Славяне до крещения не знали письменности и почти не пересекались с письменными народами, которые могли бы оставить о них какие-либо сведения. Поэтому бо‌льшую часть своей ранней истории древние славяне были мерцающим народом, который то появлялся, то исчезал, то вновь появлялся в свидетельствах иностранных авторов.

Впервые народности, связываемые со праславянами, упоминаются у Геродота (5-ый в. до н. э.; к слову далеко не о каждом европейском варварском народе есть письменные упоминания такой древности): это жившие на север от скифов невры, будины и андрофаги, которые обычно отождествляются с носителями милоградской, юхновской, и днепро-двинской культур соответственно. Впрочем, иногда их связывают с прабалтами или с ещё неразделившимися прабалто-славянами. Вопрос усложняется также неоднозначностью датировки распада прабалто-славянской общности (глоттохронология как несерьёзный шизометод не в счёт). Поскольку названия железа в балтийских и славянских языках происходят от общей основы *gele|ēź-, балты и славяне должны были разделиться где-то в железном веке (начало 1-го тысячелетия до н. э. — 1-ый в. н. э.), что не сильно помогает в этнической идентификации невров, будинов и андрофагов.

Однако есть ещё один серьёзный датирующий признак. А именно иранские заимствования в славянских языках, отсутствующие в языках балтийских. Иранизмов в славянских языках немного (около сорока), но они в значительной степени относятся к культурной или даже религиозно-мифологической области, и по ряду причин далеко не все из них можно отнести к сармато-аланским заимствованиям эпохи Великого Переселения Народов, что свидетельствует о том, что праславяне успели испытать серьёзное влияние носителей восточно-иранских языков. Балты при этом вступить в контакт с иранцами не успели. То есть прабалты и праславяне разделились до или во время появления скифов в Восточной Европе. Учитывая всё вышеперечисленное, очевидно, что невры, будины и андрофаги, жившие рядом со скифами и имевшие с ними военно-политические отношения (например, будины согласились помочь скифам во время скифо-персидской войны, в отличие от невров и андрофагов, которые посчитали, что скифы сами виноваты), должны были быть праславянами.

Мимоходом замечу, что скифы-пахари и скифы-земледельцы, с лёгкой руки Рыбакова названные сколотами (хотя у Геродота сколоты — это именно царские скифы), к славянам никакого отношения не имеют.

Вообще Геродот оставил о наших предках интереснейшие этнографические свидетельства в своей «Мельпомене», например, об оборотничестве невров, или о гелонах — изгнанных из Эллады эллинах-дионисийцах, переселившихся в земли будинов, с которыми каждому советую ознакомиться, но я сосредоточусь на этнонимии.

Вероятно, Геродот вложил в названия Βουδίνοι и Νευροί так называемые ложные дифтонги (как в Σαρμάται и Σαυρομάται), и их следует читать как *Βυδίνοι и *Νεροί, что отображает праславянские основы *būdin- и *ner-, где первая происходит от предполагаемого *būda ‘племя’, то есть *būdinəi это ‘соплеменники’, дословно субстантивированное прилагательное ‘племенные’, а вторая продолжает праиндоевропейское *h₂ner- ‘мужчина’. В принципе, самые обыкновенные этнонимы, учитывая семантическую связь член племени — мужчина — человек, характерную для архаических обществ.

Интереснее с андрофагами: древнегреческое Ἀνδροφάγοι дословно означает ‘людоеды’, и Геродот действительно приписывает им каннибализм. Занятно, что, судя по всему, славянские исследователи не очень-то желают видеть в андрофагах одних из своих предков, и стараются приписать им финно-угорское или какое-нибудь другое неславянское происхождение; их даже рассматривали как предков мордвы, якобы от древнеиранского *mardχvār- ‘людоед’, что было обоснованно раскритиковано Фасмером. Однако данные археологии не подтверждают сведения Геродота о каннибализме андрофагов, и поэтому в них скорее следует видеть фольклорные представления о людоедах, циклопах и прочих грифонах живущих где-то далеко на севере.

Однако давайте предположим, что Геродот был прав и часть праславян действительно практиковала каннибализм. Если бы это было так, следует ли это из этого, что нам следует порицать наших предков, считать их дикими неразвитыми варварами или даже отказываться от них? Нет, ни в коем случае. Отношение к людоедству — вопрос этический, и в здоровом обществе источником этики является воля богов и духов, а не своеволие людей. И если у того или иного народа есть та или иная этическая система, то только потому что так решили боги и духи этого народа, и это правильно (по крайней мере, на определённом временном промежутке), потому что боги по определению мудрее людей. Осуждение обычаев вроде каннибализма у некоторых архаичных общностей с позиций светского гуманизма есть не что иное, как проявление модернистских расистских предрассудков (которыми, увы, больна значительная часть младоязычников).

Как сами андрофаги называли себя, мы не знаем и вряд-ли когда-нибудь узнаем. Можно конечно предположить, что название Ἀνδροφάγοι возникло в результате народной этимологизации какого-то праславянского слова, но я в праславянском языке не могу вспомнить ни одного слова или словосочетания, которое могло бы звучать подобным образом.

Следующее упоминание славян мы находим в «Географии» Клавдия Птолемея рядом с галиндами, судинами и аланами (2 в. н. э.) в форме Σταυανοί, которая, видимо, отображает праславянское *slawēne: правила греческого языка не позволяют группу согласных sl-, поэтому начальные согласные в *slawēne претерпевают различные изменения в греческих, или позаимствовавших это название через греческое посредство, источниках. У Геродота не упоминаются производные от *slawēne, поэтому возникновение этого этнонима стоит относить к периоду между 5-ым в. до н. э. и 2-ым в. н. э. С этимологической точки зрения этноним сложный, и насчёт его происхождения выдвигались разные теории. Можно сказать точно, что он не происходит от *slāwā ‘слава’; «акающая» форма славяне появилась довольно поздно, и скорее всего напрямую не связан со словом *slawa ‘слово’, потому что в таком случае следовало бы ожидать основы *slawes-, а не *slaw-, но может происходить от однокоренного глагола *slautei ‘говорить понятно’.

Несмотря на наличие слов типа бҍжанинъ ‘беглец’, ловьчанинъ ‘охотник’, связанных с абстрактными понятиями, этнонимы, образованные с помощью суффикса *-ēn-/-jān-, как правило связаны с топонимами, ср. бужане, висляне, поэтому согласно одной из теорий этноним *slawēne должен происходить от некоего топонима, вероятно, гидронима (реки или озера) с основой *slaw-, от праиндоевропейского *ḱlowǝ- ‘омывать, очищать’, ср. название литовской деревни Šlavė‌nai на реке Šlavė‌, что точно соответствует этнониму *slawēne. Но на территории появления праславян не обнаружено ни одного подходящего гидронима, поэтому «речная» этимология славян повисает в воздухе, а обстоятельства возникновения этнонима со значением ‘понятно говорящие’ не до конца ясны.

От чего бы ни происходил этноним *slawēne, он ещё с древнейших времён был ассоциирован его носителями со словами *slawa ‘слово’ и *slautei ‘говорить понятно’, о чём свидетельствуют сочинения Константина Философа (9-ый в.), обыгрывающие созвучие между словами словѣне, слово и слышати. Занятно, что в готском языке есть глагол slawan ‘молчать’ без внятной германской этимологии. Не восходит ли он к этнониму *slawēne? Если это так, то, учитывая, что германцы для славян — это немцы ‘немые’, а слова чудь, чужой происходят от готского þiuda ‘народ’, корни взаимного славянско-германского непонимания восходят к довольно древним временам.

Мимоходом также замечу, что новогреческое σκλάβος ‘раб’ и его производные в других языках к славянам никакого отношения не имеет: это слово появилось в греческом языке относительно поздно, имеет понятную внутреннюю этимологию от σκυλάο ‘добываю военные трофеи’ и с названием славян лишь созвучно, не более.

Славяне — одна из немногих европейских общностей, которые имеют общее самоназвание: кельты и германцы, например, как названия общностей, были даны им соседями, а термин балты вообще был придуман лингвистами в 19-ом веке. Этнонимы, производные от *slawēne, широко распространены у славян: словаки, словенцы, словене ильменские, словинцы-кашубы на побережье Балтики, славонцы в хорватской Славонии. Преимущественно они распространены на окраинах, то есть там, где славяне жили в окружении неславянских народов. Но, судя по всему, изначально этноним *slavēne не был самоназванием всех славофонных племён. Так, у того же Птолемея рядом с аланами, свевами и агафирсами упоминаются Σουοβηνοί, в названии которых обычно видят праславянское *swabēne (от *swabə ‘свой’, отсюда же *swabadā ‘свобода’), которое в современном русском языке должно было бы дать †свобене. Некоторые исследователи предполагают, что *swabēne было изначальным названием славян, в котором сначала произошла диссимиляция *w-*b > *l-*b (ср. свобода : слобода), а затем народно-этимологическая ассоциация со словом *slawa ‘слово’: *swabēne*slabēne*slawēne. Однако, учитывая, что у Птолемея Σταυανοί и Σουοβηνοί упоминаются одновременно и не отождествляются, более вероятно, что оба этнонима использовались параллельно разными славофонными группировками, пока второй не был вытеснен первым.

Возвращаясь к этнониму *slawēne, стоит вспомнить именьковскую культуру, которая существовала на Среднем Поволжье и которая достаточно твёрдо определяется как славянская, славянский язык которой отразился в виде субстрата в пермских и волжско-финских языках. После прекращения существования именьковской культуры в 7-ом в., в регионе ещё несколько веков проживали остатки именьковского населения. В связи с этим интересно, что в письме хазарского царя Иосифа (10-ый в.) упоминаются народы С.л.виюн и С.в.р, чётко локализующиеся на Поволжье, и по всей видимости относящиеся к постименьковскому населению. Ко второму этнониму мы ещё вернёмся, а первый свидетельствует о том, что именьковцам было известно название *slawēne, унаследованное ими от своих предков ещё с прародины, и которое стало основным не просто в инокультурном окружении, а в ситуации полнейшего отрыва и изоляции от всех остальных славян. Учитывая, что именьковская культура восходит к полесскому варианту зарубинецкой культуры (Припятское Полесье), не были ли её носители первой популяцией, которая назвала себя *slawēne?

Начиная с 6-го в., греческим и римским источникам известны склавины (др.-греч. Σκλάβήνοι, лат. Sclaueni) и анты (др.-греч. Ανταί, лат. Antes), две славофонные группировки, находившиеся друг с другом в довольно сложных отношениях. Если в имени склавинов, отождествляемых с носителями пражской культуры (которая, как и именьковская, восходит к полесскому варианту зарубинецкой культуры; разделение предков пражцев и именьковцев в 2-3 вв. говорит о том, что их общее самоназвание возникло не позднее этого срока, что совпадает с данными Птолемея), без труда опознаётся этноним *slawēne с изменением начального sl-, обусловленным правилами греческого языка, то этимология антов, с которыми надёжно отождествляются носители пеньковской и колочинской культур, вызывает споры. Выдвигались иранская и тюркская этимологии, но они имеют ряд лингвистических проблем. Перспективно рассматривать праславянское *antəi как диалектную форму *wentəi, восходящего к праиндоевропейскому *wenət- ⁓ *wonət-, означающему ‘близкие, дружественные, родственные люди’, и который бы дал в современном русском языке †вяты.

Возможно, от праславянского *wentəi происходит название племени вѧтичи, имеющего с антами археологическую преемственность. Этноним вѧтичи в таком случае должен означать ‘маленькие анты’ или ‘потомки антов’. Другое племя, происходящее от антов, известно под именами сѣверѧне, сѣверъ, сѣверо, сѣвера, что напоминает (пост)именьковский этноним *sēwer-. И действительно, вероятно, что некоторые остатки именьковской культуры влились в отождествляемую с северянами волынцевскую культуру, передав им своё название.

И хотя потомки антов были ассимилированы потомками склавинов, память о них, согласно одной из версий, сохраняется в словах вящий ‘более сильный, больший’ и вяще ‘больше’, что свидетельствует о том, что анты воспринимались остальными славянами как знатный и родовитый народ, и что совпадает с характеристикой Иордана: «Анты же — сильнейшие из обоих [племён]»

Наряду с антами и склавинами с 6-го века известны также венеды (др.-греч. Οὐενέδοι лат. Venedi), которые называются то ли предками, то ли другим именем, то ли ветвью славян. Так как о венедах я уже писал, в этой заметке я лишь вкратце срезюмирую выводы: венеды — не славяне и не прямые предки славян, но отдельный народ, говоривший на особой, сохранившейся только в виде субстрата в славянских и балтийских языках, ветви индоевропейской языковой семьи, вероятно, близкой к италийским и кельтским языкам, который был ассимилирован славянами и поэтому уже с 6-го ассоциировался с ними. Происхождение венедов связывают с археологической культурой полей погребальных урн и её производными. Сам этноним *wenedəi, видимо, восходит к тому же праиндоевропейскому *wenət- ~ *wonət-, что и *wentəi ~ *antəi, но, в отличие от антов, в праславянском языке их наименование не восходит напрямую к праиндоевропейскому, а было заимствовано из венедского языка.

Не до конца ясна связь между балтийскими венедами, адриатическими венетами и анатолийскими энетами, которые в «Илиаде» называются союзниками троянцев. Помимо сходного названия, их объединяет такая не самая тривиальная культурная особенность, как захоронение праха сожжённых покойников в лицевых урнах, что обнаружено в древней Трое, у этрусков, адриатических венетов и балтийских венедов. К тому же всё эти этнонимы соединены через янтарный путь: венеды и венеты находятся на двух концах янтарного пути, а про энетов Геродот писал, что янтарь привозят из их земли с реки Эридан.

В средневековье др.-исл. Vindr, англос. Weonodas и т. д. означало полабо-балтийских славян, граничивших с германцами, а немцы и по сей день называют словом Wenden лужицких сербов. Иногда так могли именовать и других славян, как, например, в названии Windische Mark, провинции Священной Римской Империи, находившейся на территории современной Словении, или в средневековом немецком термине Windischland, обозначавшем Королевство Славония (сегодня в составе Сербии и Хорватии). Это название было заимствовано также в финские языки, производными от него до сих пор называют русских и Россию: фин. Venäläinen ‘русский’, Veneman, Venäjä ‘Русь, Россия’, эстон. Venelane ‘Русский’, Venemaa ‘Россия’ Vene ‘Русь’ карел. Veneä ‘Русь’. Согласно одной из версий, к этому же этнониму восходит имя карело-финского эпического героя Вяйнямёйнена (карел. и фин. Väinämöinen), являясь его эпонимом.

Некоторые древние авторы говорят о том, что некогда у склавинов и антов было общее название. Согласно Прокопию Кесарийскому, это Σπόροι, в котором некоторые исследователи, включая Фасмера, видят в праславянское *sparə ‘богатый, щедрый обильный’, что затруднительно из-за o-вокализма в Σπόροι. Дело в том, что в праславянском языке не было фонемы [o]: она развилась из [a] только около 8-9-го вв., и поэтому если в предполагаемом праславянском слове до этого рубежа встречается [o], это нужно как-то дополнительно объяснить. Например, [o] вместо ожидаемого [a] в птолеемевском этнониме Σουοβηνοί обычно объясняют лабиализацией (огублением) гласного звука после [w], а в прокопиевском Σπόροι никаких условий для лабиализации нету.

Сам Прокопий выводит этноним Σπόροι из греческого σπείρω ‘рассеянные’, объясняя это тем, что «они населяют страну, разбросанно расположив свои жилища»

Я склоняюсь к тому, что споры — это скорее всего не самоназвание, а внешнее наименование, данное антам и склавинам греками.

Согласно Баварскому географу (9-ый в.):

«Сериваны – это королевство столь [велико], что из него произошли все славянские народы и ведут, по их словам, [своё] начало». Арабский историк Ал-Мас‘уди (10-ый в.) сообщает: «И эти <язычники> разделяются на разные роды: из них род, у которого с глубокой древности была государственность. Был у них царь, которого называли Маджк (Маджл). И этот род называется в.линана. В древности за этим родом следовали остальные роды ас-сакалиба <по смыслу: этот род наиболее знатен из ас-сакалиба, т.к. у них впервые появилась государственность>, так как именно у них <в.линана> был царь, и другие их цари подчинялись ему»; и далее: «оно почитается между их племенами и имело превосходство между ними. Впоследствии же, пошли раздоры между их племенами, порядок их был нарушен, они разделились на отдельные колена и каждое племя избрало себе царя, как мы уже говорили об их царях, по причинам, описание коих слишком длинно»

Очевидно, перед нами две версии одного предания — краткая и пространная. Наиболее убедительны объяснения названий сериваны (Zerivani) и в.линана от славянских *čirwjāne и *walūnjāne, тем более, что как раз на Волыни находились Червенские города (и потом Червонная Русь). Вероятно, червяне — это название части волынян. К тому же, рядом с червянами в «Баварском географе» названы и собственно волыняне – Velunzani.

Позднейшая славянская традиция помнит о некоей прародине, но располагает её не на Волыни, а на Дунае. Так, чешский хронист Далимил выводит славян из «Хорватии», автор «Великопольской хроники» — из «Паннонии», а автор «Повести временных лет» — из Нижнего Подунавья. Византийские хроники также знали «склавинию», как они называли славянские политические объединения, располагавшуюся в 6-ом веке на юго-востоке современных Румынии и Молдавии.

Известны также имена её правителей: это Δαυρέντιος / Δαυρίτας (*dabrenta, в современном русском его имя звучало бы как Добрята), вошедший в историю своим ответом аварскому кагану Баяну:

«Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот человек, который бы подчинил себе силу нашу? Не другие нашей землей, а мы чужой привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будут на свете война и мечи!», и павший в бою с аварами, после чего его сменил Μουσοκιος, которого давно сопоставляют с Маджком арабских авторов (к сожалению, и то и другое имя без внятной этимологии), которому подчинялись Αρδαγαστος (*ardagastə, Радогост) и Πειράγαστος / Πηράγαστος (*pīragastə, Пирогост)

Согласно данным археологии, на территории державы Добряты и «Мусокия» находилась ипотешти-кындештская культура, за границами которой, от Эльбы до Дуная и среднего Днепра, находилась родственная дунайским склавинам пражская культура, на территории которой, недалеко от Владимира-Волынского, находилось городище Зимно, первый славянский укреплённый город и по всей видимости резиденция «Мусокия» / «Маджака». Вряд-ли ипоштетинцы и пражцы входили в одну политию, учитывая географическую разделённость, но скорее всего речь идёт о союзных политиях, объединённых этнонимом *slawēne. Зимно в таком случае было крепостью дунайских склавинов, основанной на землях их союзников.

Учитывая сведения византийских источников, археологии и позднейших преданий, речь идёт о сильном и экономически развитом объединении, которое может называться первым славянским государством. Именно в этом ключе стоит понимать сведения источников о дунайской прародине славян: на Дунае находилась не прародина всех славофонных популяций, как считают некоторые маргинальные исследователи, а первое славянское государство, жители которого называли себя *slawēne, и именно этот этноним со временем вытеснил остальные названия, такие как *swabēne или *antəi. Возможно, именно память о дунайском наследии мотивировала походы князя Святослава в Болгарию и его странное, на первый взгляд, до конца не объяснённое желание перенести столицу своего государства на Дунай.

Вкратце пройдусь по не до конца раскрытым вопросам, на которые мне указывали в отзывах на цикл о праславянах[1][2][3][4][5][6], а также исправлю некоторые собственные ошибки.

Скифы-земледельцы и скифы-пахари. Скифы-земледельцы скорее всего возникли в результате переосмысления греками скифского этнонима *gauwarga ‘разводящие скот’ как γεωργοί ‘земледельцы’, что косвенным образом подтверждается тем, что Геродот, рассказывая о скифах-земледельцах, трижды употребляет глагол νέμω ‘пасти’ в форме медиального залога, которым он характеризует других кочевников. Со скифами-пахарями сложнее: помимо названия, есть прямые сведения о том, что они сеяли хлеб; археологи связывают их с так называемыми зольничными скифоидными культурами, то есть с доскифским населением неясной этнической принадлежности (на этот счёт у меня есть некоторые подозрения, чему будет посвящён отдельный пост), которое затем испытало сильное скифское влияние. При формировании Зарубинецкой культуры скифоиды были ассимилированы праславянами. Скифоидов можно считать предками славян в том смысле, что они были будущими славянами ассимилированы.

Людоедство в Скифии. На землях андрофагов действительно находят разрозненные человеческие останки, что иногда трактуют как подтверждение сведений Геродота об их каннибализме. Но точно такие же находки встречаются и на землях будинов, и меланхленов и вообще всей лесостепной Скифии, а это уже входит в противоречие со словами Геродота о том, что андрофаги — единственное на всю Скифию племя с такими обычаями. Консенсусного мнения насчёт того, как эти находки понимать у археологов нету, кроме «людоедской» теории, предполагалось также, что это могут быть свидетельства человеческих жертвоприношений (к чему склоняется большинство исследователей), военных конфликтов или погребальной практики выставления трупов. Вообще, что касается конкретно андрофагов, то думаю есть смысл хотя бы в рамках рабочей гипотезы предположить, что это племя могло быть так прозвано из-за жестокости своих обычаев вообще (ср. с современным «людоед» в переносном смысле), и уже на это прозвище могли наложиться фольклорные представления, о фантастических народах где-то далеко на севере.

Государственность у склавинов и антов. О существовании в общественном устройстве дунайских склавинов иерархии и суверенитета свидетельствует помимо всего прочего то, что византийские источники называют Добряту и «Мусокия» термином ρηξ, дословно переводящимся как ‘царь’ или ‘король’. Возможно, с дунайскими склавинами или их потомками связаны загадочные дунайц|чи, упоминаемые в русских летописях, о которых упоминается, что они называют городок, основанный Кием на Нижнем Дунае, Киевцем, а поздняя Никоновская летопись (16-ый в.), рассказывая о призвании варягов, сообщает, что у варягов были конкуренты из хазаров, полян и дунайцев. О зачатках государственности у антов свидетельствует закон, согласно которому ант не может быть пленником у другого анта, то есть у антов существовала общая надплеменная идентичность, и между ними отсутствовали или по крайней мере они были очень редки войны, что нехарактерно для большинства европейских варварских народов того времени, пребывавших в раздробленности. К тому же, анты со 2-ой половины 6-го века были союзниками византийцев и даже могли стать федератами Империи, получив полноценную государственность на её дунайских рубежах со столицей в римской крепости Туррис, однако этот проект сорвался (возможно, этой истории стоит посвятить отдельный пост).

Поиск

Журнал Родноверие