Чаще всего в древней славянской литературе изображения божеств называются словом кумиръ, которое по всей видимости связано с осетинским gumîr ‘великан, дрючок, идол’, а то в свою очередь — с названием древнего народа киммерийцев.
Учитывая что киммерийцы были вытеснены из Причерноморья скифами, можно предположить следующее семантическое развитие: имя киммерийцев со временем стало приобретать черты легендарного народа, жившего когда-то давно, и обладавшего фантастическими чертами, в первую очередь огромным ростом (ср. *obrъ — славянское название великана от аваров); затем этот народ-великан стал связываться с т. н. скифскими «каменными бабами», основанием чего послужили распространённые у разных народов представления о превращении великанов в камни, сохранившиеся в том числе в славянском фольклоре, нередко связывающиеся с теми самыми «каменными бабами». Постепенно это слово стало означать антропоморфное изображение в принципе, включая изображения божества, и в таком виде было заимствовано предками славян у ираноязычных племён.
Этимология другого распространённого названия идола, бълванъ ⁓ балванъ, окончательно не выяснена. Обычно его считают тюркизмом ср. др-тюрк. balbal ‘надгробный камень, памятник’, что, однако, затруднительно фонетически. Трубачёв предполагал, что если выделить значение ‘большой камень, глыба, скала’ у рефлексов этого слова, то оно может быть связано с романским *balma ~ *balwa дороманского субстратного происхождения, обозначающим нависающую скалу, откуда бав.-тирольск. balfen, palfen ‘нависающая скала, каменная глыба’. Разаускас высказал интересную мысль, что оно может быть связано с литовскими balva ‘подарок, взятка’ и balvoti ‘подкупить, дать взятку’. Таким образом, учитывая тесную связь понятий «подарок» и «жертва», болван — это тот, кому приносят жертвы. Этимология Разаускаса кажется мне наиболее вероятной, учитывая лит. bulvonas ‘идол’ и лтш. bulvāns ‘манок (в виде птицы)’, которые Фасмер необоснованно считает заимствованиями из русского, но вообще слово довольно тёмное.
Следующее название, капь, от которого происходит слово капище, встречается, насколько мне известно, только в старославянской литературе и обычно считается болгарским диалектизмом. Чаще всего его считают заимствованным у дунайских булгар и возводят к тюркскому *käр ‘форма, изображение’. Это возможно, но необязательно, особенно учитывая, что чувашский язык, наиболее близкий к языку древних булгар, знает только метатезную форму päk. Слово капь вполне может быть исконным и восходить к праиндоевропейскому *kāp- ‘участок земли, сад, огород’ с дальнейшим семантическим развитием «участок земли, сад, огород» > «святое место, священный сад» > «священная роща» > «храм» и «идол».
В ряде восточнославянских диалектов также зафиксировано слово стод ‘идол’, несомненно восходящее к скандинавскому stoð ‘столб, колонна’.
Бесспорно славянскими названиями изображений божеств следует признать лишь слова истуканъ и образъ: первое означает «вырезанный, высеченный» и является причастием прошедшего времени страдательного залога от глагола истукати ‘резать, лить из металла’, второе — от приставки об- и корня раз-, связанного чередованием с глаголом рѣзати, ср. словен. obraziti ‘(по)царапать, нацарапать, (вы-, над-) резать’ и чеш. razit ‘чеканить’.
Отдельно замечу, что употребление слова чур в значении «идол» не встречается в древних источниках и народной речи, а является современным родноверческим неологизмом, вышедшим из общин «Родолюбие» и «Коляда Вятичей», где появился под влиянием трудов академика Рыбакова, который произвёл его от слова чурка ‘короткий обрубок, кусок дерева’, связав со словом пращур. Тем не менее, чурка (а значит и чур) этимологически восходит к праиндоевропейскому *keur- ‘рубить, резать’
Подводя некоторый итог обзору славянских названий изображений божеств, можно заметить, что многие из них либо однозначно заимствованы из неславянского источника (включая наиболее употребительное кумиръ), либо имеют неясную этимологию и вполне могут быть заимствованы, что наводит на мысли о том, что возможно для славян изображения божеств изначально не было обязательным элементом культа.
В подтверждение этому суждению можно вспомнить слова Гельмольда из Босау о необязательности идолов у полабо-балтийских славян:
«...По дороге пришли мы в рощу, единственную в этом краю, которая целиком расположена на равнине. Здесь среди очень старых деревьев мы увидали священные дубы, посвященные богу этой земли, Прове. Их окружал дворик, обнесённый деревянной, искусно сделанной оградой, имевшей двое ворот. Все города изобиловали пенатами и идолами, но это место было святыней всей земли. Здесь был и жрец, и свои празднества, и разные обряды жертвоприношений. Сюда каждый второй день недели имел обыкновение собираться весь народ с князем и с жрецом на суд. Вход во дворик разрешался только жрецу и желающим принести жертву или тем, кому угрожала смертельная опасность, ибо таким здесь никогда не отказывалось в приюте.
...У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, бог альденбургской земли, — они не имеют никаких идолов»
