарстве, в октябре обычно завершался сбор винограда. За пару дней до этого в деревнях происходили выборы сторожа виноградников. По обычаю, сторож, одетый в средневековый костюм цеха виноградарей, торжественно проходил по деревне. Обязательное дополнение к костюму — меховая шапка, украшенная петушиными перьями и лисьими хвостами, а также ожерелье из клыков кабана, — возможно, имело древнее происхождение. На праздник в деревне организовывалось веселое шествие, в центре которого была повозка, украшенная лозами. При этом в Нижней Австрии, Верхней Штирии и Зальцбурге подставка для подвешивания гроздей на ней делалась в виде козла (Weinberggoaβ), её украшали виноградом, мишурой и яблоками. Кое-где в это время праздновали пробу молодого вина.
Тем не менее и в Австрии не было однозначного приурочивания праздника к одной дате: в католических церквях было принято освящать плоды нового урожая и благодарить за них на Михайлов день в противовес кирте. Женщины в белых платьях приносили в церковь корзины с плодами, зернами злаков, семенами клевера и ставили их перед статуей святого, заменявшего древнее божество — покровителя урожая. Также именно 29 сентября было днём выплаты податей.
Вид немецкой церкви в День Благодарения за Урожай (Erntedankfest) в наши дни
Сегодня в Германии традиции Праздника Урожая отнюдь не забыты, более того, это одно из тех событий, которые отмечается по всей стране, хотя, как и в прежние годы, дата его в разных регионах может не совпадать. День называется Праздником Благодарения за Урожай (Erntedankfest), или, как чаще переводят, Днём Благодарения, он был официально утверждён католической церковью в 1972 году, отмечают католики его в первое воскресенье октября. Протестанты берут за образец Пруссию, где праздник Урожая отмечался с 1773 года в первое воскресенье после 29 сентября. В дни Благодарения престолы католических храмов выглядят приятно-язычески, заставленные дарами щедрой Матери-Земли, по городкам Германии проходят процессии телег или машин, украшенные зелёными гирляндами, венками из соломы, флажками, и нагруженные тыквами, кабачками, репой, виноградом, яблоками и т.д. Повсеместно проводятся ярмарки, где каждый старается сделать свой прилавок как можно красивее и богаче… В общем, древняя, простая по своей сути, но искренняя радость и благодарность людей, пусть переадресованная новым покровителям, всё равно пробилась сквозь века и пышно расцвела в стране.
Как легко заметить, всё, что мы знаем о праздниках сентября, относится к народной обрядности, которая хранит скорее общий смысл события и ту его часть, что касалась каждого члена общины. Но у нас есть уникальное свидетельство обрядности жреческой, той, что адресована непосредственно богам, из того же циркумбалтийского региона. Относится оно к культуре балтийских славян, однако, думается, может быть с полным основанием адаптировано и к современным праздненствам в честь богов древней Скандинавии. Ибо Земля у нас одна, как её не именуй, и в благодарность за посланное изобилие и процветание язычники всех времён и народов вкладывают одинаковый смысл.
Речь идёт о свидетельстве датского хрониста Саксона Грамматика в его «Деяниях данов» про праздник Урожая в Арконе на острове Рюген. Именно на этот текст ориентировался в своё время Сигвальд, годи общины Асатру в Санкт-Петербурге, включая в первый вариант осеннего обряда диалог верных со жрецом.
Саксон пишет:
{14.39.4} Чаще всего поклонение этому божеству происходило следующим образом: один раз в год, после сбора урожая, жители со всего острова собирались перед тем храмом, в котором находился этот идол, принося ему в жертву скот и устраивая в честь божества торжественный пир. Жрец, который вопреки свойственному всем прочим жителям этой страны обычаю носил длинные волосы и бороду, накануне того дня, когда он должен был совершать богослужение, входил в святилище (что позволялось делать одному лишь ему) и с помощью веника тщательно вычищал его, стараясь при этом не дышать внутри самого храма. Чтобы не оскорбить присутствующее здесь божество дыханием смертного, каждый раз, когда ему было нужно либо набрать воздуха [в лёгкие], либо выдохнуть его, он выбегал за дверь.
{14.39.5} На следующий день, [дождавшись], когда у входа [в святилище] соберётся народ, жрец забирал у идола кубок и внимательно его осматривал. Если [за ночь] налитого в него напитка становилось меньше, он заключал, что в следующем году будет голод. Объявив об этом, он приказывал всем делать из урожая этого года запасы на будущее. Если же оказывалось, что прежнее количество [напитка в чаше за это время] не уменьшилось, он предсказывал, что и на их полях через год также будет хороший урожай. Таким образом, в зависимости от того, что предсказывал рог, жрец наставлял всех в том, как именно — бережно или расточительно ─ им следует пользоваться урожаем этого года. 3атем, после того как старое вино в качестве жертвы выливалось к ногам идола, он снова наполнял опустевший кубок. Делая вид, что почтительно прислуживает истукану, он предлагал ему отпить из чаши и в это же время в торжественных выражениях просил добра| себе и своему отечеству, а также ещё большего процветания и побед для своих соотечественников. Закончив говорить, он тут же подносил кубок ко рту и разом осушал его, после чего вновь наполнял вином и возвращал его в правую руку идола. Кроме того, в жертву идолу приносился ещё и изготовленный на медовом напитке пирог с, круглый по форме и величиной почти в человеческий рост. Жрец ставил его между собой и народом, после чего обычно спрашивал ругиян, видят ли они его, [т. е. жреца, за пирогом]. Если они отвечали, что видят его, то он желал им, чтобы на следующий год они уже не смогли его увидеть. И эти слова означали, что он просит для себя или для своего народа не гибели, а, наоборот, богатого урожая в будущем.
{14.39.6} После этого жрец от имени идола приветствовал собравшихся, призывая их и дальше усердно совершать жертвоприношения в честь божества, обещая в награду за преданность своей вере победу в бою как на море, так и на суше. Закончив с этим, остаток дня они проводили в роскошной и обильной трапезе, устраивать употребляя пожертвованную снедь для своего обжорства и приятного времяпрепровождения, а посвящённые божеству дары заставляя служить для удовлетворения своей невоздержанности. Нарушать умеренность на этом пиру считалось добродетелью, а соблюдать её — чем-то недостойным[3]
Ещё одну короткую, но выразительную картину благодарения богов за изобилие у славян оставил нам перс Ибн Даста (другое прочтение имени― Ибн Руста) в своём энциклопедическом труде «Книга драгоценных сокровищ»:
Все они идолопоклонники. Более всего сеют они просо. Во время жатвы берут они просяные зерна в ковш, поднимают их к небу и говорят: «Господи, ты, который снабжал нас пищей (до сих пор), снабди и теперь нас ею в изобилии[4]»
Речь здесь идёт о жатве, событии августовском, но столь же легко этот жест может быть отнесён к осени и к общей благодарности за урожай ― ванам и асам, предкам и благим духам земли.
Также со времён первых праздников-блотов (blót, древнеисландское слово, обозначающее языческий культ в целом, жертвоприношение или языческого идола) в Санкт-Петербурге стихийно сложился принятый во многих современных общинах обряд снятия простоявшего всё лето Майского Древа и его торжественного отправления в Иной мир ― путём воды или огня. Соотносится эта символика с похоронами Бальдра, сына Одина, лишённого пороков. Его смерть асатруа обычно вспоминают на Летнее Солнцестояние-Мидсаммер, многие говорят о его возвращении весной, вместе с воздвижением Майского Древа, осенью же приходит время прощаться с длинным днём и вспоминать о долгой зимней тьме, что подобна горю, охватившему весь мир, когда отчалила пылающая ладья светлого бога.
И сентябрьское-октябрьское празднование окончания периода сбора урожая на континенте, и исландские Зимние Ночи имеют ту общую черту, что знаменуют собой переход от внешней деятельности — в поле, в саду, на пастбище, в море — к подготовке к грядущей зиме в доме и рядом с домом. И одновременно ― переход души от внешних устремлений ко внутренним, к работе над собой, постепенное избавление от лишней суеты и возможность сосредоточиться на истинно важном. Это время радости, когда собраны и наглядны плоды годовых усилий, когда закончена изнурительная работа, а закрома полны. Время изобилия, которое хочется отпраздновать, которым не жалко поделиться с родными и друзьями на весёлом пиру. И это — время последних гуляний по тёплой погоде, в привычном, ещё летнем жизненном ритме, «бабье лето» перед заморозками. Ещё не наступило зимнее затворничество посреди морозных сугробов, ещё не наложены природой новые ограничения на людей. Но Зимнее Полугодие вступает в свои права, и надо успеть к нему подготовиться: проверить амбары и припасы, запастись дровами, устроить скот на зиму, начать обрабатывать состриженную шерсть, приготовить для хранения ещё не закопчённое или законсервированное. Ночи уже холодны, и зима не где-то там, а за порогом, и только собранный урожай отделяет человека от гибели. Деревню — от голода и холода до весны. Жизнь каждого человека — от одиночества, нищеты и бессмысленности существования, если его молодость и зрелость прошли не впустую.
И да будет собранный каждым из нас Урожай изобильным, достаток — надёжным, а осень — тёплой!
В статье использованы материалы
Сборник «Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники» под редакцией С.А. Токарева;
Книга Аурни Бьёрнссон «Исландские праздники» в переводе Т. Ермолаева;
«Деяния данов» Саксона Грамматика в переводе А.С.Досаева, т.2;
«Книга драгоценных сокровищ» Ибн Даста в переводе Д.А.Хвольсона;
Статьи Ragna Geirlaug (Hadharkona) «Haustboð» и Сигвальда «Урожай» из Библиотеки группы ASATRU | АСАТРУ | Германское язычество;
А также рассказы о праздновании немецкого Дна Благодарения (Erntedankfest) в Германии, размещённые в Интернете.
[1] Согласно древнеисландскому календарю зима начиналась в субботу после 26-й недели лета, 21–27 октября (11–17 октября до 1700 года). Лето начиналось в четверг, и, соответственно, заканчивалось в среду, оставшиеся же до субботы два дня «межсезонья» и были известны как Зимние Ночи-Vetrarnætur. Впрочем, называли так иногда и просто первые дни нового сезона.
[2] День Иосифа приходился на март.
[3] Перевод А.С. Досаева, труд Саксона написан в конце 1170 гг. и/или 1180 гг.
[4] Перевод Д.А. Хвольсона, текст Ибн Руста написан в промежутке 903-913 гг.
