…И когда за гранью рассвета,
По граниту лязгнет коса,
Рассеките Луну-монету
Половинки сложив на глаза.
Захохочет мужик косматый,
Крякнет в бороду: «Ну и чудак!»
И не взявши с меня оплаты,
На тот берег доставит за так.
Крив
Причастный к жизни и смерти, податель благ, поэт и волхв – вот те общие характеристики, которыми наделяет Велеса языческое народное сознание. Низвергнутый Перуном и не упомянутый в списке пятибожия Владимира I, он, все же, сохранил свое влияние в умах наших предков-аграриев, встав на защиту тех, кто кормится за счет Матушки-Земли[1] – изначально хтонической субстанции, разделяющей миры Яви и Нави. Когда-то единый логос Велеса, в процессе принятия христианства на Руси, распался на отдельные образы святых: св-х Николу, Власия, Флора и Лавра. Так, особое положение св. Николы на Руси неоднократно отмечали иностранные наблюдатели, которые констатировали, что русские воздают Николе поклонение, приличествующее самому Богу. Его образ чтится наравне с Богородицей и даже самим Христом[2].
Имена Богов — это неотъемлемая составляющая их культа, поскольку звуковое пространство настраивает на необходимое состояние для переживания нуменозного. Кроме этого, если исходить из посыла, что Боги – это наши предки, то знать свою «родословную» становится прямой обязанностью человека, чтящего традицию. Поэтому важно раскрыть этимологическое и семантическое значение имени Велеса. Для начала скажем о вариантах произношения имени Божества – Велес/Волос. На севере Руси, скорее всего в Поволховье, «был известный бог Велес, соответствующий, видимо, Волосу южной Руси».[3] Разумеется, вариант теонима Волос на севере был достаточно известен. Это вытекает хотя бы из того, что раннеславянское население Северной Руси, будущие новгородцы и псковичи, сохраняло устойчивые связи, которые, по свидетельству всех источников, поклонялись именно Волосу. По-видимому, этот вариант теонима имел широкое, наддиалектное, распространение у восточных славян[4]. Взаимозаменяемость теонимов указывает на то, что варианты Волос/Велес разнятся лишь в произношении, но не в смысловой нагрузке. Основа Вел-, безусловно, наиболее древняя в данной микросистеме, и отсылает к древнебалтийским обозначениям языческого божества на vel-. Волос- же появилась благодаря восточнославянскому переводу (калькированию) древнебалтийской топоосновы при усвоении ее славянами.[5] Далее коснемся более глубинных пластов архаики. Так, праславянский корень *vel-/*vol- восходит к индоевропейскому корню в значениях «желать», «хотеть», «выбирать», «предпочитать», «давить», «напирать». Эта семантика является первичной[6]. От нее мы можем провести параллель к таким характеристикам Велеса, как «скотий бог» в значении податель богатств («скот» как имущество), которые человек хочет и желает, а также к его волховским способностям, ведь волшба в буквальном значении – это продавливание окружающего пространства с целью реализации своей воли. Языку древних балтов были хорошо знакомы обозначения божества на vel-, которые продолжаются в современных литовских словах vele «душа», veles «духи умерших», латышских Vels, Velns, литовском velnias «черт, бес, дявол».[7] Кроме этого, возможно, что корень vel- восходит к гласной паре wl- (ср. vl-), а в германском vl=val-. Указанный корень повсеместно встречается в именах Одина, а позднее и англ. Fall – Павший, Отец Павших. Представленные этимологии связывают нас с потусторонними характеристиками Велеса, обнажая его амбивалентность и давая отсылку к миру мертвых – Нави. Так же нельзя обойти вниманием и более поздние трактовки Велес/Волос. Так, В. Даль определяет «велес» как «повелитель, распорядитель, указчик», а «волос» трактует как «власть».[8] Данная характеристика отлично ложится на народные представления о Велесе как покровителе общины, в которых добрый, защищающий Велес противопоставляется грозному, карающему Перуну.[9]
Погрузившись в семантику имени, стоит перейти к Природе Велеса. Здесь мы вновь обратимся к таким понятиям греческой философии, как «Единое» и «многое». Так, в комментариях к диалогу Парменид, Дамаский Диодох описывает умное устроение Космоса, характеризующееся тем, что сам Ум[10] познал себя как целое. Указывая на предикаты (утверждения) умного устроения (однородность, проявление из монады – Единого), неоплатоники связывают его с Демиургом (в случае современной славяно-русской традиции – со Сварогом). В этом устроении, согласно мнению греческих философов, как бы сходятся воедино «два отца»[11], где первым отцом будет являться Чернобог – изначальный Хаос, а вторым Сварог – Космос. Данное обстоятельство нас интересует тем, что Демиург — Сварог, познавая изначальную хаотическую природу, проявляет ее в Космос через свой свет, поскольку «творение» является его неотъемлемой характеристикой. Таким образом, Велес становится эманацией Сварога, вобравшей в себя черты Чернобога. Дополнительно стоит отметить, что в римской традиции результатом проявления «двух отцов» становится Сатурн, в греческой – Кронос[12]. На связь Велеса непосредственно с изначальным Хаосом как своей природой указывают, например, литовские источники, связывая чёрта с дуплом дерева (в частности, дуба)[13]. Здесь необходимо отметить то, что еще Аристотель выводил понятие дерева в философскую категорию как определение материи, т. е. «бытия в потенции», которая может стать таковым через форму. Вместе с тем, мировое дерево, все же, объект Космического масштаба, а значит замыкается на Демиурге. С учетом разности чинов Сварога и Велеса в иерархической манифестации Божественного, становится очевидным, что пару Велесу составляет другая эманация Сварога – Перун. Таким образом, сохраняется структура Ума в виде триады в философии неоплатоников (Сварог-Перун-Велес). В целом, указанная концепция соответствует повсеместному явлению вытеснения высшего божества – творца мира – Богами плодородия, богатства жизни, космических и витальных энергий, управляющими всеми субстанциями и обеспечивающими плодородие.[14]
Итак, рассмотрев источник проявления Велеса, обратимся уже к природе его характеристик. Для этого, в первую очередь, стоит сказать о реконструированном «основном мифе» — противоборстве Перуна и Велеса. Так, одной из общих характеристик для многих архаичных верований становится концепция «удаляющегося Бога», который, после сотворения мира, вверяет его в руки своих «сыновей» (эманаций). Их задачей становится поддержание существования этого мира. В контексте современного славяно-русского язычества хранителями Космоса и его законов (Роты[15]) становятся Перун и Велес. При наложении указанного мифа на троичную концепцию устроения Космоса, мы можем установить, что основной областью взаимодействия Богов и людей становятся этот (Явь) и потусторонний (Навь) миры, в то время как Сварог «удаляется» в мир Богов (Правь). Развернутое описание структуры миров не является задачей данной статьи, поэтому кратко отметим, что провести четкую демаркационную линию между мирами невозможно. При этом, учитывая гетеродоксальность язычества, а также беря во внимание традиционную доктрину циклов, стоит сказать, что в каких-то регионах и моментах времени доминирующее положение занимает Перун, а в каких-то – Велес. Но все же, стоит отметить, что заключенный договор между Богами предполагает сохранение равновесия – Лада. Данное обстоятельство вынуждает Богов наказывать более низших духов из своих миров, нарушающих баланс. Например, об этом может свидетельствовать пролог XIV в. Погодинского собрания. Там св. Никола «змия умртви угнездившеся подъ некиимъ селом пакости деюща».[16] Обращает на себя внимание то обстоятельство, что географическое распределение (преимущественного) культа Волоса и (преимущественного) культа Перуна на восточнославянской территории соответствует в общем распространению культа св. Николы и св. Георгия.
Теперь же настало время поговорить о том, какими чертами наделен Велес в изложенной выше концепции манифестирующего Божественного. Естественно, мы сразу же обратимся к наиболее актуальной проблеме – к вопросу его амбивалентности, пути решения которого мы наметили выше. Приведенные В. В. Ивановым и В. Н. Топоровым[17] в историческом разрезе параллели от образа святых, частично перенявших функции языческих божеств, до эпохи индоевропейской общности, указывают на четкий разрыв некогда единого образа Велеса на т.н. «образы-функционалы». Наиболее древним свидетельством причастности Велеса одновременно и к жизни, и к смерти, относящимся к индоевропейскому наследию, становится упоминание его характерных атрибутов: змея и шкура.
Шкура, как наиболее архаичный и многогранный символ, в данном контексте выступает аллегорией богатства и достатка, объясняя этим покровительство Велеса над животноводством и земледелием. Вместе с тем, функции Велеса как скотьего бога соответствует общеиндоевропейское представление о загробном мире как о пастбище, где один из Богов пасет души мертвых.[18] Отметим, что связь богатства и мохнатости (обилие волосяного покрова на шкуре) отчетливо прослеживаются, например, в украинской примете: «Хто волохатий, той буде богатий».[19] Стоит иметь ввиду, что эпитет богатый в ряде случаев может соотноситься как с богатством, так и со словом бог и, видимо, может пониматься как божественный. Данное соотношение должно рассматриваться семантически, поскольку слав. *bogъ первоначально означало «богатство, податель богатства».[20] Со временем сакральное значение обилия, характерное для шкуры, перешло на шубу, обрядовые действия с которой повсеместно встречаются в крестьянском быту восточных славян. На семантическую связь шкуры с миром мертвых может указывать ритуальный забой скота как при погребении, так и при поминальных празднествах у славян, определившее первоначальное значение слов тризна, тризнище, которые этимологически связаны с ритуальным закланием трехгодовалого животного. Примечательно также, что некоторые сельскохозяйственные обряды, связанные с именем Николы, могут производиться в день Флора и Лавра (18 августа), почитаемый как «лошадиный праздник». Нельзя обойти вниманием и одну из аниморфных форм Велеса – медведя. Именно поэтому в обряде опахивания селения, совершаемом при падеже скота, могут носить медвежью голову. Характерно, что в качестве ее функционального эквивалента в других местах фигурирует икона св. Власия. Амулеты из медвежьей головы, а также медвежьих лап и медвежьей шерсти рассматриваются вообще как средство, призванное охранять скот и способствовать его размножению. На связь медведя с богатством указывает, например свадебная обрядность Калужской области: молодых встречает мужчина из жениховой родни в вывернутой мехом наружу шубе, «штобы маладые лахматыи были – к багацтву».[21] Показателен и обряд, зафиксированный в Орловской губернии: «когда новокупленную корову заводят во двор, то ее встречают тучный человек или беременная женщина, раскидывает в воротах шубу, по коей и ведут корову».[22] О «скотьем Боге» как покровителе животного начала в человеке говорить мы здесь не будем, поскольку это является предметом более сложной теологии и относится к выстраиванию вертикали Духа[23] и связанным с ней аллегорическим саможертвоприношением.[24]
С развитием земледелия расширилась и область влияния Велеса – теперь помимо скота он покровительствует и плодородию, которое являлось важной составляющей быта наших предков-аграриев. Прежде всего это выражается в особом обряде завивания «Миколиной бородки», что означает тоже самое, что и «Волосова борода»: «Когда выжнутся, оставляют на поле небольшой кустик колосьев и говорят одной жнее: «Ты верти бороду Волосу, или Велесу, другояко скажут»». Отметим еще обычай праздновать «Николины святки» в течение трех дней – 4, 5 и 6 декабря; в эти дни в Харьковской губернии варили кутью и узвар, чтобы на будущий год был урожай на плоды и ячмень. Достаточно выразительна и поговорка: «На поле Никола – общий бог» или в другом варианте «На поле Никола один бог». Выделим и участие медведя ритуальной пахоте. Обычай запрягать в плуг медведя рядом с волом призван привлечь Божество для обработки земли.[25]
Структурно рассмотрев Велеса в качестве подателя благ, перейдем к его «потусторонним» характеристикам и, в первую очередь, скажем о его змеиной эманации. Нужно иметь ввиду, что мифологический Змей, который представляет собой эманацию восточнославянского Волоса, непосредственно связан со смертью и обитает у входа в загробный мир. Эта функция Змея отражается, между прочим, в сказках, где Змей, охраняющий вход в «тридесятое царство», пребывает у огненной реки, в хрустальной горе и т. п., что соответствует широко распространенным представлениям о потустороннем мире.[26] В реконструированном «основном мифе» подчеркивается тема Змея как хозяина воды, хранителя озера.[27] Источником же рек и озер, согласно представлениям славяно-русской традиции, являются подземные воды, т. е. воды, вышедшие из земли, а значит из нижнего мира. Их поверхность – тонкая грань между этим (Явь) миром и другим (Навь). Являясь хозяином таких вод, Змей становится не просто хранителем, но и проводником, погружающим на глубину – в мир мертвых. В подтверждение сказанному стоит отметить и важный метафизический смысл расположения погребальных курганов на территории расселения славян – по берегам рек, как можно ближе к воде или на покатых возвышенностях, спускающихся к реке.[28] Характерно, что некоторые старые чешские свидетельства представляют собой отсылки Велеса за море, а также отсылку врагов скота в «тартарары, в бездну».[29] И здесь стоит сказать о русском Николе как водителе душ в царстве мертвых. В своих описаниях России XVI –XVIII вв. иностранные наблюдатели неоднократно свидетельствуют, что русские при похоронах вкладывают в руки покойнику «письмо к св. Николаю», которого считают стражем райских врат.[30] А. Н. Афанасьев указывал, что во время «обмирания» (летаргического сна) душа человека, отделившись от тела, странствует на том свете по аду и раю, руководимая Николой.[31] Это подтверждается и практиками «метафизического умирания»[32], в ходе которых практикующему является Змей.[33] Наконец, другая эманация Велеса – медведь — обнаруживает специальную связь и со смертью. Так, литовцы, чтобы обеспечить умершему доступ в рай, клали с покойником в лодку и сжигали медвежьи когти, с помощью которых покойный мог взлезть на гладкую гору.[34] В тоже время, Велес как Змей вбирает в себя и потенцию плодотворящего начала, поэтому связан не только со смертью, но и с рождением – это подтверждается русскими любовными заговорами, связывающих Змея с беременностью.[35] Стоит также вспомнить и былину о Волхе Всеславовиче, мать которого «зачала от Змея». Здесь нужно рассматривать не столько физический контакт, сколько то, что Змей сам привел необходимую для рождения душу. Кроме этого, согласно свидетельствам В. Й. Мансики, многие славяне держали и кормили в домах змей.[36] Крестьяне верили и в то, что домашних животных могут оберегать даже гады – «домашний» уж или «домашняя» змея. Иногда крестьяне продавали лошадь или корову только «с ужом», считая, что иначе корова не станет доиться. Верили, что если «ужа-охранника» убить, то и корова умрет. Такое покровительство змея над скотом в очередной раз подтверждает, что он – эманация Велеса, которую почитали в живом воплощении в качестве такого своеобразного «одомашнивания». Весьма любопытен в этом плане рассказ Оленария, повествующий о том, что во время стоянки на корабль поднялись две змеи. Русские гребцы обрадовались и сказали, что их нужно охранять и кормить, поскольку это не злые змеи, а доброкачественные, принесшие весть о том, что св. Николай доставит попутный ветер.[37]
Еще одним интересным атрибутом в славяно-русской традиции, связанным с миром мертвых, является золото. Как констатирует Пропп «все, что окрашено в золотой цвет, этим самым выдает свою принадлежность к иному царству. Золотая окраска есть печать иного царства».[38] Отметим также этимологическую связь между «золотом» и «желтым», а также их семантическую связь с «красным», которые выступают как взаимозаменяемые варианты. Следует обратить внимание и на обыкновение умывать от дурного глаза или уроков с золота (денег), а также пить с золота воду для исцеления. Знаменательно в этом плане представление, что умывание с золота или серебра спасает от удара молнии. Нельзя не вспомнить при этом характерный для русской сказки мотив золотой отметины, которую получает сказочный герой в тридесятом царстве. В широком смысле – это символ приобщения к царству мертвых. Согласно поверьям, появление такого желтого пятна на руке предвещает смерть или деньги.[39] Стоит отметить схожие мотивы и в ранее обозначенных практиках «метафизического умирания» — адепт, переживая касание Божественного, встраивается в поток «желтых частиц». После этого еще в течение нескольких дней продолжает жечь лоб.[40]
Вышеописанные и, на первый взгляд, не связанные между собой характеристики Велеса становятся вполне оправданными в структуре мира как Острова – Буяна (мир живых), окруженного Окиян-Морем (мир мертвых). И преддверием к разрешению этой проблемы может стать один из эпитетов Велеса, прижившийся в современной славяно-русской языческой традиции – Вещий. Слово «ве́щий», кроме русского, нашло свое отражение во многих славянских языках. Так, вещу́н, укр. вiщу́н, др.-русск. вѣштии «мудрый», сербск.-цслав. вѣшть «peritus», словен. véšča «мудрая женщина; ведьма», болг. вещ «мудрый, опытный», сербохорв. ве̏шт «опытный», ве̏штица «колдунья», чеш. věští «мудрый», польск. wieszcz «поэт-пророк, мудрец».[41] Указанное слово произведено от той же основы, что и ведать, весть, вече.[42] Обращаясь к толковому словарю великорусского языка В. Даля мы обнаружим что пространство значений вышеуказанных слов отправляет нас к глаголу водить – провожать на ходу, либо таща за собою силою, понуждая или помогая, поддерживая или указывая путь, управлять, держать, плодить.[43] Здесь также представляет интерес семантическая связь слова «водить» со словом «вода» в своей коревой основе, отправляя нас к первородному элементу, содержащемуся практически в любом теле. Метафизически в концепции устроения Мира в виде Острова-Буяна, окруженного Окиян-морем, вода выступает символом Иного, находящегося за пределами этого мира, но, в тоже время окутывающим и пронизывающим его. Через пространство воды осуществляется путешествие души в роду (рождение/смерть), а также обмен дарами между живыми и мертвыми. Данная концепция приравнивает значение слова «водить» к управлению Космическими процессами, которые находят свое отражение как повторение действий Богов in illo tempore[44] в сакральной проекции Космоса на земле – быту: водить волостъ, быть головою[45]. В подтверждение сказанному приведем вариант русского заговора: «Есть море золото, на золоте море золот корабль, на золоте корабле едет святый Николае, отворяет морскую глубину, поднимает железные врата, а залучает от раба Божия (имярек) усови (название болезни) аду челюсти».[46] Таким образом, Велес не только принимает непосредственное участие в этом взаимообмене между мирами, но и руководит им, «водит» души по циклам рождения и смерти. Его характеристика как подателя благ подразумевает под собой обмен дарами между живыми и мертвыми, смертными и Богами.
Отдельно стоит рассмотреть и семантическую связь «Вещего» со словом «вещь». В. Даль в широком смысле трактует вещь как «все, что доступно чувствам».[47]Обращает на себя внимание, что в немецком языке слово Ding (вещь) происходит от thing (связано с исл. þing)– собрание, публичный процесс. В этой связи повторим и родственность слов вещий и вече. То, из-за чего происходит вече, касается каждого, то, о чем идет речь. В. Даль также задается вопросом связи слова вече с наиболее архаичным речь.[48] Стоит отметить семантическое родство слов «речь» и «река», уходящее, возможно, к корню *rei-/*ri- «приходить в движение, устремляться».[49] Речь направлена на движение звука изнутри во вне, как и течение реки, берущее свое начало у истока и проявляющееся на видимой поверхности. Ранее мы уже сказали о связях воды с загробным миром. Слово «речь» восходит к древнеиндоевропейскому — racayati «приводит в порядок, изготавливает, готовит».[50] Таким образом речь – это то, что принес Вещий из пространства Иномирья, то что организует и упорядочивает деятельность общины, собирает вече. В этой связи встает вопрос о сложной теологии вертикали Духа, где Велес дарует речь. Здесь можно провести аналогию с Одином, который, совершив саможертвоприношение, дарует руны.
К слову, вышеуказанный набросок раскрывает перед нами еще одну немаловажную характеристику Велеса – волхование (колдовство). Это прослеживается через легенды о Николе, в которых он сливается с образом колдуна – волхва. Никола в этих легендах в бане рассекает тело на части, затем составляет его вновь, дует – и тело оживает. Обращаясь к исследованиям М. Элиаде о традиционных обществах, описанные ритуальные действия представляют собой комплекс различных посвящений, в том числе и шаманского: нового шамана духи разрывают и собирают заново. Поскольку прямых свидетельств, указывающих на связь Велеса с волхованием обнаружить весьма проблематично, мы попробуем рассмотреть этот вопрос с бытовой точки зрения. Чем мог заниматься волхв в общине? Давайте рассмотрим на примере этнографии. Выше мы уже отметили его функции водителя душ из одного мира в другой. Кажется, вполне естественно, что отправление душ в Навь и встреча их в Яви могло быть присуще и волхвам. Кроме этого, выделим и наличие заговоров, раскрывающих Николу как врачевателя. Логично заключить, что данная функция характерна для большинства жрецов различных культов всех традиционных обществ. Следует подчеркнуть, что в отличие от ряда других святых, которые имеют более или менее четкую медицинскую специализацию, к Николе в принципе могут обращаться при любой болезни.[51] Никола может восприниматься вообще как покровитель и управитель свадеб. В одной украинской сказке Никола предстает в образе старого деда, связывающего лыки – жизненные нити тех, кто в свое время должен соединиться супружеской связью.[52] Свадьба – действие сакрализированное, поэтому участие служителя культа в нем просто необходимо.
Говоря о поэзии и театре как характеристике Велеса, которые, в первую очередь, относятся к области сакрального, а лишь потом несут в себе развлекательный смысл, мы обратимся к аналогии с культом Диониса. Примечательно, что верными почитателями Диониса были менады (безумствующие), они же фиады (неистовые). В этой связи представляет интерес в современной славяно-русской языческой традиции практика ряжения (окрута) – ритуального надевания масок. Данное действие направлено на обезличивание того, кто ее надел, для того, чтобы пригласить в себя духа. Стоит отметить, что экстатические состояния, достигаемые при таких практиках, предполагают антисоциальное поведение, направленные на разрушение норм и традиций, сложившихся в обществе. Здесь выделим исполнение речитативных частушек, которые являются народной поэзией, а значит причастны сакральному. Отметим также и практики театральных представлений, в которых окрутники повествуют различные былички. Эти представления являются самым древним, устным способом передачи традиции, уходящим своими корнями в эпоху индоевропейской общности. Отметим, что такой «сакральный театр» является способом повторения действий Богов in illo tempore[53], характерный для всех архаичных обществ. Учитывая то, что Дионис – Бог изобилия и плодородия (что сближает его с Велесом), священным напитком, приближающим адепта культа к касанию Божественного, является вино. В это связи отметим обычай чествовать Николу на братчинах пивом. Это, по-видимому, объясняет наименование Николы «пивным Богом». Отметим, что пьянство на Руси в Николин день имело повсеместный и ритуальный характер: «Они (русские) считают неприличным и непристойным не упиться в этот день вином и водкою». Отсюда возник и глагол николить в значении «пить, гулять, пьянствовать».[54] Метафизический смысл возлияния спиртных напитков заключается в разотождествлении со своим физическим «Я» для дальнейшего путешествия души в Иномирье, которую переносит туда сам Велес.
Мы структурно рассмотрели развернутые в пространстве потенции логоса Велеса. Многое осталось и за рамками нашего рассуждения, например его эманации в низшей мифологии: Водяной и Леший. Однако, указанные этимологические и семантические связи, обобщенные нами этнографические данные и теологические рассуждения в широком смысле определяют значение логоса Велеса как собирающее–раскрывающей силы,[55] целью которой становится установление и поддержание связей между смертными и Божественным в различных аспектах их проявления (творение, управление, жертвоприношение, ведание[56]). Здесь как нельзя кстати приходится ответ волхва Велеслава на вопрос о том, Богом чего является Велес: «Велес – Бог всей России». Этот ответ в целом обобщает его представленные характеристики в качестве сакрального руководителя и распорядителя общины, сочетающего в себе функции царя и жреца.
[1] Здесь и далее обозначение термина с заглавной буквы выводит его значение из физического пространства в метафизическое.
[2] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[3] Ю. С. Лаучюте, Д. Мачинский, [5, С 187].
[4] В. Л. Васильев, Н. Н. Вихрова «Волос/Велес в топонимии Новгородской земли», проект «Полный историко-топонимический словарь Новгородской области (названия населенных пунктов)», Нижний Новгород.
[5] Там же.
[6] Ю. С. Иванчикова, «Модальные семантические реализации корня *vel-/*vol- (на материале русского языка)», Известия Гомельского Государственного Университета имени Ф. Скорины, № 4, 97, 2016.
[7] В. Л. Васильев, Н. Н. Вихрова «Волос/Велес в топонимии Новгородской земли», проект «Полный историко-топонимический словарь Новгородской области (названия населенных пунктов)», Нижний Новгород.
[8] В. Даль. «Толковый словарь живого великорусского языка», Т 1, М., «Терра», 1998.
[9] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[10] Основную идею неоплатонизма составляет разработка диалектики триады Плотина: Единое-Ум-Душа. Единое эманирует в Ум, а Ум – в Душу.
[11] Дамаский, «Комментарий к «Пармениду» Платона», «Мiр», СПб., 2008.
[12] Там же.
[13] В. В. Иванов, В. Н. Топоров, «Исследования в области славянских древностей», М., «Наука», 1974.
[14] М. Элиаде, «Мифы, сновидения, мистерии», «Ваклер», 1996.
[15] Рота – слав. клятва, завет, присяга, божественный закон; В. Даль, «Толковый словарь живого великорусского языка, М., «Терра», 1992, Т. 3, С. 1722.
[16] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[17] В. В. Иванов, В. Н. Топоров, «Исследования в области славянских древностей», М., «Наука», 1974.
[18] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[19] Гринченко, I, с. 252.
[20] Якобсон, 1950, с. 1025; Зализняк, 1962, с. 42; Трубачев, II, с. 161 – 163.
[21] Шереметева, 1928, С. 46.
[22] Зеленин, 1914-1916, С. 958.
[23] Дух – в античной философии обозначает условие и результат высших форм деятельности разума. Это высшая способность человека, позволяющая ему стать источником смыслополагания, личностного самоопределения, осмысленного преобразования действительности; открывающая возможность дополнить природные основы индивидуального и общественного бытия сферой культурных (моральных, религиозных, эстетических и пр.) ценностей; играющая роль руководящего и сосредотачивающего принципа для других способностей индивида.
[24] Более подродно см. у влх. Велеслава (Черкасов И. Г.).
[25] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[26] Пропп, 1946, с. 200, 212, 232-233, 244, 260, 269.
[27] В. В. Иванов, В. Н. Топоров, «Исследования в области славянских древностей», М., «Наука», 1974.
[28] В. Й. Мансикка, «Религия восточных славян», М., ИМЛИ РАН, 2005.
[29] В. В. Иванов, В. Н. Топоров, «Исследования в области славянских древностей», М., «Наука», 1974.
[30] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[31] Афанасьев, 1914, С. 67; Афанасьев, III, С. 21.
[32] Метафизическое умирание – практика по разотождествлению со своим умом, выражающаяся в остановке потока мыслей. Одна из форм практики в апофатическом богословии.
[33] Более подробно см. VK сообщество «Слезы Прозрения» (18+).
[34] Вольтер, 1890, С. 142-143; Н. Тихонравов, I, С. 197; Афанасьев I, С. 121, Добровольский, II, С. 309; Воронин, 1960, С. 56.
[35] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[36] В. Й. Мансикка, «Религия восточных славян», М., ИМЛИ РАН, 2005.
[37] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[38] Пропп, 1946, С. 263-264.
[39] Фишер, 1921, С. 55-56.
[40] Более подробно см. VK сообщество «Слезы Прозрения» (18+).
[41] Этимологический онлайн-словарь М. Фасмера, https://lexicography.online/etymology.
[42] Этимологический онлайн-словарь Г. А. Крылова; согласно Миклошичу (Mi. EW 390), из *věd-ti̯o- от ведать, весть; этимологический онлайн-словарь Н. М. Шанского, https://lexicography.online/etymology.
[43] Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля, М., «Терра», 1998, Т.1 стр. 543.
[44] С лат «в то же время» — так М. Элиаде описывал время деяний Богов.
[45] Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля, М., «Терра», 1998, Т.1 стр. 543.
[46] Буслаев, 1861, стб. 1353; Афанасьев III, С. 102, Майков, 1869, С. 457, № 90; Лахтин, 1912, С. 41.
[47] Там же, Т. 1 стр. 463.
[48] Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля, М., «Терра», 1998, Т.1 стр. 462.
[49] Этимологический онлайн-словарь русского языка А. В. Семенова, https://lexicography.online/etymology/semyonov.
[50] Там же.
[51] Г. Попов, 1903, С. 255.
[52] Афанасьев, 1957, № 573; Афанасьев, III, С. 373-375.
[53] С лат. «в тоже время» — так М. Элиаде определял время деяний Богов.
[54] Б. А. Успенский, «Филологические разыскания в области славянских древностей», МГУ, 1982.
[55] см. значение логоса у М. Хайдеггера.
[56] Ведание – это непосредственное Знание-как-Переживание (в трактовке влх. Велеслава).
