Часть I текста доступна здесь.
Последним пунктом в ряду обсуждаемых нами аргументов, выдвигаемых против туземства в левом и освободительном движении, является утверждение, что проблемы туземцев и туземных женщин не имеют значения, когда коренные народы в других частях мира страдают гораздо сильнее. Этот подход можно оспорить как минимум с двух сторон. Во-первых, он основан на ложной предпосылке: ни один разумный человек не попытается приравнять обширное системное угнетение, которому до сих пор подвергаются, например, мужчины и женщины коренных американцев, к дискриминации современных приверженцев коренных европейских верований. Коренные народы Европы в этом отношении сильно отличаются от народов других частей света, хотя бы потому, что этническое разделение между правителями и управляемыми не так четко очерчено.
Во-вторых, такое сравнение полностью игнорирует классовый аспект, который является общим знаменателем в обеих ситуациях. В Европе, а также в Америке, Африке, Азии и Австралии христианизация использовалась как инструмент подчинения населения власти в тесной связи с церковной иерархией (о чем мы писали в контексте Польши на прошлой неделе[1]). С одной стороны, специфическая доктрина христианства лишала силы население, которое теряло мотивацию бороться за лучшее существование, питаясь надеждой на посмертное спасение, а с другой стороны, церковная иерархия часто была просто продолжением светской власти, управляя помещичьими имениями и напрямую контролируя верующих, которые по своей природе обладали гораздо большими возможностями для манипулирования ими.
Такое положение дел было нормой вплоть до недавнего времени, и в некоторых местах (в том числе в Польше) его реликты все еще прекрасно видны. Важно отметить, что лучшее положение европейского населения было лишь следствием расистского отношения власть имущих, для которых белый означал лучший. Однако, принимая во внимание классовые вопросы при рассмотрении религиозности и этнической принадлежности, можно увидеть, что большинство европейцев не только не принимали активного участия в угнетении коренных народов из других частей света, но и фактически стали жертвами тех же механизмов, которые составляют систему контроля и эксплуатации. Забвение этого работает на пользу классовой исторической риторике, согласно которой субъектами европейской истории были исключительно представители высших классов — короли, великие завоеватели, полководцы и пр. — а люди из низших социальных слоев были лишь праздным объектом в руках первых. Примером такой риторики является фраза "крещение Польши", которая неоднократно используется для обозначения крещения князя и двора в раннем государстве Пястов.
Наконец, это подводит нас к самому слову "язычник". Этот термин возник в христианской номенклатуре и происходит от латинского слова "paganus", в свободном переводе означающего просто крестьянин — древние христиане таким образом подчеркивали классовое превосходство элитного, городского христианства над исконными верованиями, которые культивировались сельскими жителями. Таким образом, это самое обычное оскорбление, выражающее классовую принадлежность христиан того времени в сочетании с типичным презрением к народным верованиям. Хотя некоторые современные нехристиане действительно используют его для самообозначения, в среде коренных верующих существует осознание его значения, что порождает противодействие его использованию[2].
В самом конце вернемся к вопросу об отношении коренного населения к неевропейским коренным народам: сравнение этих двух групп никогда не имело целью преуменьшить заслуги последних и не может служить основанием для того же самого в отношении первых. Тем не менее, осознание некоторых общих сходств в положении одних и других помогает на пути к более полному пониманию того, как идеология власти проявляется на протяжении истории в различных социальных и культурных условиях, а значит, позволяет разрабатывать более эффективные стратегии защиты и расширяет пространство понимания между народами мира, укрепляя узы солидарности, которые связывают их вместе и придают им уникальное духовное измерение. У власти нет ни самобытности, ни духовности, вместо этого она будет использовать их без колебаний, чтобы править, не обращая внимания на ущерб, нанесенный человечеству, — против этого нашим оружием может быть только солидарность.
Сноски:
[1] ссылка
[2] ссылка
