Ожидание боя — по времени — кратчайший миг; для воина же — целая вечность. Храбрые не страшатся боя, ожидая его; они славят богов перед битвой и ничего не просят у них; они идут в бой, выкрикивая имя своей земли; они отдают за нее самое дорогое что у них есть — жизнь, любовь, будущее — не выставляя никаких условий. Да, никаких условий. Наточил оружие, обнял жену, поцеловал детей; котомку за плечи, и пошел. Только одна мысль жжет сердце воина: как там его род, его семья, все ли с ними благополучно, никто ли не обижает? И уж если удастся вернуться, то и разберется, накажет всех обидчиков. Но сначала землю защитить нужно.
Кто-то может сказать, что это слишком идеальные воины. Возможно и так, но не совсем. Конечно, в каждом роду-племени есть и предатели, и "нищие духом", и "рожденные рабами", и безинициативные, способные только исполнять хозяйские приказы, но они не являются теми самыми "гордыми и храбрыми русичами", которых знает история. Именно из-за таких "нищих духом" многие не видят или не хотят видеть других — сильных и свободных духом; именно посредством таких "нищих духом" и осуществляется давление на деятельных и творческих личностей, сажаются на шею народа нерадивые правители. Может возникнуть вопрос: "что же эти русичи делают, куда они смотрят?". Они не смотрят, они охраняют Русь, ее границы, поддерживая огонь свободного русского духа. Именно они первыми берут в руки оружие и первыми гибнут за свою землю, а остальные просто выживают за их спинами и плодят себе подобных. Рабы воспитывают рабов — им постоянно нужен хозяин, пастух-пастырь, который скажет им "как нужно думать, о чем и как говорить"; и если этот хозяин бросит им кость с мясом, то жизнь их сразу станет лучше и в радость. Но рабы не должны слишком хорошо жить: чего доброго, начнут думать и захотят большего, и тогда не избежать проблем. "Нищие духом" не могут быть настоящими воинами, да и не должны ими быть. Для этого всего лишь нужно, чтобы они не знали нужды в хмельном зелье и во всех прочих отравах. Пусть занимаются чем хотят, только не думают. Да, не думают. Ведь после осмысления прийдет время действия, и тогда хозяева и пастухи-пастыри лишатся всех своих богатств и привилегий. Рабы не должны думать. Осмеивай и извращай все то, что дорого рабу — и ты отымешь у него надежду; да что там надежду, саму жизнь, по большому счету. А извратить просто: пересмотри прошлое, переверни его как тебе выгодно и подсунь это детям рабов. И вот у них уже нет никакого будущего. Ибо нет будущего без прошлого. Не нужно плакаться о "прекрасном прошлом". Нужно, опираясь на него, самостоятельно завоевать по возможности еще более хорошее будущее для своих потомков.
Много разных мыслей приходит в течение дня, и еще более — в бесконечно долгую ночь перед битвой... Но любая ночь имеет свой конец, за которым следует восход солнца. Перед битвой он волшебен. Сначала начинает таять темнота, мир вокруг из черного сумрака становится сказочным, постепенно приобретая всю палитру красок. Сонный туман начинает рассеиваться, на траву опускается роса. Все сильней и настойчивей пробиваются голоса птиц. Ранее едва заметный край горизонта постепенно краснеет, озаряясь ярким пламенем утреннего солнца. Это пламя растет и крепнет, захватывая весь небосклон. Вдруг все сразу затихает. Ни голоса, ни шелеста, даже утренний ветерок — и тот стих. Замерло все и вся, как придворные в ожидании императора. Кажется, что каждое животное и растение настойчиво всматривается и ждет, когда ласковые руки солнца дотронутся до него, нежно погладят и обогреют, заставят жизненные соки бежать быстрее. И вот на свой небесный трон начинает восходить его императорское величество, властитель мира, бог-Солнце. Сначала красное, будто еще не до конца проснувшееся, оно быстро набирает свою силу, становясь ослепительно белым. Солнце всходит на трон и начинает свое служение миру.
Вместе с солнцем начинает оживать и воинский лагерь. То тут, то там поднимаются дымки костров: воины начинают готовить еду. Нужно подкрепить свои силы перед боем, ведь неизвестно, когда еще это удастся сделать — битва ведь может продолжится весь день; а без еды, какая сила? Кто-то проверяет еще раз свои доспехи, кто-то примеряет отцовскую кольчугу. Пока есть еще время, воины чистят и точат оружие. Все тревожено ждут сигнала со стороны княжеского шатра, чтобы успеть быстро одеть доспехи, взять оружие и встать в строй на свое точно определенное место. Многие достают специально для этого случая припасенные чистые рубахи и порты, чтобы подготовиться к достойному переходу в новую жизнь, начинающуюся за границей Яви.
Держа в руке шлем, из шатра выходит князь Всеслав. Он уже облачился в тяжелые доспехи и готов к бою. "Давай сигнал", — тяжелым голосом говорит он стоящему на страже гридню, — "пора встречать дорогих гостей". Он ждет, пока прозвучит сигнал. Раздается глухой рев боевых рогов. Тяжело вздохнув, князь садится на коня и устремляется к одиноко возвышающемуся над равниной кургану. Всегда верная сотня гридней, следуя за князем, быстро исчезает в степи. Остальные воины ускоряют свой шаг и, повинуясь воле князя, направляются к кургану — там Всеслав будет держать слово перед войском.
И вот все уже собрались в намеченном месте. Князь терпеливо ждет, когда подошедшие воины выровняют свои ряды и выстроится в порядок конница. Всеслав говорит подозванному им сотнику: "Пошли людей к темникам. Нечего людей до подхода хазар стоймя томить. Пускай пока присядут отдохнуть. Дозоры предупредят заранее. Иди." От кургана разлетелись всадники, и спустя некоторое время Всеслав увидел, что ратники начали присаживаться, устраиваясь поудобней. Он посмотрел на тяжелые облака, постепенно затягивающие небо. Жара начала спадать. "Опять хазарам не повезло, не их погода", — подумал Всеслав.
Неожиданно князь услышал нарастающий гул голосов, оглянулся и увидел приближающихся к войску жрецов, ведомых Доброяром, в руках которого что-то ослепительно блестало. Чем ближе они подходили, тем громче становились голоса воинов — "Секира Перуна! Слава богам, не оставили нас!". Верховный жрец Доброяр прошел вдоль всего строя и направился к княжему кургану. "Да, не подвел Доброяр. Вовремя и ко времени, — подумал Всеслав. — Воинов от тяжелых мыслей освободил: теперь веселее смотреть будут, да и хазар теперь встречать легче будет". Вслед за Доброяром на княжий курган поднялись жрецы и подошли к Всеславу. Доброяр остановился перед князем и, обращаясь к войску и князю, провозгласил:
Сокол белозер, гой востринушка,
Аки взлетываешь, аки вскорываешь.
Ты лети, лети, в Светлый Вырий-град
Да спеши, спеши по перунию.
Перуне, громо-боже, красно руне -
Славен, Треславен Буде,
Вми призывающих тя.
Оружию, хлебу, роду
Благословленья дажди,
Громотворение яви.
Прави над всеми
Вще изродно.
Тако бысть,
Тако есмь,
Тако буде.
Протягивая князю золотую секиру, Доброяр молвил: "Прими, княже, золотую секиру богову, что вместе с остальными дарами нам от богов дадена, что с неба была обретена нами и на хранение нам передана. Возьми ее в руки свои, и пусть десница твоя грозно ей владеет и разметывает врагов Руси-матушки.
Всеслав взял из рук жреца сделанную из золота тяжелую Секиру Перуна, поднял ее высоко над собой и после, как того требовал обряд, сделал ею несколько взмахов. Раздался дружный клич всего войска — "Слава Перуну!". Жрец Доброяр вскинул руки вверх: "Боже наш, Перуне! Благославление дай нам на битву!". И тут же тучи разорвала молния, раздался сильнейший удар грома, за ним последовал еще более громкий клич княжего войска — клич торжества.
"Видишь, князь? Боги дали тебе и войску твоему благословение на эту битву", — молвил жрец. "Слава богам нашим за подмогу! — воскликнул князь, — Спасибо и поклон тебе, жрец. Земной поклон вам, воины, что встали на защиту земли нашей. Битва сегодня будет страшная: враг идет на нас лютый, пощады не знающий. Биться мы сегодня будем за счастье сыновей и внуков наших. Смотрите в степь: стена на нас надвигается. Это идут враги — рабы своих господ, желающие и нас сделать такими же рабами. Так встретим же их серыми волками, одной дружной стаей. Не пощадим живота своего, братья. К бою!"...
