Фото: Public domain Велимир Хлебников
9 ноября 1885 года родился знаменитый русский литератор-футурист.
Более века назад не стало очень значимого для русской истории и литературы человека — поэта, футуриста и странника Велимира Хлебникова. В отличие от других мастеров слова, его наследие сегодня почти забыто. И это не удивительно, потому что он был и остаётся слишком неудобным, не вписывающимся в нынешние контексты, в отличие от первых лет после взрывного 1917-го, который он невольно предсказал. Сегодня, в день рождения Хлебникова, NEWS.ru вспоминает его жизненный и творческий путь.
Задолго до бит-поколения
Громогласное имя Велимир он придумал себе на заре футуризма в 1909 году, а при рождении Хлебникову дали имя Виктор. Появился на свет он 9 ноября (по старому стилю — 28 октября) 1885 года в селе Малые Дербеты Астраханской губернии — ныне это территория Калмыкии. Его отец, Владимир Алексеевич, был известным российским и советским учёным-орнитологом и одним из основателей Астраханского заповедника, а мать, Елена Николаевна Вербицкая, — историком.
В связи с работой отца семья будущего поэта часто меняла место жительства — из Калмыкии они отправились на запад Украины, в Волынскую губернию, где жили родственники матери, происходившие из запорожских казаков. Потом был Симбирск, где Виктор поступил в гимназию, а затем — Казань, где он доучивался и в 1903 году поступил в университет на физико-математический факультет.
Фото: Public domainВелимир Хлебников, 1908 год
В известном своим вольнодумством Казанском университете, где в своё время учился сам Владимир Ленин, Хлебников сошёлся с подпольщиками и принял участие в уличных выступлениях студентов, за что попал на несколько месяцев тюрьму. В начале 1904 года он перевёлся на естественное отделение Казанского университета, как и отец, занявшись орнитологией и участвуя в научных экспедициях на Кавказ и Урал. Параллельно молодой человек активно интересуется литературой и языкознанием, самостоятельно учит японский язык, пишет стихи и сближается с поэтами-символистами, особенно когда перебрался в Петербург. Там он в 1908 году поступил на третий курс естественного отделения физико-математического факультета главного столичного университета.
Какое-то время Хлебников, ещё будучи близким к символистам, интересовался мифологией и язычеством. Тогда же молодой человек проявлял всяческое внимание к идее панславизма и, видимо, под этим же влиянием взял себе южнославянское имя Велимир. В 1909 году он переводится на историко-филологический факультет славяно-русского отделения Петербургского университета, знакомится с поэтом Николаем Гумилёвым, писателем Алексеем Толстым и литератором Михаилом Кузминым, войдя в символистское Общество ревнителей художественного слова.
В 1910 году символистская «предыстория» Велимира Хлебникова завершается сближением с футуристами Давидом и Владимиром Бурлюками, а также Михаилом Матюшиным — человеком-оркестром русского авангарда. Вскоре они создадут знаковую для русской литературы поэтическую группу первых в России футуристов «Будетляне».
Название стало неологизмом (производное от глагола «будет»), одним из тысяч новых слов, которые впоследствии произвели на свет деятели русского футуризма, назвавшие свой язык «заумью» на манер такой, какую создавал и Велимир: «О, достоевскиймо бегущей тучи! // О, пушкиноты млеющего полдня! // Ночь смотрится, как Тютчев, // Безмерное замирным полня»
Фото: Public domain Сборник группы «Гилея»
Ещё одно объединение будетлян называлось «Гилея», его лидером стал Хлебников. Эта группа издавала множество коллективных сборников (таких как «Садок судей», «Пощёчина общественному вкусу», «Дохлая луна» и другие), их авторы восхищали своей смелостью одних и возмущали других, в основном приверженцев традиционного письма и прочих консерваторов от словесности. Для того времени это был своего рода панк, если проводить аналогии со второй половиной XX века, или скорее чем-то вроде русского прототипа поэзии битников.
О, Сад, Сад! // Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку. // Где немцы ходят пить пиво. // А красотки продавать тело. // Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним, ещё лишённым вечера, днём. // Где верблюд, чей высокий горб лишён всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая. // Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем. // Где наряды людей баскующие. // Где люди ходят насупившись и сумные. // А немцы цветут здоровьем. // Где чёрный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черножёлтый клюв — осенней рощице, немного осторожен и недоверчив для него самого...
— в этих строках поэмы Хлебникова «Зверинец» чертовски много общего с мотивами написанного уже в 1950-е «Вопля» Аллена Гинзберга.
Цифры и знаки
В 1911 году Велимир Хлебников писал брату:
«Я усердно занимаюсь числами и нашёл довольно много закономерностей»
И в этом смысле его можно считать своего рода шаманом, пророком или гением совпадений (кому как нравится).
Например, через год в Херсоне на эту тему была издана его брошюра «Учитель и ученик», где Хлебников говорил о якобы найденных им «законах времени», предугадав будущие социальные бури: «Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?»
А за два дня до Октябрьской революции 1917-го от имени созданного поэтом Общества председателей Земного шара было написано письмо в Мариинский дворец с такими словами: «Правительство земного шара постановило: считать Временное правительство временно не существующим»
Спустя годы эти революционно-нумерологические «откровения» не кажутся такими уж удивительными применительно к человеку, который отсчитывал свою поэтическую биографию с другого года русских бурь и шестым органом чувств соединялся с нервом истории: «Мы бросились в будущее с 1905 года»
Хлебников стал постигать «закон времени» под влиянием ещё Русско-японской войны, активно вернувшись к этой теме после начала Первой мировой. Изучив биографию Александра Пушкина, он утверждал, что значимые события в жизни «нашего всего» происходили через каждые 317 дней. Ещё в брошюре «Учитель и ученик» Хлебников называл это число одним из важнейших в судьбах исторических персонажей и целых народов.
Фото: Public domain Велимир Хлебников
На рубеже 1915–1916 годов друзья прозвали его Король Времени, а затем было образовано упомянутое Общество председателей Земного шара, или «Союз 317». В обществе Хлебникова непременно должны были состоять 317 лучших людей со всей планеты, которые правили бы идеальным всемирным «Государством времени». Одним из первых «председателей Земного шара», естественно, был сам Велимир, а также его друг Дмитрий Петровский и поэт Вячеслав Иванов, позднее ими назначались Давид Бурлюк, Владимир Маяковский, Николай Асеев и другие деятели авангардной литературной богемы Серебряного века. (Эта зацикленность на 317 чем-то похожа на число 418 в эзотерическом учении английского поэта-оккультиста Алистера Кроули, которое в конце XX века превозносил русский авангардный музыкант и в каком-то смысле «будетлянин наоборот» — Сергей Курёхин. Неужели Хлебников позаимствовал кое-что из «Книги закона» Кроули, впервые изданной незадолго до «Учителя и ученика»?)
На фоне всей этой салонной алхимии в мире бушевала кровопролитная война за передел мира между сверхдержавами того времени, и Хлебников не испытывал к ней страсти.
Это отражено в его произведении «Берег Невольников», где есть такие душераздирающие строки:
«Русское мясо! Русское мясо! // На вывоз! Чудища морские, скорее! // А над всем реют // На знамёнах // Тёмные очи Спаса // Над лавками русского мяса. // Соломорезка войны // Железной решёткою // Втягивает // Все свежие // И свежие колосья // С зёрнами слёз Великороссии. // Гнев подымался в раскатах: // Не спрячетесь! Не спрячетесь!»
Велимир Хлебников, портрет работы Владимира Бурлюка, 1913 год
В те годы поэт жил по разным городам: у родителей в Астрахани, в Москве у Бурлюков или актрисы Надежды Николаевой, с которой у него был роман, в Петрограде... В апреле 1916 года Хлебникова мобилизовали в Астрахани и отправили в казармы сначала в Царицын, а затем в Саратов.
Не принимая армейских порядков, Хлебников писал из 90-го пехотного полка душераздирающее письмо знакомому врачу-психиатру, профессору Военно-медицинской академии, художнику и теоретику искусства Кульбину о том, что ему приходится терпеть:
Опять ад перевоплощения поэта в лишённое разума животное, с которым говорят языком конюхов. Шаги, приказание, убийство моего ритма делают меня безумным к концу вечерних занятий. Таким образом, побеждённый войной, я должен буду сломать свой ритм (участь Шевченко и др.) и замолчать как поэт.
Кульбин похлопотал, и вскоре Хлебников оказался в психбольнице. Там поэту дали заключение, что состояние нервно-психического здоровья пациента не позволяет ему воевать.
От стационара до Персии
Февральскую революцию он встретил в Харькове, где находился в психиатрической лечебнице «Сабурова дача». Оттуда поэт рванул в Петроград, будучи в восторге от происходящих в стране событий.
«Свобода приходит нагая, // Бросая на сердце цветы, // И мы, с нею в ногу шагая, // Беседуем с небом на ты»,
— писал Хлебников в одном из стихотворений того периода.
После победы большевиков «председатель Земного шара» не в первый раз отправился скитаться по стране. Астрахань, Нижний Новгород, Москва, Харьков, Армавир, Ростов-на-Дону, Баку... Будучи приписанным к частям Красной армии в качестве лектора, в апреле 1921 года Хлебников отправился из ставшего советским Азербайджана в соседний Иран для поддержки недавно вспыхнувшего восстания и созданной на севере Персии Гилянской Советской Социалистической Республики.
Оказавшись вместе с художником Мечеславом Доброковским в городе Энзели на берегу Каспийского моря, Велимир Хлебников стал известен среди местных жителей как «русский дервиш».
Легендарное путешествие в Персию. Почти четыре месяца жизни в раю. Бродить босиком и в лохмотьях по южному берегу Каспийского моря. Жить в чайхане без каких-либо средств. Овеянным наркотическим дымом курений терьяка, непрестанно писать стихи, складывая написанное в наволочку для подушки (больше ничего нет), слыть у местных жителей дервишем, священником цветов (Гуль-муллой)... Перед нами идеальный герой для хиппи. Неудивительно, что подъём «хлебниковедения» на Западе случился на стыке 1960-х и 1970-х годов,
— рассказывает публицист и исследователь контркультуры Михаил Ларинов.
Он также приводит слова журналиста газеты «Красный Иран» Алексея Костерина, по словам которого, никто не мог задержать «русского дервиша» в Персии, которого «охраняло всенародное почтение и уважение»: «Босой, лохматый, в рваной рубахе и штанах с оторванной штаниной до колена, он спокойно шествовал по берегу моря от деревни к деревне. И крестьяне охотно оказывали ему гостеприимство»
Незадолго до падения Гилянской Республики, в августе 1921 года, Хлебников вернулся в Россию, где продолжил скитаться между городами, параллельно публикуясь и работая над новыми стихами, а также начатым ещё до Персии трактатом о времени «Доски судьбы» и повестью «Зангези», ставшей одним из самых важных текстов поэта. В январе 1922 года его старые коллеги и соавторы по русскому авангарду Владимир Маяковский и Алексей Кручёных во время визита в Москву устроили несколько творческих вечеров в кафе «Домино», его признали официальные литературные институции советской власти. Но хоть Велимир Хлебников находился в русле левой политики, он был слишком неприкаянным, чтобы стать частью официоза, пусть пока ещё авангардистского и радикального не только в социальном, но и изобразительном плане.
Фото: Stasa16, CC BY-SA 3.0Могила В. Хлебникова на Новодевичьем кладбище
Весной 1922-го у 36-летнего Хлебникова начались приступы лихорадки, а 28 июня того же года он, будучи парализованным, скончался в Новгородской губернии, вдали от цивилизации. Туда его пригласил художник Пётр Митурич, где жила его семья. Поэта похоронили на погосте в деревне Ручьи, а в 1960 году перезахоронили на Новодевичьем кладбище в Москве.
Велимир Хлебников вошёл в историю не просто как литературный экспериментатор, но как шаман и бродячий пророк. В отличие от многих других авангардистов, давших язык России 1920-х и отчасти 1930-х, он остался в тени своего времени. После смерти его продолжали публиковать в СССР. В 1928–1933 годах в свет вышел пятитомник произведений авангардиста, а в 1940 году — сборник неизданного. В хрущёвско-брежневскую эпоху поэт упоминался довольно редко, интерес к нему возобновился уже в годы перестройки, когда локомотив истории вновь усилил скорость, как это было в годы работы «председателя Земного шара».
Сегодня его стихи есть не только в виде текста, некоторые из творений футуриста с лёгкой руки авангардных рокеров Алексея Хвостенко и группы «АукцЫон» стали музыкой.
