Фрагмент из статьи Т. В. Цивьян «Балканские дополнения к последним исследованиям индоевропейского мифа о Громовержце».
Громовержец, изгнав жену за измену со Змеем, начинает подозревать, что и его 9 сыновей — змеёныши, и решает подвергнуть их испытанию огнём на свойство «быть змеем». Сыновья змея сгорают, становясь пеплом, или делаются червями, камнями и т. п., скрываясь под землёй. В этом случае можно говорить, что Громовержец не превращает детей в змей, червей, камни и т. п., но испытанием заставляет их проявить своё небожественное/нечеловеческое происхождение, в котором он не вполне уверен.
Тогда эта ситуация трактуется не как _наказание_ собственных детей, но как _продолжение борьбы с противником_, мультиплицированном в детях. В связи с этим распространённые сюжеты о борьбе отца и сына за власть, об уничтожении сына отцом получают несколько иное освещение: здесь может идти речь о ложном сыне, о замаскированном противнике, повторённом во времени и пространстве.
Испытание проходит только истинный сын Громовержца — самый младший и самый маленький, см. формульное речение:
Поминав вода, не се удаив,
Поминав огон, не се изгорев,
Поминав секира, не се пресеков.
Существенно, что испытание необходимо не только Громовержцу, для опознания истинного сына, но и самому сыну, для преодоления в себе змеиных черт. Вскрывается неслучайность того, что настоящий сын — обязательно младший: то, что он младший и единоутробный брат (8) змеёнышей, приобщает и его к змеиной породе. Он должен пройти стадию очищения и вернуться в мир обновлённым. В свете этого возникают некоторые соображения о мифологической основе ритуалов инициаций, состоящих из ряда достаточно длительных испытаний; они направлены, во-первых, на то, что младшие должны доказать истинность своей принадлежности к данному коллективу и, во-вторых, на то, что испытания должны помочь им от зла, воспринятого хотя бы и невольно.
Пребывание героя под землёй, под водой, в заточении (в замкнутом пространстве), т. е. временная смерть и воскрешение, вводит в круг рассматриваемой мифологемы персонажей календарного цикла, связанных со сменой времён года, с возрождением и умиранием природы: Телепина, Залмоксиса, Диониса, Адониса, наконец, Персефону-Прозепину и т. п. Это позволяет связать основной миф о Громовержце с других основоположным мифом — о «вечном возвращении»: в данном контексте мифы связываются родственными отношениями между их героями. Громовержец может интерпретироваться как о т е ц божества, управляющего календарным циклом и обеспечивающего правильное осуществление функций мира природы, отчего зависит плодородие, здоровье, благополучие и т. п. Сам Громовержец, обладающий верховной властью, употребляет её для устройства мира на более высоком, космогоническом, уровне и для нравственного руководства миром.
Несколько заходя вперёд, можно попытаться установить следующую схему, соответствующую универсальной модели мира и в каком-то смысле определяющую основные направления в распространении многочисленных мифологических и фольклорных представлений, сюжетов, ритуалов и т. п. На предварительном этапе могут быть выделены три части или три шага, последовательно расположенные на временно́й оси: 1) сотворение мира; 2) поединок Громовержца с противником, изгнание жены, испытание сыновей; 3) воскрешение младшего, истинного сына, кладущее начало календарному циклу. Эти части, связанные друг с другом содержательно, образуют инвариант, дающий неограниченные возможности для разветвлений и вариаций.
Мотив детей-змеёнышей, подмены детей, брака между человеком и змееподобным существом, на внешнем уровне — неразличение змея и человека, так же, как и обмен атрибутами (см. представления о человеческом происхождении змеи; ноги у змея, — хромота, безногость героя и т. п.), приводит к мысли о двуприродности людей, в зависимости от их божественного или змеиного происхождения. Существенно, что в нейтральной ситуации различия скрыты: они либо известны изначально (см. тотемную традицию, где не-человеческий предок известен, и родство с ним поддерживается и охраняется); либо проявляются в критической ситуации. В свою очередь, критическая ситуация может возникнуть самостийно, ввиду большей активности змеиного начала; с другой стороны, критическая ситуация может быть вызвана искусственно, специальным (или невольным) испытанием. Ситуацию первого брака и первой семьи (Громовержец — жена — 9 сыновей) в применении к реконструированному варианту основного мифа можно расширить до ситуации первого треугольника: Громовержец — жена — Змей. Предполагается, что первоначально добро и зло существовали в мире в непроявленном статусе; оппозиця добра и зла не была актуальной. На этой стадии различия между Громовержцем и Змеем были нейтрализованы. Может быть, лёгкость обмена атрибутами и предикатами между Громовержцем, и Змеем, среди прочего, имеет и глубинные семантические основания: в начальной позиции Змея можно было трактовать в какой-то степени как дублёра Громовержца (или его друга — многочисленные парные божества, парные герои и т. п.). Затем наступил момент, когда ситуация была взорвана Змеем: похищение скота, измена жены, разоблачение детей. Громовержец победил змея в поединке, изгнал жену; подвергнув испытанию детей, он одновременно избавился от потенциальных противников, очистил от скверны истинного сына и доверил ему особую область — мир живой природы. Однако зло в мире не было уничтожено окончательно, поскольку змей лишь скрылся в земных водах. Возможность сосуществования непроявленного добра и зла сохранилась. Это сохраняет и взрывчатость ситуации, особенно из-за большей активности зла по сравнению с добром. Опасность заключается в том, что племя Змея живо, и двуприпродность человека сохраняется. При этом возможны не только чистые случаи: племя Авеля/племя Каина («железные люди»), оппозиции люди/не́люди, человечность/бесчеловечность и т. д., но и смешанные случаи совмещения змеиного и человеческого начала при сосуществовании добра и зла в одном субъекте. На этом фоне манихейские идеи получают дополнительное обоснование в мифологеме «Первый поединок добра со злом». Оптимистичным в вечной ситуации борьбы добра и зла является возможность достижения добра путём очищения и испытания и при исходном причастности ко злу (младший сын Громовержца). Манихейство, постоянное напоминание о противоположных силах, действующих в мире, особенно значимо из-за того, что зло существуют скрыто и неотличимо от добра, набирая темп для критической ситуации, к которой следует готовиться заранее, чтобы иметь возможность предупредить её. Поединком Громовержца со Змеем отмечается момент введения в устройство мира нравственного начала, как двигателя мира, актуального при наличии противоборствующих сил.
Существовавшая до этого гармония, по всей сути была не динамична, так что накопленные потенции пропадали втуне (не случайно движение, в частности, смена времён года и другие циклы были введены п о с л е поединка и последовавших за ним событий). Изживание зла не только в мире, но и в самом себе, преодоление имманентной вины и связанные с этим философские, религиозные и этические идеи могли иметь своим истоком или находить себе отражение в универсальной мифологеме о змееборчестве, прохождении через смерть и воскрешении в очищенной и обновлённой ипостаси.
Источник: Балканский лингвистический сборник. — М.: Наука, 1977. — стр. 190-193.
